Айзик в ту же минуту побежал на общественную ученическую квартиру, поднял там несколько знакомых бохеров-гиборров, силачей из старшего курса, да забежал по пути к трем своим приятелям, приказчикам из галантерейного магазина рабби Соломона, и со всей этой компанией осадил квартиру Каржоля.

С одной стороны, благодаря Айзику, с другой — рабби Ионафану, слух о побеге Тамары и об экспедиции Айзика Шацкера к дому графа очень быстро распостранился в еврейской среде, так что к семи часам утра большая часть Украинского Израиля уже знала в чем дело и всполошилась и заволновалась, принимая эту историю очень близко к сердцу. Пред квартирой графа к этому времени собралось уже достаточное количество никем незваных и несланых добровольцев, готовых принять участие в отбитии Тамары.

В это-то время и подъехал Каржоль к воротам своего дома.

— Что вам здесь надобно? — далеко не любезным образом спросил он всю эту компанию.

Жидки переглянулись между собой.

— Ми до вас дело имеем, — заявил один из наиболее бойких, который поэтому и взял на себя почин переговоров.

Айзик, весь бледный, с исказившимся от злобы лицом, сверкая на Каржоля полными ненависти глазами, рванулся было вперед, но двое приятелей-приказчиков успели вовремя удержать его за руки, уговаривая вполголоса быть как можно спокойнее и благоразумнее.

Каржоль, при этом вызывающем движении Айзика, только крепче сжал в руке свою палку с кастетом.

— Какое дело? — нахмурился он, изображая якобы недоумение.

— Извините, здесь неудобно объясняться, — вежливо, но значительным тоном заметил переговорщик. — Для вас же самих неудобно будет. Ми лучше войдем у ваша квартира.

— Это вздор. У меня с жидами никаких дел нет, если вы не подрядчики, — довольно резко возразил Каржоль. — Коли нужно что, говори здесь.

— Здесь неловко.

— А неловко, так можешь и убираться.

— Однако, ваше сиятельство, позвольте!.. Что такова?.. Зачиво?.. Зачем? — зароптали вдруг голоса в еврейской кучке.

— К черту!.. Дайте мне дорогу!

— Нет, извините, так не можно!.. Позвольте пожалуйста без скандал!.. Для вас самих же лучше!

— Какой скандал и что такое лучше? В чем объясняться мне?

Переговорщик опять решительно выступил вперед.

— Извините, — сказал он. — У вас скрывается одна наша девица.

Каржоль принял в высшей степени удивленный вид.

— Девица?.. У меня?.. Ваша девица? Что за вздор такой!

— Так. То же не вздор… Одна благородная еврейская девица. Ми знаем наверно.

— Да вы с ума сошли!

— Зачем с ума! Отдайте нам наша девица и кончим без скандалов.

— Но уверяю вас честью, у меня никого нет.

— Пфэ!.. Зачем честь, когда ми знаем что есть!.. Ми знаем!.. Ви эта девица хочете на православье навертать… Н-ну, отдайте лучше без скандал… Оставьте это дело… С такой штука кепськи интерес выйдет, вам же хуже будет.

— Однако мне это надоело. Проваливайте! — порешил с ними Каржоль и сделал попытку решительного движения к крыльцу. Но жидки снова преградили ему дорогу и снова загалдели что-то все разом.

— К черту! — гневно возвысил граф голос, замахнувшись палкой. — Прочь!..

Жидки мгновенно расступились.

Пользуясь этой минутой, он взбежал на крыльцо и сильно, обычной своей хозяйской манерой, дважды дернул ручку звонка. Но жидки столь же мгновенно обступили его снова.

В это время камердинер, узнав хозяйский звонок, поспешно отворил дверь, и не успел граф переступить порог, как человек шесть евреев вместе с ним насильно ворвались в прихожую.

— Это что такое?!.. Гони их вон, — крикнул он лакею.

— Но-но!.. Зачем вон… Не пойдем ми вон… Отдайте нам наша девица!

Между тем в прихожую один за другим набиралось все больше и больше евреев.

— Вон, говорю, гони!.. В шею!..

— В шея?.. Го-го! — загалдели жидки все разом. — Извините, нонче нельзя в шея! Не то время!.. Ми объясниться с вам желаем, ми в своем праве!

Шум и гомон еврейской кучки разрастался все больше, становясь и громче, и резче, и настойчивее.

— Вон, мерзавцы! — топнул на них Каржоль, опять замахнувшись палкой.

Но на этот раз такая угроза уже не подействовала.

