Мне запомнился один случай. Это было давно. Я тогда играл за "Сантос". Нам предстояло выступление в Араракуаре. Выехали мы с таким расчетом, чтобы поужинать там и хорошенько выспаться перед игрой на следующий день. Как обычно, взяли шесть такси, причем я оказался в последней машине. Вместе со мной был еще один игрок команды и шофер. В дороге наша машина сломалась, и поскольку мы были замыкающими, никто этого не заметил. Когда мы добрались до места, все уже давно поужинали. Услышав наши объяснения, кто-то спросил: "А почему вы не попросили, чтобы вас подвезли?"
Я среагировал мгновенно: "Ну кто же рискнет посадить к себе в машину трех темнокожих парней на пустынной дороге, да еще ночью?"
Я вполне допускаю, что немногие осмелились бы так поступить, поэтому моя реакция была однозначной. Повторяю, мне лично не приходилось сталкиваться с расовой дискриминацией, но вместе с тем нельзя не признать, что случаи ее проявления в Бразилии встречаются.
Как-то во время нашего турне по Африке мы приехали в Дакар. Пока нас размещали в гостинице, столпившиеся у дверей люди пытались заглянуть в комнату, чтобы посмотреть на меня. Владелица гостиницы, француженка, не скрывая своего отвращения к толпе, попросила африканца-полицейского убрать "черных дикарей". Но полицейский среагировал по-своему: вместо того чтобы отогнать столпившихся от дверей, он арестовал хозяйку за такие слова. Несколько часов спустя муж арестованной и некоторые служащие гостиницы пришли ко мне и стали упрашивать поговорить с властями, считая, что мое вмешательство поможет вызволить эту женщину из тюрьмы. Я с удивлением посмотрел на них и сказал, что она оскорбила людей, ради которых я приехал сюда играть, что она оскорбила их, имея в виду цвет их кожи, что я такой же темнокожий, как они, поэтому я тоже чувствую себя оскорбленным. Владелица гостиницы так и оставалась в тюрьме, пока мы не уехали из Дакара.
Вспоминаю, как мы с Розмари решили пожениться. Дело в том, что она белая. Некоторые газеты раздули этот факт и тем самым подтвердили, что, несмотря на официальные заявления об отсутствии в Бразилии расовых предрассудков, подспудно они существуют и в "благоприятных" условиях всплывают на поверхность. Пока в Бразилии торжествует здравый смысл, самое разумное для чернокожего — стараться ладить со своим ближним белого цвета кожи.
Когда мне было двенадцать или тринадцать лет, со мной приключилась история, которой я никогда не забуду.
В то время как футбольные успехи не производили особого впечатления на моих учителей и, как мне казалось, даже оборачивались против меня, они вызывали восхищение моих школьных товарищей. Не знаю, почему приглянулся я одной девочке — то ли понравился ей, то ли она любила футбол. В общем, приятно было сознавать, что тобою интересуются. К сожалению, я не запомнил, как звали эту девочку, а жаль, так как она была моей первой подружкой. Кажется, звали ее
Елена, но не уверен. Впервые в моей жизни появилась девушка, которая считала, что я достоин ее любви независимо от побудительных мотивов — футбольных или каких других. Мальчишеское увлечение было сильным, а общеизвестно, если тебя любят, сознание этого подогревает и ощущение собственной значимости. То, что она белая (ее отец был выходцем из Португалии), а я черный, никакого значения для нас не имело. Главное, мы любили друг друга.
Наша любовь проявлялась самым невинным образом. Я провожал ее из школы домой, а она приходила посмотреть на наши тренировки. Мы часто гуляли, взявшись за руки. Мне кажется, что однажды я даже стащил для нее пирожок у доны Филомены. В общем, это было прекрасное ощущение.
И вот однажды заявился ее отец. Он подождал, пока мы вышли из класса, и грубо схватил дочь за руку. Размахивая портфелями, мы гурьбой высыпали во двор. Я уже представлял себе, как мы с Еленой пойдем на вокзал, чтобы посмотреть на прибывающие поезда. Но вдруг ее отец резко толкнул девочку, да так, что она чуть не врезалась в меня. Все замерли от неожиданности. Елена буквально помертвела от испуга. Меня бил нервный озноб.
