– Я слышала ее, он делился музыкой со мной… Только еще мало русских слов понимала тогда, и смысл ускользал, – прошептала Натача, ощущая, как предательские слезы защекотали веки. И попросила неожиданно для самой себя: – Проведи меня к той двери, через которую я сюда попала… Я хочу выйти и добраться до его времени естественным путем, и пусть хотя бы старухой, но найду его, приду к нему и буду умолять меня прос…

– Извини, это не ко мне, я проводник наружу, а не внутрь! – отрезал Несси категорично. – Дальше – сама, сама. Мы достаточно тебя учили, чтобы ты получила шанс самостоятельно выжить. И найти свое очищение, чтобы обрести свой путь и свою дверь… Заодно поймешь, что время для человека – проблема из проблем, куда более труднопреодолимая, чем пространство.

Он замолчал, бросил взгляд в проем выхода, где уже почти не просматривался ушедший слишком далеко Николас, и вдруг сказал:

– Надо же, а ведь в итоге исполнилось-то желание Ника. Не твое, Натка. Это за его желание была заплачена цена, когда мы бомбу отдали. Хорошо, что Большой выпрыгнул раньше, чем понял это здесь.

– Он не поймет, – прошептала она, – я не хочу, чтобы поним…

– А вот в этом я бы не сомневался, – покачал головой Несси. – Неужели ты недостаточно узнала его? Вот, послушай, р-разве такой человек может не понять…

И Несси, что-то отыскав в цифровой памяти, снова перевел рекордер на режим громкой трансляции.

«Жизнь – это и есть прыжок в секунду. Мы безоглядно прыгаем в каждую секунду будущего, не зная, что будет с нами и где мы окажемся, и будем ли живы. – От оставленного в наследство голоса Большого в груди у Маленькой что-то болезненно сжалось и не отпускало, пока он звучал. – Надо учиться ценить каждую подаренную судьбой секунду, потому что потом ведь будут эти секунды вспоминаться как единственные и неповторимые… Люди часто не ценят то время, которое им отпущено. Ценить его начинают лишь тогда, когда остается совсем немного. Когда, быть может, времени остается всего лишь одна секунда… Мы пытаемся что-то оставить после себя, что-то сделать, что-то большее, чем секунда. Для этого мы делимся с другими чем-то, что нам кажется вечным. Таким образом, мы пытаемся выпрыгнуть из той секунды, которая нам отмерена. Из единственной секунды, которая у нас есть, в прямом и в переносном смысле… Ибо что такое время жизни человека – секундочка по масштабам мира. Но мы пытаемся выпрыгнуть из той самой секунды, которая может быть как очередной, так и последней. Нам не дано предугадать, какая из них последняя, поэтому мы живем в… предпоследней секунде. Предпоследняя секунда – это и есть настоящее. Тот самый миг между прошлым и будущим. Между теми секундами, которые мы уже помним, и той секундой, в которую нам лишь предстоит запрыгнуть. Прыжок в секунду – это наше будущее, от которого нам никуда не деться. И надо прыгать, чем бы этот прыжок ни грозил. Куда бы он нас ни вывел. В прекрасный новый мир или на дно грязной ямы… То же самое и с человечеством. Но как человек, так и человечество, быть может, спасается от предпрыжкового ужаса… спасается тем, что делает вид – вечность есть. И живет так, как будто этих секунд – не отмерено, а неизмеримо. Но если представить, что была, была когда-то изначальная секунда, в которой появилась вселенная, то должна быть и последняя секунда, когда она исчезнет. Исчезнет, чтобы прыгнуть дальше. Прыгнуть в послепрыжковую секунду, с которой все и начнется…»

Когда запись окончилась, Несси и Натача, не сговариваясь, повернулись к Рубежу, пытаясь все-таки высмотреть Николаса. Но тот уже исчез из виду окончательно.

