Крик заставил всех на улице застыть, но только на одно мгновение. Потом тупое глухое звяканье бронзы о бронзу разбило вдребезги мирный вечер.

Таммуз метнулся вперед, вытаскивая нож. Эн-хеду снова сорвалась на бег, ее грудь сжималась от страха при мысли о том, что она может увидеть.

Кто-то закричал на египетском, и, едва подбежав к перекрестку, с которого выкрикнул свое предупреждение Таммуз, она услышала крик боли. Теперь света едва хватало, чтобы различить хоть что-нибудь, но Эн-хеду узнала Гата: прижавшись спиной к стене, с мечом в руке, он сражался с людьми Симута. Телохранитель Гата корчился на земле, истекая кровью, никто не обращал внимания на его крики о помощи.

Гата, отбивавшегося от трех человек, вот-вот должны были одолеть, но внезапно позади людей Симута появился Таммуз и сильно ударил одного из них ножом в спину. Раненый завопил, Эн-хеду увидела, как по его одежде потоком хлынула кровь. Симут заметил, что случилось, и замахнулся мечом на Таммуза, но тот увернулся от удара. Воспользовавшись случаем, Гат передвинулся вбок и ударил ближайшего из атакующих. Удар Гата бросил этого человека на спину, дав старому воину возможность броситься в сторону и спастись. Но не успел он этого сделать, как еще один египтянин кинулся на Гата и вонзил меч в бок командира стражи. Гат сильно ударил рукоятью меча нападавшего в лицо, и тот отшатнулся назад, толкнув своего товарища.

Потом Гат, зажимая бок, метнулся в сторону и исчез в сгущающихся на улице тенях.

Тем временем Симут повернулся к Таммузу, чтобы покончить с юношей, который испортил ему засаду. С поднятым мечом он двинулся к Таммузу и замахнулся, целясь в голову. Таммуз шагнул в сторону и выдернул нож из спины своей жертвы. Меч Симута не поразил цель, но египтянин сражался слишком часто, чтобы поставить свою жизнь на один-единственный удар. Плавным движением он рубанул еще раз, крест-накрест, сперва снова в голову Таммуза, потом — целясь ему в грудь. Нож Таммуза не мог соперничать с мечом нападающего, поэтому юноша увернулся, пытаясь избежать удара, но потерял равновесие, споткнулся и тяжело упал на бок, на свою больную руку. Симут с удовлетворенным фырканьем отвел меч назад, чтобы добить упавшего.

Но прежде чем оружие успело набрать скорость, то, что Симут считал легким убийством, закончилось его собственным болезненным шипением. Эн-хеду, бегом появившись сзади, вытащила нож из-под платья и изо всех сил воткнула его в спину Симута, над его поясом, почувствовав, что клинок вошел по рукоятку — на ширину ладони.

Меч египтянина замер в воздухе.

Мгновение Симут просто стоял, потом с болезненным стоном повернулся против нового нападающего, смертельно раненый, но все еще готовый ударить. Но не успел его удар попасть в цель, как Таммуз с ножом в руке приподнялся с земли и погрузил клинок Симуту под ребра.

С неразборчивым проклятьем египтянин рухнул, и его меч ударил Эн-хеду очень слабо, плашмя, прежде чем выскользнуть из его руки. Эн-хеду выдернула нож из тела Симута, чувствуя, как по ее руке течет горячий поток, бросилась к Таммузу и помогла ему подняться.

Гат убежал, и двое нападавших исчезли, погнавшись за ним. Полдюжины случайных свидетелей с открытыми ртами смотрели в ошеломленном молчании на лежащих перед ними трех людей, мертвых или умирающих.

Таммуз огляделся по сторонам, сунул нож за пояс, потом схватил за руку Эн-хеду. Спустя мгновение они тоже растаяли в сгущающейся тьме и побежали, оставив потрясенных жителей гадать, что же только что произошло.

Виляя между беспечными прохожими, Таммуз тащил Эн-хеду по улице, потом сменил направление. Эн-хеду оглянулась, но ничего не увидела. Они замедлили бег и перешли на быстрый шаг. Никто их не замечал. Здесь, на другой улице, никто не слышал стычки, только что случившейся неподалеку.

— Мы должны попасть в дом Эсккара, — прошептал Таммуз. — Трелле нужно…

— А как же Гат?