"И ты разгуливаешь с этим черным бродягой? — закричал отец. — С этим черномазым бездельником? Этим negrinho[6]? Я не для того воспитывал свою дочь, чтобы она шаталась со всяким дерьмом!"
На глазах у всех он принялся ее бить.
Мне кажется, это было только вчера. Я словно онемел, мои уши горели. Как мне следовало поступить? Товарищи ждали, что я, футбольный идол, брошусь на отца и вырву свою подружку из его грязных рук, и буду бить его до полусмерти, как это бывает в радиопостановках или в ковбойских фильмах. Но я пребывал в полуобморочном состоянии. Собравшиеся смотрели то на меня, то на отца, который избивал свою дочь. Бедная девочка даже не пыталась сопротивляться, она лишь беззвучно плакала, закрыв глаза, наверное, чтобы не видеть меня, труса, стоявшего рядом. Учебники выпали у нее из рук, и отец стал топтать их ногами. До меня доносилось лишь его тяжелое дыхание.
Я повернулся и убежал. Сердце бешено колотилось в груди. Дома я бросился на кровать и стал кричать, как безумный. Закрыв глаза, я представил себе, что повалил ее отца на землю и обрушил на него град ударов. Он рухнул и стал просить у меня пощады.
Каждый раз, когда я вспоминаю реальную сцену этого дикого избиения, передо мной встает образ моей подружки — измятое белое платье, разбросанные учебники, и отец, который остервенело бьет дочь, а я стою рядом и ничего не делаю.
Какой смысл оправдывать свое бездействие тем, что отец Елены был взрослым, а я ребенком, что он был в два раза выше меня, что он исполнял свою родительскую власть по отношению к собственной дочери, а я стоял как вкопанный. Эта картина на долгие годы запечатлелась в моем сознании и до сих пор преследует меня. После того случая Елена ни разу не заговорила со мной — то ли из страха перед отцом, то ли из презрения ко мне.
К счастью, в моей жизни всегда был футбол.
Первым официальным выступлением для команды "Бакино" стал футбольный турнир, который был организован год спустя снова по инициативе мэра Николы Авалоне. Наша команда действительно была незаурядным коллективом.
Городские болельщики полушутя-полусерьезно говорили: "Менеджерам клуба "БАК" не мешало бы выпустить этих ребят на поле вместо профессионалов!" Конечно, такую лестную оценку было приятно слышать.
Благодаря усилиям Валдемара ду Бриту у нас сложилась замечательная команда. И мы не могли позволить себе проиграть, помня о высоком престиже нашего тренера. В общем, мы легко выиграли турнир и завоевали почетный кубок. Когда закончилась финальная игра, болельщики "БАКа" были вне себя от ярости, словно мы выиграли кубок чемпионата мира. "Бакино" одержал победу и год спустя. Конечно, это была удивительная команда!
Тем временем я наконец окончил школу. Для этого мне понадобилось шесть лет вместо положенных четырех. Не сомневаюсь, что учителя восприняли это событие с большим облегчением, хотя самое большое облегчение испытывал, конечно, я сам. Передо мной встала проблема, как заработать денег больше, чем продавая пирожки. Вскоре нашлась работа — на обувной фабрике. Я пришивал оторочку на ботинки. Одновременно подрабатывал у одного японца, который владел химчисткой и овощным магазином. Вторая работа привлекала меня прежде всего тем, что у хозяина была очень красивая сестра. Звали ее Нейца Сакай. К ней я испытывал серьезное влечение. Но из-за моей чрезмерной робости она так и не догадалась о чувствах, обуревавших меня.
Жил я в основном футболом — не пропускал ни одного матча в составе "Бакино", а все свободное время (его, правда, оставалось немного) тренировался, мечтая о том дне, когда выйду играть за "БАК" уже как профессионал.
И вот снова малоприятная весть!
Валдемар ду Бриту объявил нам, что уезжает из Бауру и поэтому оставляет тренерскую работу. Он возвращался в большой спорт, чтобы снова тренировать профессионалов. Я полагаю, что дело было в деньгах, к тому же цели, поставленные тренером перед "Бакино", в основном были достигнуты. Правда, сам Валдемар никаких заявлений на этот счет не делал.