– Надеюсь, что этот человек, которого я провел к единственно верному Рубежу, все-таки получит то, что хотел. Желание исполнится там, за пределами Зоны. Ведь любое желание, исполненное внутри нее, является не настоящим, даже если казалось истинным. Не может быть настоящим то, что возникло в таких хаотически изменяющихся, испытывающих постоянное искажающее влияние условиях. Мне, конечно, не дано узнать, что исполняется за пр-ределами и что там вообще творится. Я могу только верить, что там еще живы настоящие люди… Что все это не зря и что сам я не зря ожил, чтобы помнить… О тех, кого люблю я. Ведь пока я помню, они будут жить…

С этими словами сталкер Несси повернулся спиной к внешнему миру и, не попрощавшись с Натачей, заторопился обратно в Зону. Ловить желания других ведомых. Из унаследованного, найденного в вещах Николаса рекордера, который проводник забрал с собой, звучала уже другая песня. В ней пелось о том, что наверняка являлось самым важным для выживания этого человека. Память его наверняка сохраняла такие непостижимые события и сущности, что страшно было даже пытаться представить, какие поразительные реалии Ловчий Желаний может помнить. И кто продолжает жить благодаря тому, что сам он жив и не забывает.

Натача уже достаточно хорошо успела изучить родной язык Ника, полюбившего ее по-настоящему, ЧИСТОЙ любовью, чтобы понимать, о чем поется. Песню исполнял хрипловатым, узнаваемым голосом певец, которого Большой называл Виктор Цой и очень уважал. Несси, по-видимому, целиком и полностью разделял уважение и не случайно выбрал именно эту песню.

Провожая Несси полными слез глазами, оцепеневшая на распутье у Рубежа, так и не перепрыгнутого ею, брошенная всеми Натача прошептала вслед бывшему проводнику:

– Но что же мне делать дальше, как вернуться домой? Я не знаю, куда идти… не представляю, как можно выжить в одиночку…

Девушка помолчала, отчаянно вглядываясь в фигуру мужчины, с каждым шагом прочь неотвратимо уменьшавшуюся в размерах, и добавила:

– И еще я так хотела спросить… Когда Ник упомянул о мире, где гринписовцы приручали шичерепах, ты вдруг удивился тому, что в той линии реальности есть целый клан бывших «зеленых»… Сами факты существования шипастых громадин и множества сталкеров тебя совершенно не впечатлили, будто ты услышал о чем-то давно знакомом… Я это сразу почуяла, только не придала значения… Не уходи, я пропаду без проводника… Не бросай меня, Несси…

Совсем отчаявшись, Маленькая умолкла, потерянно опустила глаза к земле… и вдруг сквозь пелену слез разглядела среди вещей, не пропущенных на вынос зонной «таможней», серебряный крест. На нем была распята фигурка, отображение человека, ценой собственной жизни однажды попытавшегося очистить от грехов все человечество. Вряд ли его легендарная попытка оказалась удачной, судя по тому, что у этой загребущей Зоны не было, нет и не предвидится проблем с поставками свежего пополнения коллекции.

Понурив голову и сгорбившись, я уходил прочь, шагая по настоящей зеленой траве. С неподдельного неба светило ненарисованное солнце. Впереди просматривалось скопление деревьев, та самая уютная роща, в которой мне так страстно хотелось оказаться.

За спиной, на западе, не было ничего, кроме такого же заросшего травой поля. Никакой стенки, никакого забора с калитками или окошками. Исчезло все. У меня отобрана даже возможность добровольно вернуться в ЗОНУ.

Волоча ноги в направлении того, что еще совсем недавно было моей заветной мечтой, я прекрасно понимал, что если бы она меня любила – то выпрыгнула бы тоже, немедленно, вслед за мной. Отправилась бы за любимым человеком в его время, в его мир, куда угодно, на край света и за край. Я вроде не дурак и прекрасно сообразил, что привязка координат времени к пространственным точкам внутри ЗОНЫ – не случайна. И Несси неспроста ведь обмолвился, что даже в хаосе обязательно существуют некие закономерности.