— Извините, не пойдем ми вон!.. И вы не замахивайтесь на нас из ваших палков!.. Ми не испугаемся!.. Отдайте нашу девицу!

— Я наконец пошлю за полицией, черт возьми! — пригрозился граф.

— За полиция? Очень даже хорошо! Ми и сами пойшлем за полиция! Пускай приходит, будем дожидаться.

В эту самую минуту изнутри кабинета раздался энергичный стук в дверь и сильно задергалась замочная ручка.

Каржоль побледнел и выразительно взглянул на своего человека.

— Разве там еще? — с беспокойством спросил он его вполголоса.

— Там-с. Я, как вы приказать изволили, не пустил их, и даже стеклянную дверь с террасы нарочно колом подпер, что- бы не вышли… Очень плакали и стучались.

— Болван! — в бессильно-бешеной досаде прохрипел ему граф.

«Господи! Что ж это будет теперь? что это будет!?» думалось ему. «Увидит вся эта сволочь, — скандал на целый город»…

А стук из кабинета между тем продолжается порывисто, нервно, не прерываясь ни на мгновение.

— Отворите!.. Отворите мне двери! — отчаянно кричал оттуда вне себя до исступления раздраженный женский голос.

Евреи всполошились еше более.

— Ага!.. Это она!.. Она самая и есть!.. Она! — завопили они на все лады уже заранее торжествуя свою победу. — А что, не наша правда?.. Это так-то честью клянусь, что никого нет?»… Ха-ха!.. Хорошо честю!.. Н-ну, теперь и ми пошлем за полиция, пускай она сама отворяет!..

Этого только бы и не доставало в довершение всей прелести и без того уже великого скандала. Допустить, чтобы полиция открыла здесь Ольгу, Каржоль, разумеется, не мог и потому поспешил остановить одного нз наиболее юных и юрких жидков, который уже собрался было бежать к полицеймейстеру.

— Не надо. Я сам отворю, — сказал он евреям, — и вы сейчас увидите, та ли.

Ключ повернулся в замке но пред изумленной кучкой в распахнутой двери предстала бледная, негодующая, глубоко потрясенная дочь генерала Ухова, столь хорошо знакомая в лицо всему Украинску.

Для евреев это было до того неожиданно и такое постигло их разочарование, что они сразу смутились и даже сконфузились до последней степени, как только можно себе представить.

— Не та!.. Что же это такое? — в полном недоумении переглядывались они между собой.

— Теперь вы убедились?.. Довольно с вас? — обратился к ним граф. — Довольно? Ну, так вон, сию же минуту!

— Что вон!.. Зачем вон, когда, может быть, там еще есть наша девица? — наконец-то очнувшись заговорили в кучке, но уже далеко не с прежней бойкостью и уверенностью. — Может-быть, она запрятана в другую комнату?.. Что мы знаем!.. Надо обиск на поверка сделать…

Но тут, к крайнему удивлению графа, к евреям выступила вдруг сама Ольга.

— Здесь нет никакой вашей девицы, — сказала она голосом, дрожащим от волнения, — теперь по крайней мере нет больше… Но ночью был кто-то… Это наверное… Я слышала женский голос… И этот человек, — указала Ольга на графа, — ночью же увел ее куда-то.

— Шма Изроэль!.. О, значит она в манаштнре!.. Ваймир!.. Она в манаштире вже! — в смятении всполошились и загалдели евреи.

— Бохерим! — горестно воскликнул Айзик, с мольбой обращаясь к товарищам и в отчаянии ломая себе руки.

И кучка вслед за Айзиком опрометью кинулась вон из прихожей, а через минуту уже ни души еврейской не осталось не только во дворе, но и у ворот на улице. Все это гурьбой хлынуло к монастырю, в самом тревожном и злобном возбуждении.

Даже и не взглянув больше на графа, Ольга пошла было вслед за евреями вон из его дома.

Но Каржоль не мог отпустить ее не объяснившись. По его расчетам, для него теперь нужнее всего было примириться с Ольгой, для того чтобы сейчас же, что называется, втереть ей розовые очки, обезоружить ее гнев, обмануть подозрительность, усыпить на известное время ревность и вернуть к себе ее доверие, — нет! мало доверие, прежнюю веру в него, пока не обработается окончательно то дело. Поэтому он тотчас же бросился вслед за ней и, нагнав ее уже на последней ступеньке крыльца, успел выше кисти схватить ее руку и насильно не ввел, а почти втащил ее обратно в кабинет.