Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Не сумасшествуйте!.. Вам невозможно идти в таком виде! — заговорил он твердо и строго, постаравшись придать себе возможно больше спокойствия.

Граф понимал, что в предстоящем объяснении ему прежде всего необходимо вполне владеть собой.

Между тем Ольга молча и мрачно глядела на него мало что с ненавистью, а даже с каким-то отвращением.

— Сейчас запрягут мою карету и отвезут вас, — продолжал он. — Сядьте… Успокойтесь прежде.

Вместо всякого ответа девушка лишь сделала попытку вырвать от него свою руку.

— Напрасно, Ольга: я не пущу вас. Пока не успокоитесь, вы не выйдете отсюда.

— Пустите руку! — повелительно крикнула она, сделав новое порывистое движение. — Не держите меня!.. Вы мне гадки!

— Извольте, — согласился Каржоль, освобождая ее руку. — Но из этой комнаты вы все-таки не выйдете. — Прикажи сейчас же запрягать карету, запри подъезд и никого не впускать сюда! — крикнул он человеку.

— Не к чему! — отозвалась Ольга. — Не удерживайте меня. Я пойду.

— Нет, Ольга… Бога ради…

— Я пойду, говорю вам!

— Но ведь вас увидят…

— Так что же?.. Меня уже видели, мне все равно теперь.

— Не делайте глупостей, Ольга! Не компрометируйте себя еще более!

— Я уже скомпрометирована… Все равно!

— Нет, не все равно!.. Не все равно, Ольга!.. Во всяком случае, я не пущу вас так.

— Ах, да поймите же, — раздраженно крикнула она с нервными слезами в голосе, — поймите вы, что после такого гнусного вашего поступка, мне мерзко оставаться с вами, мерзко глядеть на вас, мерзко дышать одним воздухом… Не могу я больше!.. Не могу!

— Если уж кого винить, то вините себя, — пожал Каржоль плечами. — Вы сами пожелали этого. Я предупреждал вас, я предлагал вам уходить тогда же.

— Да, для того чтобы самому остаться с другой женщиной, — язвительно сказала девушка, обдав его презрительной усмешкой.

— Поберегите вашу ревность, Ольга, до другого случая, — спокойно заметил граф, — здесь она ни при чем и ни с какой женщиной я не оставался.

— Как!.. Вы отпираетесь?.. Вы еще лгать хотите? Лгать предо мной! — яростно накинулась она на Каржоля, потеряв уже последнее терпение. — И вы смеете мне говорить это! Вы можете еще смотреть мне прямо в глаза!.. Мне?!.. Гнусный, бессовестный, бесчестный вы человек после этого!

— Перестаньте, Ольга. Брань вам вовсе не к лицу, и тем более что лгать пред вами мне нет никакой надобности.

— Так у вас не было никакой женщины?.. Не было?.. Отвечайте же!.. Я вас спрашиваю, никакой?.. Вы чисты и невинны? И стало быть это я лгу?

— Нет, женщина приходила, — спокойно и даже апатично как-то возразил граф. — И что она была здесь, доказательство вам эти евреи. Но не имел же я возможности объяснять вам все это дело тогда же!.. Ведь я обещал, что после все скажу. Да и наконец, это была чужая тайна… Открывать ее раньше времени я не имел даже права. Теперь другое дело, она в монастыре уже.

— Кто это она? О ком говорите вы?

— О вашей приятельнице, Тамаре Бендавид.

Изумленная Ольга даже вскочила с места.

— "Как?.. Тамара Бендавид?!.. Да что вы за вздор говорите!

— Отнюдь не вздор. И с какой же стати я стал бы вдруг злоупотреблять именем честной девушки? Подумайте!

— Так это она приходила к вам? Тамара?

— Да. Тамара. Она задумала креститься в православную веру и обратилась ко мне с просьбой помочь ей устроить все это дело.

— Ну? — нетерпеливо перебила Ольга с крайне изумленным, жадным любопытством.

— Я дал слово, — продолжал граф. — Быть может, это была неосторожность, но… делать нечего!.. Пришлось, разумеется, исполнить. Было условлено, что в эту ночь я отвезу ее в монастырь, к Серафиме.

— Ну?!

— Ну, и вы чуть было не помешали всему этому. Ведь я же не рассчитывал найти вас у себя чуть не в три часа ночи! Ну и подумайте, как было бы красиво, если бы вдруг она застала здесь вас… среди ночи! В хорошем свете, нечего сказать, оба мы предстали бы пред ней!

