Население попряталось по домам; зашедшие к нам еще до начала открытия военных действий знакомые остались у нас, не рискнув добираться уже до дому.

В течение 4 дней в городе был буквально ад. К счастью, телефон продолжал действовать, и это была наша единственная связь с людьми близкими. Ежеминутно получались самые разнообразные сообщения.

Поначалу татары имели успех; говорили, что у них была артиллерия и что она наносит большой урон большевикам. Но уже на второй день стало ясно, что татарам не устоять в неравной борьбе.

Армянский национальный комитет с своей стороны принимал меры к тому, чтобы сдержать армянские массы от участия в столкновении. Но комитет партии «Дашнакцутюн» решил принять активное участие в борьбе и «дашнакцакане» повели наступление на татарские позиции; к ним примкнули и армяне–солдаты, томившиеся уже несколько месяцев в городе и не имевшие возможности, по указанным выше причинам, добраться к себе домой.

Озлобление с обеих сторон все усиливалось; большевистско–татарское столкновение начинало приобретать характер национального столкновения, причем против татар, кроме большевиков, выступали все большие массы армян.

Огонь судовой артиллерии становился все сильнее и разрушительнее; артиллерия большевиков била на выбор; один за другим сносились здания, особенно дорогие в глазах мусульман: большая мечеть Джума, дом мусульманского благотворительного общества, редакция и типография стариннейшей газеты «Каспий» (татарофильской, но выходившей на русском языке), дома богачей татар. Начались пожары. Положение татар все ухудшалось, и, наконец, они дрогнули: начался массовой исход татар из города в окрестности.

Несчастное население татарских частей города, бросая имущество на произвол судьбы, спешило уйти из‑под убийственного огня артиллерии и пулеметов и скрыться где‑нибудь в окрестностях.

Начались попытки к прекращению дальнейшего кровопролития, переговоры тянулись без конца, ибо большевики требовали сдачи без всяких условий с выдачей всего оружия и известного числа заложников. (На решение большевиков о прекращении дальнейших боевых против татар действий повлияла не столько ненужность дальнейшего кровопролития, сколько категорическое заявление двух пехотных русских полков, при возвращении с фронта умышленно задержанных большевиками в городе, — полки эти, не принимавшие никакого участия в военных действиях большевиков, категорически заявили, что если большевики не прекратят дальнейшего кровопролития, то полки эти немедленно сами выступят против большевиков. Угроза эта была весьма серьезной, ибо эти два полка боевого состава представляли свыше 8000 человек бойцов. — Б. Б.)

На третий день мы получили тревожные сведения о несчастной судьбе брата моей жены, А. К. Леонтовича, а через час к нам домой были привезены сам обезумевший от горя Леонтович, тяжело раненная разрывной пулей навылет в грудь его жена и труп их трехлетнего единственного сына.

29 марта по телефону я получил сообщение, что военные действия будут прекращены, так как достигнуто соглашение между враждебными сторонами. И действительно, огонь сталь стихать, и часам к 2 в городе все как‑то сразу затихло. Вместе с тем стало известно, что в городе образовалась большевистская власть и во главе ее стал Степан Шаумян, назначенный Верховным комиссаром всего Кавказа приказом из Москвы. В тот же день большевиками было объявлено в Баку осадное положение, и город был подчинен коменданту прапорщику Авакияну, известному своей предшествующей деятельностью по разложению воинских частей. (Авакиян — недоучившийся студент, офицер военного времени, все время скрывавшийся в тылу; кокаинист и неврастеник; расстрелян в числе 26 большевистских бакинских главарей в августе месяце 1918 года англичанами в Закаспийском крае. — Б. Б.).

На другой же день комитет партии «Народной Свободы» имел конспиративное заседание, на котором решено было временно приостановить деятельность и принять меры к сокрытию всех дел комитета и документов.