Эн-хеду поняла, что все еще сжимает в руке нож. Она сунула его обратно за лиф платья, задрожав, когда горячая кровь закапала с лезвия между ее грудей. Она с трудом выкинула из памяти лицо Симута, на котором читалась смесь боли и ненависти.

— Я видела, как он бежал по улице, а за ним гнались египтяне.

— Тут мы ничего не можем поделать, — сказал Таммуз, таща ее за собой тем быстрее, чем чаще переводил дыхание. — Или он сбежал, или его уже поймали. Нам нужно предупредить Треллу.

Эн-хеду поняла, что они сперва следовали тем же путем, каким явились сюда, потом направились к дому Эсккара.

Улица сделала крутой поворот, только один перекресток отделял их теперь от цели. Когда впереди показался дом Эсккара, у его ворот вдруг раздались звуки неистового сражения. Таммуз и Эн-хеду увидели, что полдюжины людей дерутся у входа во двор.

Таммуз устремился вперед, потом остановился, когда целый поток египтян налетел на них сзади, в спешке отшвырнув Таммуза и Эн-хеду в сторону. Таммуз прикрыл Эн-хеду своим телом и прижал ее к стене.

Оба они в ужасе наблюдали, как десятки чужестранных воинов с мечами в руках ринулись к дому Эсккара. Прежде чем Таммуз и Эн-хеду смогли прийти в себя, египтяне подбежали к дому и смяли аккадцев, защищавших жилище Эсккара.

Покинув свой дом незадолго до наступления темноты в сопровождении двух телохранителей, Кортхак прошел мимо женщины, которую его люди звали Эн-хеду, не взглянув ни на нее, ни на других торговок. Его глаза обшаривали улицу в поисках любой опасности, но он не увидел ничего необычного.

Теперь его больше не считали незнакомцем, и, когда он шел по извилистым улочкам Аккада, местный люд не обращал на него внимания. Некоторые бросали на него взгляды, не замечая длинного ножа, висящего на поясе под его одеждой.

Рыночная площадь была почти пуста, когда Кортхак прошел через нее, направляясь к речным воротам. По пути он встретил несколько аккадских воинов, по большей части невооруженных, ни один из них на него даже не взглянул. Теперь Кортхак хорошо знал их распорядок дня. Воины закончили свои дневные обязанности, пообедали в общей комнате воинских казарм и направлялись в свои любимые питейные заведения, чтобы насладиться несколькими часами безделья, прежде чем двинуться по постелям и уснуть.

Дойдя до речных ворот Аккада, Кортхак увидел, что они приоткрыты. Хотя и те и другие ворота Аккада должны были запираться с наступлением темноты, речные ворота часто оставались открытыми еще несколько часов. Стражники притворили только одну их половину. Люди продолжали входить и выходить, некоторые направлялись к реке, чтобы помыться, другие прогуливались вдоль берега или занимались личными делами.

Рядом с воротами горел сторожевой огонь, а возле связки факелов Кортхак заметил одного из своих четырех людей: тот сидел, прислонившись к стене, незаметный, как любой нищий.

Человек этот поднял руку в знак приветствия, и Кортхак кивнул. Сигнал означал, что люди готовы и заняли свои места. Кортхак продолжал идти, заметив, что только два стражника стоят в полуоткрытых воротах, наблюдая за входящими, чтобы убедиться, что в город не войдет незнакомец.

В сгущающейся темноте трудно было разглядеть все как следует, но Кортхак насчитал больше семи воинов, охраняющих ворота. Обычно речные ворота охранял наряд из десяти человек, но число их бывало разным, и Кортхак помнил ночи, когда на пост приходили всего пять воинов.

Не торопясь, он взошел по ступенькам на стену справа от ворот. Один из его телохранителей последовал за ним, тот, что нес самый длинный сверток. Второй остался внизу.

Наверху стояли на страже три воина, глядя вниз, на пристань и на тех, кто входил и выходил через ворота. Командир приблизился к Кортхаку. Приказы гласили, что никто, кроме воинов, не может подниматься на стену, но можно было сделать и исключение, тем более для богатого торговца, который желал посмотреть на реку и не возражал против того, чтобы расстаться с несколькими монетами.

— Приветствую, почтенный Кортхак, — сказал командир. — Чем могу помочь тебе этой ночью?