Через три недели к Керчи направилась вторая эскадра — Пелисье пошел навстречу желанию Раглана. Основную часть отряда составляли французы и турки, англичане играли в этой операции вспомогательную роль. Нападение на Керчь принесло успех — город был взят, что обеспечило союзникам полный контроль над Азовским морем. Вот краткое, но живое описание британским очевидцем захвата Керчи:
Французы бежали через виноградники и врывались в дома, откуда вскоре выходили, таща кур, гусей, зеркала, стулья, женские платья — любой скарб, полезный или нет, который попадался им под руку. Когда же они добрались до винных бочек, то вообще впали в неистовство и принялись палить из ружей по курам, свиньям, птицам… Беспорядок нарастал, толпа пьянела все сильнее, крики и вопли становились все яростнее, шум выстрелов и свист пуль слились в сплошной рев. Мне было ясно, что французская армия никому не подчиняется.
Значение захвата Керчи состояло в том, что русским пришлось снять 30 000 человек с оборонительных позиций Севастополя для охраны оставшихся путей снабжения, особенно тех, что шли с севера. Это, разумеется, ослабило гарнизон города. В то же время союзники получили подкрепление — к ним присоединились 15 000 итальянцев под командованием генерала Альфонсо Ламармора. Шестью месяцами ранее честолюбивый премьер-министр Сардинии Камилло Кавур убедил короля Виктора-Эммануила II объявить войну России. Лукавый политик предвидел созыв послевоенной мирной конференции и хотел непременно оказаться за столом переговоров при неминуемом дележе территорий и переделе сфер влияния. С прибытием итальянцев общая численность союзников возросла до 225 000 человек, при этом на суше доминировали французы: на каждого британского солдата приходилось четыре французских (соотношение турок и англичан составляло два к одному).
К середине июня ключевая роль в операциях союзников перешла к Пелисье — в конце концов подавляющее большинство в армии союзников подчинялось непосредственно французскому командующему. Раглан оказался в тени. В английском лагере царило уныние, и командующий британскими силами был подавлен. Ко всему прочему в английскую армию вернулись холера и дизентерия, и за неделю смертность в рядах британских войск возросла до 35 процентов. Холера не разбиралась в чинах и званиях, и среди заболевших оказался сам лорд Раглан, который к тому же страдал от жестокой диареи. После двух дней, проведенных в постели, престарелый фельдмаршал скончался. (Звание это он получил семью месяцами раньше.) Командование британскими войсками перешло к генералу Джеймсу Симпсону.
Глава 17
Финал
За одиннадцать недель, прошедших между смертью лорда Раглана и взятием Севастополя, на окраинах города произошло два важных сражения, о которых в британских исторических трудах упоминается лишь мимоходом. Шестнадцатого августа, пытаясь вернуть Федюхины горы, Горчаков атаковал Трактирный мост через Черную речку. В его распоряжении было 60 000 пехоты, артиллерия и донские казаки. Бой развернулся в том самом месте, где прежде шло сражение за Балаклаву, — тогда русские пушки поливали огнем Бригаду легкой кавалерии с тех высот, которые сейчас находились в руках союзников. Русским противостояли 25 000 французов, 15 000 сардинцев, 10 000 турок и двадцать четыре эскадрона британской тяжелой кавалерии. С самого начала многие русские высшие офицеры скептически отнеслись к плану операции. Полученные ими инструкции были туманны. Вот отрывок из воспоминаний одного из таких офицеров о кануне этого сражения:
Все имеющие боевой опыт генералы были твердо уверены, что грядущий день обернется катастрофой. «Генерал Реад предчувствовал свою смерть в завтрашнем бою», — сказал его ординарец. Услышав эти слова, полковник Скюдери, командовавший Одесским полком, заметил: «У нас у всех такое предчувствие. Запомните мои слова — многие из нас завтра погибнут, и я в их числе».
