— Теперь можете уйти, — сказала Фэйт помощникам. Когда они замешкались, она добавила как бы про себя. — Наверное, Эми уже приготовила ужин. — То ли упоминание об Эми, то ли слова про ужин подействовали, и все поспешили прочь.

Посмотрев им вслед, Фэйт отошла в сторонку, чтобы здоровяк смог войти. Он держал больного без усилия, словно тот весил не больше салфетки.

— Уильям, — мягко позвала Фэйт. Его глаза были закрыты, грудь едва заметно вздымалась под простыней.

Он чуть приподнял веки.

— Вот и мой ангел, — пролепетал он, с явным усилием выговаривая слова.

— Я хочу, чтобы вы выслушали меня. Вы слишком грязный, чтобы лечь в свежую постель. Поэтому я собираюсь сначала положить вас в ванну с теплой водой и искупать. Как вы, сможете перенести это?

Уильям открыл глаза и посмотрел на мужчину, держащего его.

— Женщина будет купать меня, — сказал он. — Неужели такое удовольствие возможно?

— По мне, так вам это не впервой, — парировал мужчина, и Фэйт уверилась, что оба хорошо друг друга знают.

— Поможете мне его раздеть? — попросила она богатыря.

— Он делал это очень часто, — прошептал Уильям. — Томас мой компаньон с самого моего рождения.

— Давайте же, — поторопила Фэйт, направляясь к наполненной ванне. — Пока вода не остыла. — Она погрузила руку для проверки температуры, затем размяла мальву и бросила в воду.

Она наблюдала, как Томас развернул простыню и открыл тощее тело в ночной рубашке. Фэйт заметила болячки и на ногах.

Наступил момент смущения, когда Томас снял с хозяина длинную сорочку и совершенно обнажил Уильяма, но оно прошло, едва Фэйт разглядела состояние больного под дневным светом.

Когда изъязвленная кожа соприкоснулась с водой, Уильям застонал от боли, но он сжал губы, чтобы сдержать крики. И без того высокая оценка этого мужчины взлетела до небес.

Потребовалось несколько минут, прежде чем вода перестала раздражать раны и стала успокаивать зуд. Фэйт хотела бы приказать Томасу, чтобы он оставил их, но не стала этого делать. Не зная всей предыстории, она угадала, что здоровяк любил господина, но был отослан доктором. Теперь, когда они снова вместе, Томас не упустит его больше из виду.

Раскладывая оставшиеся вещи, Фэйт пыталась перебороть отвращение от вида тела Уильяма. Но, разглядывая сквозь прозрачную воду весь объем повреждений, вновь ощутила рвотные позывы. Она могла различить, как его сердце бьется под ребрами, могла даже посчитать пульс.

— Боюсь, что у меня не слишком атлетическая фигура, — пошутил Уильям, оценивая ее реакцию.

— Расскажите мне, как началась болезнь, — попросила Фэйт. Она взяла в руки завернутое в бумагу мыло, присланное Эми, и вдохнула аромат.

— Это от Бет? — спросил он.

— Да, чудесно пахнет, — она приблизила сверток к его носу, и он закрыл глаза, втягивая благоухание.

— Кроме женщин нашей семьи никто не знает, как такое делается, — сказал он. — У Бет хранится древняя книга рецептов. Мать Тристана никогда не варила мыло, поскольку ненавидела мою мать.

— А ее свекровь, — процедила сквозь зубы Фэйт. — Я отчасти понимаю ее.

— У вас есть свекровь?

— И да, и нет, — ответила она. Фэйт окунула мыло в воду, села на стул около ванны и начала осторожно мыть больного. Уже после обработки одной руки вода потемнела. — Я вдова.

— А, — протянул Уильям, откидывая голову назад. — Вы потеряли мужа, но осталась его мать.

— А вы-то уверены, что только вы обитаете в земном аду, — скривилась Фэйт.

Уильям рассмеялся, и, несмотря на его слабость, смех звучал звонко.

Фэйт понимала смущение мужчины из-за того, что она купает его, но сама не испытывала ничего подобного. Она ведь купала Эдди сотни раз.

— Вы не могли бы принести еще горячей воды, — попросила она Томаса. И они остались наедине с Уильямом, который, казалось, полностью доверился ей.

— Расскажите мне о своей болезни, — снова поинтересовалась Фэйт.

