Управляя хозяйством Ниназу, она распоряжалась слугами и наложницами и прислуживала за столом. Лани знала все. Она присутствовала при большинстве совещаний Ниназу с его людьми или просто подслушивала. Она даже знала тайник, где Ниназу зарыл свою личную часть золотой добычи. Ниназу, как и большинство мужчин, говорил свободно в присутствии женщин — скверная привычка, которой раньше обладал и Эсккар, пока Трелла не показала ему, насколько опасна может оказаться такая манера.

После завтрака Эсккар взял Хамати и еще несколько человек, чтобы выкопать спрятанное золото. Они пересекли площадь и вошли в добротно построенный дом с двумя комнатами, достаточно просторными, чтобы там могла жить большая семья. Дом, без сомнения, занимал один из командиров Ниназу, а может, и его брат, Шулат.

На поиски тайника ушло всего несколько минут — золото, все еще нетронутое, оказалось в точности там, где сказала Лани. Недолгие раскопки помогли найти большой мешок с золотом, серебром и драгоценными камнями, зарытый в полу.

Эсккар не ожидал найти такой большой клад. Очевидно, Ниназу очень везло в его набегах еще до того, как он появился в Биситуне. Если прибавить к этому найденное в главном доме Ниназу, монет будет более чем достаточно, чтобы несколько месяцев поддерживать строительство стен, затеянное Треллой — даже после того как добрая часть отойдет Сисутросу и старейшинам Биситуна для нужд этой деревни.

И под пыткой Ниназу мог бы не рассказать об этом тайнике. Поэтому Эсккар решил, что он перед Лани в долгу.

Миновала большая часть утра, прежде чем Эсккар и Гронд медленно обошли селение, проверяя воинов, пленников и местных жителей. Удостоверившись, что его люди следят за порядком в Биситуне, Эсккар решил вернуться в дом и навестить пленника.

Ниназу едва шевельнулся с прошлого раза, вот только обделался. Он казался слабее, его лицо горело от жара. В сломанной ноге началось заражение. Эсккар не обратил внимания на ненависть в глазах этого человека.

— Ты готов говорить, Ниназу? — без всяких вступлений начал Эсккар. — Я в последний раз задаю тебе этот вопрос и предупреждаю, что знаю уже достаточно. Поэтому не пытайся лгать.

— Я ничего тебе не скажу, варвар.

Ниназу попытался плюнуть в Эсккара, но его запекшиеся губы только выдохнули воздух. Он отвернулся.

Этих слов для Эсккара оказалось довольно. Теперь, когда в руках Эсккара оказалось золото разбойника, Ниназу ничего для него не значил.

— Тогда ты будешь страдать ни за что, Ниназу. Лани нам все рассказала. Мы уже нашли остаток твоей добычи, закопанный на другой стороне площади.

Не обращая внимания на проклятия разбойника, Эсккар повернулся к охраннику:

— Давайте ему только вволю воды.

Никакого вина, чтобы облегчить боль Ниназу. Когда он будет мертв, а его люди сломлены или обращены в рабство, любые грабители, все еще орудующие в округе, быстро насторожатся и покинут эти земли. Если же нет, Эсккар прогонит их через несколько недель, когда его воины начнут прочесывать окрестности.

— Когда он кончит пить, — сказал Эсккар воину из клана Ястреба, охраняющему пленника, — выволоки его наружу. Пусть за ним внимательно наблюдают. Я не хочу, чтобы он покончил с собой, избежав мести жителей деревни. И не позволяй жителям, ни мужчинам, ни женщинам, к нему приближаться. Помни, что случилось в Дилгарте.

Эсккар отвернулся и двинулся к следующей комнате, которая служила спальней Лани и Типпу.

Он увидел, что Типпу свернулась калачиком на кровати, а Лани сидит на табурете и ждет. Она снова переоделась в простое платье, которое носила вчера. Глаза ее все еще казались красными и припухшими.

— Пришло время Ниназу встретиться с деревней, Лани. У жителей длинный список того, что он им задолжал.

— Я останусь в своей комнате, господин. Я не хочу снова видеть его.

Эсккар подумал и покачал головой.

