Это ее младший. Он приезжает до и после работы: постирать, убраться и покормить. Как правило, ночует дома на другом конце Москвы. В полумраке ночника заметны темные круги вокруг глаз и заострившиеся скулы. «Как же он, наверное, устал со мной, — тяжело подумала она, — больше тянуть нельзя, сегодня я должна все ему рассказать».
— Кирюша, переночуй, сегодня, у меня.
— Конечно, мамуль, только сейчас позвоню Ксении, а то она будет волноваться — у нас в Теплом Стане по ночам последнее время неспокойно, — берет телефон и уходит на кухню…
…дядя Иосиф достал из комода небольшую шкатулку. У него подрагивают руки, и с зажатой в пальцах папиросы прямо на пол сыпется пепел. Он открывает шкатулку, в которой на бархатной подушечке лежит металлическая подвеска.
— Доченька, возьми это, — мама протянула ей красивый металлический кулон. На цепочке посверкивает небольшой очень симпатичный зайчик.
Фигурка касается пальцев, они чувствуют холод, как будто зайчика достали не из комода, а только что принесли в дом с мороза, потом ладошку стало покалывать. Ощущение неожиданное и приятное.
— Пожалуйста, сильно-сильно сожми кролика, — глухим голосом просит дядя Иосиф.
— Не бойся, родная, — подбодрила мама.
Она послушно сжимает фигурку и с удивление чувствует, что брюшко зверька мягкое.
— Вот! — она возвращает кролика. На его боку четко стали видны вмятины от детских пальцев, уши и лапки вдавились в фигурку.
— Видите, Иосиф Абгарович, — мама отдает кулон бородачу. Он двумя руками взял кролика и внимательно стал его разглядывать.
— Этого не может быть! — он рассматривает фигурку, пробует пальцем вмятинки на ощупь. Затем подбегает к столу, находит на нем большую лупу и вновь начинает внимательно рассматривать кролика.
— Фатима, невероятно, посмотрите! Мало того, что в руках этого ребенка невероятно твердый металл становится подобен пластилину, но фигурка еще и восстанавливает форму! — глаза Иосифа лихорадочно блестят. — Никогда не видел ничего подобного! Невероятно! — повторяет он.
— Ну, что, убедились? — мама снова отошла к окну, — умоляю Вас, пообещайте мне, что будете оберегать ее, если с нами, со мной и Хайруллой что-либо случиться. Я чувствую приближение лихих лет.
Пройдет несколько дней, и скуластая смешливая девочка уже сама пройдет мимо гранитных атлантов-великанов в музей и услышит первую лекцию об истории культуры человечества, которую ей и еще нескольким ленинградским разновозрастным ребятишкам прочтет директор Эрмитажа, академик Иосиф Абгарович Орбели.
Пройдут многие годы, и она будет водить своих сыновей по залам великого музея и рассказывать им о сокровищах мировой культуры и искусства, о которых сама узнала на лекциях дяди Иосифа.
— Мам, я пойду, подремлю немного, — сын снова заставил ее открыть глаза, — а то завтра рано вставать, надо будет убрать в лаборатории — у нас после Новогодних праздников начальство решило помещения проверить, на предмет чистоты и порядка, а у меня такой свинарник, — он махнул рукой, тяжело поднялся и исчез в полумраке квартиры. Потушил верхний свет и комнаты погрузились в полумрак. Стало слышно, как ветер бросает охапками снег в огромные окна сталинской высотки. Тоскливо воет ветер в вентиляционной решетке.