— А надо? — усомнился пациент, блаженствующий с закрытыми глазами. — Меня так не купали с детства.

Она поднялась и, вытащив склянку из шкафа, поставила подле ванны.

— Узнаете семейный рецепт? Это шампунь?

— Зелье, которое пахнет как солнечный свет в бутылке?

— Да, то самое, — она с сожалением перестала принюхиваться. — Какие здесь ингредиенты?

— Большой секрет, — сказал Уильям. — Ни один мужчина из нашей семьи не заглядывал в книгу Бет. Книга передается от одной женщины к другой, из поколения в поколение, и ни одному мужчине не дозволено увидеть ее. Думаю, женщины боятся, что мы уличим их в использовании черной магии, что бы завлечь нас.

— Судя по запаху, это райское снадобье, — Фэйт вылила немножко на ладонь и начала мылить многострадальную голову. Волосы сбились в колтуны, она чувствовала корки на коже. Наверное, из-за вшей.

— У тебя руки богини, — прошептал он, смеживая веки. — Ты спустилась с горы Олимп, чтобы осиять ничтожных людишек?

— Вы всегда такой златоуст?

— Достаточно часто, чтобы многажды попадать в неприятности, — посетовал Уильям.

На полу стояло ведро с теплой воды и Фэйт сполоснуть промытую голову.

Пациент отмокал в ванне уже около часа, и Фэйт решила, что этого вполне достаточно, но Томас еще не вернулся с чистой водой.

— Существует какая-то причина, по которой вы не хотите рассказывать о вашей болезни? — спросила она. — Это из-за посещения заведений, где вам не следовало бывать? — Если у него венерологическое заболевание, никакое купание не вылечит Уильяма.

— Однажды я сломал ногу, — начал он.

Фэйт услышала шум возвращающегося Томаса.

— Что случилось потом?

— Мою ногу обработали, но началась лихорадка, которая никак не проходила, — он пожал плечами.

— Не понимаю. Ясно, что вы не умерли от лихорадки, так что же случилось?

— Я так и не смог выздороветь. Доктор Галахер сделал все возможное. Он изолировал меня в доме племянника, когда я был на краю смерти, и нашел отменную сиделку, но я не поправился. Почти месяц провалялся в беспамятстве, а когда очнулся, то был уже в таком состоянии, в каком ты меня видишь.

Томас вошел в оранжерею с двумя ведрами горячей воды. Фэйт велела ему держать Уильяма вертикально, чтобы она смогла потереть спину. Томас, вытянув руки, осторожно поддерживал хозяина, чтобы своими шершавыми ладонями не навредить язвам на коже. Фэйт помыла мужчину, обвисшего на руках Томаса, и ополоснула теплой водой из ковша.

Затем Уильяма бережно повернули, чтобы повторить процедуру спереди.

Недужный наконец избавился ото всей грязи, Томас придержал его, пока Фэйт аккуратно натягивала чистую ночную рубашку через голову.

— Прошу тебя, пощади, — прошептал Уильям. — Я должен поспать сейчас. Все силы размокли и стекли.

— Еще рано, — сказала Фэйт. — Сперва вы покушаете.

— Я не могу, — простонал он, когда Томас понес его к кровати и осторожно усадил на чистую простыню и подложив пуховую подушку.

— Нет, вы справитесь, — настаивала Фэйт. — Вы поедите, и я позволю вам поспать.

— Мои зубы, — начал было Уильям.

— Я собираюсь поработать над ними, когда они окрепнут достаточно, чтобы выдержать чистку. Ну а пока выпейте это.

Фэйт посмотрела на Томаса и увидела, что тот улыбается. Очевидно, он тоже перепугался из-за скелетоподобия Уильяма, и явно радовался, что господина заставляют кушать. Томас наполнил ведра грязной водой из ванны и понес выливать.

К тому времени, как ванна была опустошена, вычищена и прислонена к стене, Фэйт умудрилась запихать в больного почти целый стакан лимонада и полчаши шпинатного супа-пюре. Когда она закончила, он так устал, что едва не терял сознание. Но она понимала, что все сделанное ему во благо.

Наконец Уильям уснул, его голова откинулась в сторону в изнеможении.

— Хорошо, — одобрил Томас. — Так и надо.

Томас явно не был одарен талантом к риторике, но его любовь к Уильяму была несомненной. Его похвала позволила Фэйт почувствовать себя как никогда правой и полезной.