И следующий день действительно стал для русских днем тяжелого поражения. Плохо проработанный план сражения, включая двусмысленные указания командирам дивизий, решил дело в пользу союзников. Фрагмент из письма адъютанта Горчакова князя Сергея Оболенского, отправленного тестю после разгрома, вызывает в памяти приказы, полученные лордом Кардиганом перед началом знаменитой кавалерийской атаки на том же поле:
На рассвете главнокомандующий был в долине. Генерал Реад велел занявшей позиции артиллерии открыть огонь по Федюхиным горам. Несмотря на распоряжение не выдвигаться до особого указания, главнокомандующий послал своего адъютанта к генералу Реаду с приказом начинать дело. Когда адъютант передал этот приказ генералу Реаду, артиллерия уже вела обстрел. Генерал Реад решил, что полученный приказ имеет в виду начало атаки на Федюхинские горы силами пехоты. Генерал осведомился у адъютанта, правильно ли он понял смысл приказа главнокомандующего. Адъютант ответил, что не знает, но повторил приказ слово в слово: «начинать дело». Затем генерал Реад спросил начальника штаба генерала Веймарна, как тот понимает приказ. Веймарн ответил, что, по его мнению, им надлежит переправиться через реку.
Атака, контратака, кавалерия справа, кавалерия слева, артиллерия начинает бомбардировку, артиллерия умолкает… Битва началась в четыре ноль-ноль, продолжалась шесть часов и закончилась отступлением русских войск. Их потери были колоссальными — 8000 человек (2300 убитых, остальные — ранены или взяты в плен). Предчувствие не обмануло генерала Реада — он погиб в самом начале боя. Потери французов составили 1800 человек, сардинцев — 250 (в том числе всего лишь 14 убитыми). Доктор Томас Баззард, англичанин, служивший хирургом в турецкой армии, посетил место сражения, когда битва уже закончилась, и оставил воспоминания об увиденном:
По берегам акведука, по соединяющему их мосту, да и в самой воде под мостом лежали груды тел убитых и раненых русских солдат. Трактирный мост, более широкий, чем мост через акведук, был до такой степени завален трупами, что стал непроходимым. Мертвецы и раненые усеяли и берега реки, а вода в ней местами была красной от крови. Рядом с телами лежали ружья, сабли, штыки, каски, кивера, а также кресты и иконы. Щемящую жалость вызывал и вид буханок ржаного хлеба, разбросанных по земле или высовывающихся из ранцев, в которых измученные солдаты несли их во время долгого ночного перехода. Там и сям можно было видеть и бутылки.
На многих классических батальных полотнах, которые мне довелось видеть, убитые воины лежат на спине с лицом, обращенным к небу. Здесь же, на представшей моим глазам трагической картине, большинство мертвецов лежали лицом к земле. Смерть застала их, когда они шли вверх по склону холма, и уже не управляемое тело естественным образом падало в направлении движения.
Черная речка стала для русских поворотным пунктом во всей кампании. Это была последняя отчаянная попытка с помощью наступательной операции вне Севастополя заставить противника снять осаду. Атака двумя колоннами против пехоты, вооруженной винтовками Минье, обернулась неудачей. Русские получили горький урок, и, когда на следующий же день после побоища на Черной речке союзники начали очередную бомбардировку города, Горчаков приказал начать строительство моста через залив, чтобы соединить Южную сторону с Северной. Положение было настолько опасным, что эвакуация Севастополя становилась неизбежной.
Через две недели после битвы на Черной речке произошло последнее крупное сражение. Союзникам стало ясно, что для успешного штурма необходимо сначала овладеть плацдармом перед южной оконечностью города, а это, в свою очередь, требовало захвата Малахова кургана, Малого редана и Большого редана. Когда-то на вершине Малахова кургана стояла заметная издалека каменная башня, но сейчас ее почти не было видно за возведенными в последнее время земляными укреплениями. Весь холм был превращен в огромное фортификационное сооружение с расположенной полукругом батареей и траншеями, которые связывали его с реданами и другими фланговыми укреплениями.