Она слабо кивнула и вновь прикрыла глаза…
…ленинградская квартира. Подъем по лестнице с двумя ведрами невской воды дался с трудом. Ноги плохо слушаются, ноют в коленях, кружится голова. Ветер бросает охапки снега в окно. Сегодня ее наградили за три потушенные «зажигалки»[12] в районном штабе МПВО[13] — дали маленький кулек сушеной моркови — можно будет заварить, получится чай. Вчера заходил дядя Иосиф, спрашивал, как мама? Оставил кусочек рафинада. Но мама спала, и он побоялся ее будить. Теперь, с мамой они остались вдвоем в пустой и холодной квартире. Папа умер от ран после Финской[14] в сороковом, а сестра ушла на фронт. Мама уже месяц не поднимается: нет сил, и сильно опухли от голода ноги. Ничего, сегодня будет праздничный ужин. Сегодня мыла пол у соседки — Илии Рувимовны и она дала две желтые горошины витаминок. Обычно она давала за эту работу одну «витаминку», но сегодня у Илии именины и по этому поводу она прислала маме отдельную горошину. Старая еврейка, она всегда говорила своим сиплым картавым, похожим на карканье, голосом: «Помни, нельзя просто так раздавать что-либо. Все в этом мире надо заработать. Пусть это будет безделица, пустяк, но только через ТРУД, — у нее получалось ТГУУУД, — заработанную безделицу ты будешь беречь, ведь в ней тепло твоей души и сила твоих рук».
До войны Илия Рувимовна работала в аптеке на Невском. Она прибежала к ним домой, когда из городских громкоговорителей раздался голос Молотова, который сообщил[15]: «Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города — Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…». Илия попросила маму срочно купить сахар, спички и мыло — все самое необходимое.
— Фатима, Вы не одна, у Вас две девочки, конечно, они взрослые, но это Ваша кровь и плоть. Бегите ко мне в аптеку, купите поливитамины, пока они есть. Мама тогда отшучивалась: «Иля, ну что Вы, этих фашистов завтра отшвырнут до самого Берлина. Аллах не допустит!»
Не прошло и трех месяцев, как они с мамой собирали в кастрюли массу расплавленного сахара, перемешанного с землей и мусором, которая текла вдоль дороги, когда горели Бадаевские склады[16].
Теперь, каждую неделю, Илия отдавала за протертый влажной тряпкой пол то, что в январе 42-го в городе, зажатым в кольцо блокады, было дороже любых сокровищ — горошину поливитаминов.
Кипяток, окрашенный в оранжево-коричневый цвет кусочками моркови, издавал странный химический запах. Если не принюхиваться, можно было представить, что в хрустальном стакане, вставленном в серебряный подстаканник, настоящий чай. Сегодня надо было решить, что из книг пойдет в буржуйку[17]. Из библиотеки остались только несколько книг, которые мама до последнего момента пыталась сохранить. Огромное издание Корана, где каждая страница была украшена расписанными вручную орнаментами, в кожаном переплете и золотыми уголками. Дореволюционные издания «Илиады» и «Одиссеи». Большой том собрания сочинений Пушкина, сборники стихов Блока и Гумилева. Раздумья были не долгими, сегодня пришло время Александра Сергеевича. Толстый фолиант, сверкнув золотым тиснением, скрылся в глубине почти потухшей печки.
— Доченька, — прошелестел мамин голос. Он был настолько тих, что сливался с шумом метели, разгулявшейся за окном.
— Мамочка, я сейчас, чай уже готов, есть сахар, витамины! Сегодня пируем!
Когда она подошла к постели с подстаканником в руках, мама лежала с открытыми глазами и, тяжело дыша, смотрела в дальний угол комнаты. Ночную комнату освещала только приоткрытая дверца буржуйки и дальняя стена, и высокий потолок их большой комнаты растворялись в глубокой тени. Непроизвольно она оглянулась, на мгновение показалось, что грустный полупрозрачный силуэт проступает из этого мрака. «Надо немного поспать, пока тепло, а то мерещится всякое», — подумала она отрешенно, без тени страха.
— Хаэрельниса, доченька, подойди поближе. Я сегодня уйду, не перебивай меня. Прости меня, родная, я не успела тебе все рассказать… — глаза ее закрылись. Тишину нарушало только гудение ветра в печной трубе. Неожиданно мама с силой сжала ее руку, — запомни, — голос ее окреп, она приподнялась на подушке, по вискам текли ручейки пота, — ТЫ ДОЛЖНА ВЫЖИТЬ и ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА ТОГО, КОГО ОКРУЖАЮТ ВЕРА, НАДЕЖДА И ЛЮБОВЬ. ПОКА НЕ ВСТРЕТИШЬ ЕГО — НЕ СМЕЙ ВЫХОДИТЬ ЗАМУЖ! ЛЮБЛЮ ТЕБЯ И ЖДУ…