— Вы должны были тотчас же предупредить меня, — заметила Ольга.

— Да когда же, подумайте! И до того ли мне было, когда вы сразу огорошили меня таким сюрпризом, да и наконец, повторяю, я не имел тогда права выдавать чужую тайну, и не показалось ли бы вам все это слишком невероятным, если даже и теперь-то вы едва верите?

— Хорошо, но где же вы до сих пор пропадали и к чему было запирать меня на замок таким предательским образом? — все еще раздраженно и подозрительно спросила девушка.

— К тому, что не запри я вас, вы, с вашей взбалмошной натурой и с этой ревностью бесшабашной, наверное выбежали бы вслед за нами и наделали бы только величайших скандалов и ей, и мне, и себе… Что же мне оставалось, коли вы добром не уходите?! Я рассчитывал вернуться вскоре, но вмёсто того в монастыре, да у архиерея задержали. Теперь, слава Богу, она уже принята.

Это открытие относительно Тамары, когда наконец Ольга вполне поверила словам Каржоля, так поразило ее, что несколько времени она не могла сказать ни слова и только во все глаза глядела на графа.

— Ну и скажите же, милая Ольга, — заговорил он после некоторого молчания. — Убеждаетесь ли вы хоть теперь-то, что все это дело гораздо проще и честнее, чем вам вообразилось?

— Боже мой! — схватилась она за голову. — Каких же я глупостей наделала!..

— Да, и преогромных, к сожалению, — несколько менторским тоном заметил граф, — но… вините свою собственную взбалмошность. Мне же более всего прискорбно, что теперь я убедился, насколько мало вы в меня верите. Печальное убеждение, Ольга, для будущей супружеской жизни, — прибавил он со вздохом.

— Да, но… вот что однако, — заговорила она в раздумье, как бы соображая нечто, — все это хорошо, но… с какой стати Тамара с этим делом обратилась к вам? Почему к вам именно.

— А уж это вы ее спросите, — с легкой усмешкой пожал Каржоль плечами. — Это уж ее дело… Но полагаю потому, вероятно, что я более других внушал ей доверие.

— Да, но что же вы за миссионер такой? Откуда вдруг этакое рвение к религии в вас-то, в воас?! Подумайте, ведь это курам на смех!

— Что ж вас так удивляет? — невольно усмехнулся Каржоль (внутренне ему и самому, в самом деле, сделалось очень смешно). — Mais non, dites serieusement, отчего бы и не помочь человеку, коли уж у него такое искреннее рвение, как вы сказали? Да тут и всякий на моем месте помог бы просто из гуманности и… наконец, как русский человек, коли хотите. В этом крае оно даже и политически кстати. Ведь я же русский: как вы полагаете? Но это в сторону, — небрежно махнул он рукой. — Меня заботит совсем другое, гораздо более важное для нас с вами.

— То есть что ж именно? — спросила Ольга.

— А то, что творит теперь дома ваш батюшка и чем объясните вы ему свое странное отсутствие.

Ольга несколько насупилась, но ненадолго. Через минуту ее чувственно крупные, всегда полуоткрытые губы, позволявшие видеть ряд жемчужно-белых зубов, опять сложились в спокойно-самоуверенную и даже беспечную улыбку, которая необыкновенно шла к ее капризно-красивому, мило-неправильному лицу и вообще ко всей ладно сложенной, довольно крупной и развитой фигуре.

— Что же, — подняв брови, мотнула она головой, — так и скажу, что была у вас, и всем скажу то же.

— Однако?

Каржоль в недоумении от ее слов даже несколько смутился.

— Разумеется, — подтвердила Ольга, другого ничего не остается и тем более, что эти жиды меня видели.

— Но ведь тогда весь город заорет, что ты моя любовница.

— А пусть его орет на здоровье!

— Ну, нет, мой друг! Je vous demande pardon!.. Разве для тебя это так безразлично?

— Как сказать тебе? И да, и нет. Но разве нельзя найти приличного объяснения?

— «Приличного объяснения?!» — возразил граф, недоумевая. — Объяснения такому невероятному факту, что в девять часов утра целый жидовский кагал находит тебя в квартире холостого человека, которого, вдобавок, и дома-то сначала не оказалось.

— Вот это-то и хорошо, что не оказалось. Оно и кстати.

28
{"b":"173590","o":1}