— Лани, я хочу, чтобы ты обвинила Ниназу в том, что он сотворил с тобой, с твоим мужем и с семьей Типпу. Я взял вас под свою защиту, но все в деревне и мои воины должны знать, что Ниназу сделал с тобой и с твоими родными. Иначе кто-нибудь может подумать, что ты была с Ниназу по доброй воле. Даже мои люди могут не понять.

Она опустила глаза и ничего не ответила.

— Это будет трудно, Лани, но ты должна это сделать. Вы обе должны. Или души вашей семьи не упокоятся в мире. Это может даже помочь Типпу обрести рассудок.

— Я… мы сделаем это, господин, — сказала Лани, все еще глядя вниз. — Когда мы тебе понадобимся?

— Еще не скоро. Фермеры продолжают собираться со всей округи, и многое надо обсудить. Скажи твоей сестре, что ей следует говорить. Я приведу вас, когда будет нужно.

Он двинулся прочь, потом снова повернулся:

— После того как Ниназу умрет, ваша жизнь начнет налаживаться. А как только вы окажетесь в Аккаде, вы обе будете в безопасности.

Она не ответила.

Эсккар вышел из комнаты, поправил меч и откинул волосы с глаз. Когда он шагнул на яркий солнечный свет, вокруг него поднялись его люди, к их приветствиям присоединились крики местных жителей:

— Избавитель!.. Избавитель!.. Избавитель!..

Сисутрос хорошо приготовился к встрече с деревенским советом. Он составил вместе четыре стола и сел в середине только что сформированного совета старейшин, лицом к площади, где собрались остальные жители.

Наконец появились все важные фермеры. Сисутрос призвал к порядку совет пяти и громким голосом начал перечислять обвинения против Ниназу и его людей.

Все воины, не стоявшие на часах у ворот или у загона с лошадьми, тоже пришли сюда, и Сисутрос приставил их к пленникам, чтобы сдерживать людей, не подпуская к обвиняемым и к столам. Гронд вышел из дома вслед за своим командиром, неся последний табурет.

Эсккар сел позади и в нескольких шагах за столом, спиной к стене дома, решив принимать как можно меньше участия и происходящем.

Толпа перебивала Сисутроса после каждого выдвинутого обвинения одобрительными выкриками или проклятиями в адрес Ниназу. Закончив читать обвинение, Сисутрос потребовал тишины и объявил, что остальные жители Биситуна могут добавить к этому свои жалобы. После того как все огласят свои обвинения, Сисутрос и совет вынесут приговор Ниназу и его людям. Управившись же с разбойниками, совет будет заниматься возвращением жителям украденного у них имущества.

Сисутрос отдал приказ, и двое охранников выволокли Ниназу на свет. Поднялся неистовый шум, эхом прокатившийся по площади. Все выкрикивали проклятия Ниназу, и четыре воина с обнаженными мечами еле сдерживали людей, пока два воина выволакивали пленника на открытое место перед столами. Еще один воин вытолкнул на середину площади низкую тележку.

Ниназу привязали к ней, вбив ему в рот кляп, чтобы он не мог выкрикивать проклятия своим обвинителям во время суда.

Другие стражники заняли места перед разбойником, лицом к толпе, настороженные, полные решимости помешать, если кто-нибудь попытается отомстить самолично, напав на беспомощного пленника с ножом или мечом.

Начался суд; он шел гораздо медленнее, чем хотелось бы Эсккару. Каждый старейшина желал говорить, и Сисутросу пришлось прерывать их, когда они начинали бессвязно болтать, давая выход своей ненависти. Когда старейшины закончили, вперед подались остальные, толкаясь и давя друг друга, и один за другим стали перечислять свои обвинения против Ниназу.

Каждый мужчина и каждая женщина на площади, казалось, имели личные причины ненавидеть разбойника. Солнце почти добралось до зенита, прежде чем Сисутрос встал и объявил, что совет слышал уже достаточно и что господин Эсккар желает говорить.

В первый раз за все время жители деревни утихли, не зная, что сейчас произойдет.

Эсккар встал и пошел к старейшинам. Приблизившись к столам, он ловко вспрыгнул на один из них и повернулся лицом к людям. Он терпеть не мог говорить с толпой, но приготовился к своей речи, пока говорили остальные. Ветер бросил волосы ему в лицо, и он откинул их назад, ожидая, пока все смолкнут.