* * *

Мне не раз пришлось слышать впоследствии отзывы, что в «мартовские дни» 1918 года армяне беспощадно истребляли татар. Справедливость заставляет меня сказать, что это — далеко не верно.

В результате уличных боев погибло немало и армян, и среди них много выдающихся людей, как, например, д–р Леон Атабекян, один из лидеров эсеров, сын другого видного общественного деятеля и члена Армянского национального комитета Г. Б. Тер–Микелянца, боевой офицер, пробывший всю войну на фронте, и много других, коих сейчас не вспомню. Около 3000 татар было спасено армянами и интернировано на время событий в огромном театре братьев Маиловых, где их все время поили и кормили. Среди спасенных армянами татар было много представителей буржуазии и общественных деятелей, и даже такой явный армянофоб, как инженер Бейбут–Хан Джеваншир, один из организаторов и руководителей массового избиения армян в сентябрьские дни того же года, после взятия Баку турками и азербайджанцами.

Кто первый начал военные действия в памятные «мартовские дни»? Мне лично доискаться этого не удалось, и знают это лишь те, кто стоял в то время во главе событий, но полагаю, что обе стороны — и большевики, и татары — шли одинаково неудержимо навстречу событиям.

Надо при этом иметь в виду, что партия «Мусават», после национального разграничения Закавказья (но еще до официального отторжения Закавказских республик от России, последовавшего месяцем позже), считала Баку своею национальною вотчиной и стремилась занять в Баку доминирующее положение К этому же стремились и большевики в силу указанных уже выше причин. Армяне в большинстве тяготели к России и характерно, что даже у нас, в кадетском комитете, правоверные кадеты из армян стояли на той точке зрения, что на Кавказе большевики делают «русское» дело. Русские рабочие стояли в то время в большинстве уже на большевистской платформе; остальное же русское население, явно не сочувствовавшее большевизму, не представляло собой никакой действенной силы.

Как велики были потери, понесенные татарами во время «мартовских дней»? Официального их подсчета никогда не было сделано, да это и вообще представлялось бы невозможным. Сами татары на первых порах называли цифру убитых и раненых в 6000 человек; думаю, что цифра эта под влиянием перенесенных ужасов и страха была преувеличена. Поэтому цифры, называвшиеся впоследствии, — 15, 20 и более тысяч, — явно фантастические. Во всяком случае, необходимо отметить, что и со стороны татар, и со стороны армян было проявлено много случаев зверств: не только убивали, но и надругались над своими жертвами и те, и другие.

* * *

Исход татар, начавшийся еще в самые дни мартовских событий, обратился в поголовное бегство. Татары, спасшие свою жизнь, боялись за свою свободу, ибо большевики принялись массами арестовывать татар (больше — по доносам), и в особенности всех тех, которые хоть сколько‑нибудь возвышались над уровнем пролетарских классов; обвинения если и предъявлялись, то — или в контрреволюционности или в принадлежности к «бекско–ханской» партии «Мусават».

Немедленно же начались (для нас это было еще вновь) политические и социальные эксперименты, составляющие систему большевистского государственного управления: под лозунгом конфискации буржуазных капиталов были закрыты и ограблены банки вместе с их сейфами; произведена реквизиция товаров в магазинах и на складах.

Меры эти тотчас же привели к фактическому уничтожению всякой торговли, закрытию базаров и к исчезновению с рынка товаров и съестных продуктов. Все бралось на учет и подлежало распределению.

Началась реквизиция квартир, помещений и домов. На место учреждений и организаций, существовавших до того, создавался неимоверно сложный аппарат многочисленных коллегиальных учреждений с огромным штатом служащих «товарищей».

Большевистские учреждения заполнялись людьми в большинстве малограмотными, не понимавшими того дела, к которому они приставлены, исписывалась масса бумаги, отдавались бессмысленные и жестокие распоряжения, и все это злое дело оправдывалось каким‑то революционным правосознанием и прочими социалистическими бреднями.