По завершении грандиозного приема гости потянулись из галереи Ватерлоо в соседние помещения замка. Значительная часть дам и господ направилась в Большой зал, где личный оркестр Ее величества ожидал сигнала, чтобы усладить слух собравшихся. Впрочем, царь Николай, сэр Роберт Пиль и лорд Абердин предпочли уединиться в кабинете, где провели несколько часов.
Королева рано оставила общество, удалилась в личные покои и села за письмо своему дяде, бельгийскому королю Леопольду, где поделилась впечатлениями о русском императоре и его визите:
Дорогой дядюшка… Визит императора стал великим событием, и здесь все весьма польщены оказанной нам честью. Он просто поражает: по-прежнему очень красив, профиль изыскан, манеры величавы, отменно учтив — любезен и внимателен до такой степени, что это внушает тревогу. При этом выражение его глаз пугает, такое я видела впервые в жизни… Улыбается он редко, и эта улыбка не кажется радостной. Впрочем, рядом с ним чувствуешь себя вполне непринужденно. Когда я думаю, что мы сидим за завтраком или идем на прогулку с величайшим на земле властелином, это кажется мне сном… Император позабавил саксонского короля и меня, признавшись, что был весьма embarrassé[6], когда ему представляли различных людей, и чувствовал себя очень неловко во фраке, к которому совершенно не привык…
Ваша преданная племянница.
Виктория.
Через несколько дней, когда Николай уже покинул Англию, королева вернулась к этому письму:
Мы с императором получили возможность узнать друг друга. Многое в нем мне по душе. Думаю, его натуру надо понять и принимать такой, какова она есть. Он строг, суров и непреложно следует принципам и собственному пониманию долга — ничто на свете не может заставить его этим принципам изменить. При этом он не очень умен, не слишком хорошо воспитан и недостаточно образован. Императора интересуют только политика и военные вопросы, ко всему прочему, включая искусство, он невосприимчив. При этом, я уверена, он вполне искренен — даже тогда, когда действия его нельзя назвать иначе как деспотичными: они происходят из твердого убеждения, что иначе управлять страной невозможно… Я бы назвала его чересчур откровенным: он напрасно высказывает свои мысли столь открыто и ему с трудом удается сдерживать себя. Он очень хочет, чтобы ему верили, и, должна признаться, я действительно склонна верить его личным обещаниям. Добавлю, что чувства его сильны, он глубоко ощущает доброту и любит жену и детей, причем всех детей, не только своих. Семейная жизнь для него очень важна. Когда в комнату, где мы находились, вошли мои дети, он сказал: Voilé, les doux moments de notre vie…[7] Мой милый Альберт полагает, что император слишком склонен действовать импульсивно, под влиянием чувства, и потому нередко совершает промахи. Царь высоко ценит красоту, чем напомнил мне Вас: выглядывая из экипажа, он неизменно обращал внимание на хорошеньких женщин… Pour finir[8], еще несколько штрихов для завершения его портрета… Он лыс, но в мундире конногвардейца выглядит великолепно. Не скрою, во время наших совместных выездов меня не покидала тревога — ведь кто-нибудь из поляков мог отважиться на покушение. Поэтому я каждый раз испытывала облегчение, когда император возвращался домой. Его дочь, увы, очень больна…
Ваша преданная племянница.
Виктория.
Глава 2
Николай и Виктория
Николай был восьмым из десяти детей. Его самый старший брат, российский император Александр I, главенствовал в семье — как, впрочем, и во всей Европе, если мы говорим о периоде в несколько лет после катастрофического отступления Наполеона от Москвы в 1812 году. За образованием Александра следила его выдающаяся бабка императрица Екатерина Великая, которая пожелала, чтобы будущий царь воспитывался в духе идеалов Просвещения, унаследованных от французских философов. Наставником юного принца стал швейцарский республиканец Фредерик Лагарп. Николай был моложе Александра на девятнадцать лет, своей бабки он не знал. Сколько-нибудь значительного внимания его образованию в семье не уделяли, его воспитание было поручено генералу Ламсдорфу, человеку грубому и полагавшему, что лучшим стимулом к обучению является розга. «Учение для меня было сплошным принуждением, и ни малейшей любви к занятиям я не питал. На меня сыпались упреки за леность и невнимательность, часто несправедливые, к тому же во время урока я частенько получал от Ламсдорфа весьма болезненный удар тростью».
Безусловное повиновение и строгая субординация — вот что внушали мальчику с самого нежного возраста. В шестнадцать лет Николай наблюдал войну с Наполеоном со стороны — для непосредственного участия в кампании он был слишком молод. По сути, его военный опыт исчерпывался парадами. Облаченный в блестящий мундир, который он редко снимал и в последующие годы, великий князь с огромным удовольствием проводил бесчисленные военные смотры. От войск он требовал строевой подготовки высочайшего уровня и безупречной выправки. Для огромной коллекции военных миниатюр, собранных Николаем, во дворце было отведено специальное помещение. Уже взойдя на трон, Николай время от времени улучал минуту, чтобы уединиться в этой комнате с фигурками деревянных солдатиков. Есть предположения, что, будучи императором, он так муштровал войска, что ни о боевом духе, ни об огневой подготовке речь уже не шла.
Восшествие Николая на престол произошло при весьма необычных обстоятельствах, которые оставили неизгладимый след на личности нового государя и окрасили весь тридцатилетний период его царствования.
В ноябре 1825 года император Александр I неожиданно скончался в небольшом городе Таганроге на берегу Черного моря. Ему было всего сорок восемь лет. Тремя годами ранее великий князь Константин, наместник императора в Польше и законный наследник престола, отказался от своих прав на трон. Однако Николаю, который был следующим в цепи наследников, об этом решении Константина не сообщили. Когда весть о смерти Александра достигла Петербурга, Николай тут же провозгласил царем Константина. Почти одновременно с этим в Варшаве Константин провозгласил новым императором Николая. В течение трех долгих недель между Санкт-Петербургом и Варшавой скакали курьеры: Николай тщетно пытался уговорить брата вернуться в столицу для формального отречения. Все это время Россия оставалась без государя.
За несколько месяцев до смерти Александра тайная организация, получившая название Северное общество, готовила заговор с целью свержения принятого в стране порядка. Члены общества хотели установить в России конституционную монархию с выборным Учредительным собранием и федеральной формой правления. Внезапная весть о кончине Александра и смятение, охватившее власти России в декабре 1825 года, обозначили удобное время для выступления мятежников, и те стали действовать безотлагательно. Руководители общества тут же приняли решение воспрепятствовать Сенату провозгласить восхождение на престол нового государя и принудить сенаторов издать революционный манифест. В качестве своего лидера заговорщики выбрали князя Сергея Трубецкого, назначив его «временным диктатором» в новой структуре власти. Трубецкой принадлежал к старейшему и знатнейшему роду, представители которого на протяжении столетий играли важную роль в истории России. Николай был поражен, когда, после поражения восстания, узнал среди арестованных мятежников князя Сергея. «Что творилось в этой голове, когда вы — с вашим-то именем — позволили вовлечь себя в подобное дело? — в ярости спросил князя император. И, постучав указательным пальцем по лбу молодого офицера, добавил: — Полковник гвардии князь Трубецкой! У вас вовсе не осталось стыда, если вы связались с таким отребьем!»
