На следующий день Суржик заберет свой «Форд» у Сергея Кострюлина. Расплатится, поблагодарит. И оба разъедутся в разные стороны. Чтобы больше никогда не встретиться.

Если бы Суржик всего лишь поинтересовался происхождением фотографии на лобовом стекле «Копейки», спросил: откуда она, и все такое. Он был бы ошарашен! Сергей, вполне возможно, назвал бы ему нынешнее местопребывание Нади. И Суржик, очертя голову, ринулся бы туда…. Но ни одному из них даже в голову не пришло, что они оба «ушиблены» одной и той же рыжей девушкой.

Для чего-то эта встреча была нужна. Какой-то в ней был смысл.

В жизни не бывает случайностей.

Засыпая на диване в своей огромной и в одночасье ставшей неуютной квартире на Фрунзенской набережной, Суржик услышал…. Где-то этажом выше гремел телевизор…

«Румба-а, хороший танец!

Румба-а, танцуют все!»

…Ах, как ОН и ОНА танцевали на палубе теплохода «Федор Шаляпин»! Многочисленные пассажиры не раз награждали их аплодисментами. Светились и мигали разноцветные фонарики на всех поручнях и мачтах белого теплохода…. Кружились на темном небе звезды над головами танцующих …. Весь мир, все мироздание качалось в едином ритме под звуки неистовых гитар и аккордеона….

После заключительных аккордов небольшого оркестра из двух гитаристов, ударника и аккордеониста, пассажиры устроили им бурную овацию. Ее слегка вспотевшее лицо светилось неподдельным счастьем. ОНА поклонилась и сделала книксен. ОН не остался в стороне, щелкнул каблуками, как заправский гусар и, заложив левую руку за спину, отвесил несколько четких поклонов на все четыре стороны. Оба до такой степени тонко чувствовали друг друга, так были пластичны, выразительны, темпераментны, никому из пассажиров и в голову не могло прийти, что ОН и ОНА впервые танцуют вместе. У всех сложилось абсолютное убеждение, они имели счастье наблюдать двоих победителей какого-то международного конкурса бальных танцев.

«Румба-а, поет испанец!

Румба-а, на корабле!»

На теплоход «Федор Шаляпин» они попали совершенно неожиданно. Медленно катили на «Форде» по Ленинградскому шоссе мимо Северного речного порта, возвращались из за города. Надя, случайно повернув голову, увидела сквозь зелень деревьев гирлянды разноцветных фонариков, которыми были украшены обе палубы и мачты. Она, не отрывая взгляда от пришвартованного теплохода, положила руку на плечо Суржика. Он притормозил, и до них донеслись звуки «Румбы» с верхней палубы.

После зажигательного танца они долго сидели на высоких стульях в баре, тянули через соломинки коктейль, почему-то под названием «Леопард» и угрожающе рычали друг на друга. Яростно, выпучив глаза, шипели и скалили зубы, как пара диких животных, из породы кошкообразных, тигроподобных. Такой меж ними состоялся диалог. Кто кого перерычит! Кто кого запугает до смерти!

Один раз ОНА с яростным шипением даже потянулась к его лицу своими выпущенными когтями. ОН отшатнулся и упал с высокого табурета. Со стороны они вполне могли сойти за парочку сумасшедших. Но большинство посетителей бара видели их зажигательный танец на палубе, понимающе кивали головами и улыбались.

Вообще, пассажирам «Федора Шаляпина» не было никакого дела друг до друга.

Поздней ночью, сквозь шум безобидных речных волн, доносящийся из открытого иллюминатора, сквозь гул двигателей теплохода, шепот в каюте:

— Не бойся. Ничего не бойся. У тебя все будет хорошо.

— Ты — единственный человек, которому я верю в этой жизни…

— Все будет так, как должно быть. Как предрешено. Господь щедр, если одной рукой отбирает, другой дарует…

— Я не крещеный…

— Это неважно. Господь все видит, все знает… Ничего не бойся…

Теплоход предоставлял обеспеченным парочкам возможность провести ночь на свой вкус. Покупай билет, получай ключ от двухместной каюты и делай что хочешь. Хоть на голове стой всю ночь, занимайся йогой. Спиртное и ужин стюард доставит прямо в каюту. Можешь всю ночь просидеть в ресторане и дегустировать все подряд напитки. Или стоять со своей девушкой на носу теплохода до посинения и, раскинув руки в стороны, вдыхать упругий речной воздух, ощущая себя героями «Титаника».

Под утро сонных и еще не трезвых пассажиров поднимет мелодичный звон колокола, извещающий о прибытии в Северный речной порт…

«Внимание! Розыск! Надежда Соломатина, 23 года, рост 68, была одета…». Ксерокопии с афиш Мальвины бросались в глаза Суржику возле каждого отделения милиции. Он морщился и отворачивался. На них Надя была похожа на кого угодно, только не на саму себя. Прошло больше месяца, и Валера с ужасом вдруг понял, что начинает забывать ее лицо. Проклятие какое-то!

Несколько раз на улицах Суржик, заметив со спины в толпе, как ему мерещилось, Надю, бросался следом и, схватив за руку очередную девушку, резко поворачивал к себе. И каждый раз потом долго извинялся, просил прощения и сокрушенно качал головой. Девушки, быстро взглянув ему в глаза, почему-то сразу понимали, — ЧТО происходит с этим, уже немолодым, полноватым, лысоватым мужчиной. Сочувственно кивали и шли дальше по своим делам. Изредка оглядывались.

Время лечит, гласит народная мудрость. Дни шли, за ними недели, но никакого облегчения Суржик не чувствовал. Более того, возникло странное ощущение, будто из груди выпала, куда-то подевалась большая часть его души. И в том месте образовалась пустота. И ничем ее невозможно было заполнить. Это место непонятным образом ныло, болело, подчас не давало свободно и легко дышать.

«Я начинаю сходить с ума!» — постоянно твердил себе Валера. «Это болезнь. Так дальше не может продолжаться. Безвыходных положений не бывает. Всегда есть выход!».

«Во всех словах и делах моих руководи моими мыслями и чувствами. Во всех непредвиденных случаях не дай мне забыть, что все ниспослано Тобой».

Татьяна заявилась в квартиру Леонида Чуприна на Кронштадтском бульваре ранним утром. Он еще и глаза продрать не успел. Челкаш вообще не соизволил подняться с тахты. Спали они, естественно, вдвоем. В обнимку. По спартански. Без простыней. Под одним байковым одеялом. Чуприн в одних трусах проковылял на гипсовой ноге в коридор и, не глядя, распахнул дверь. Опять был уверен, это соседка Наталья.

Но это была не Наталья. Татьяна привычно и решительно вошла в квартиру и, будто не было никакого недельного перерыва, сходу изрекла:

— У тебя могло сложиться обо мне превратное представление! Должна сказать сразу…

— Какое-какое? — не понял Чуприн.

— Превратное. Искаженное!

— А-а.… Понял, — сказал Леонид. И зевнул. — Ты чего в такую рань?

— Хочу, чтоб ты знал. Я ни о чем не жалею.

— Я тоже. Было бы глупо… — поддержал ее Леонид. Не успев понять, о чем речь.

— У меня было счастливое детство. Не скрываю. И не стыжусь. Я была юной пионеркой. И активной комсомолкой.

— Да, да.… Не Лариной она была, — пробормотал Чуприн. — Ты проходи, проходи.

Они прошли на кухню. Татьяна осталась стоять в дверях. Леонид налил в чайник воды из-под крана и грохнул его на плиту.

— Меня неоднократно награждали почетными грамотами. Однажды даже отправили в Артек пионервожатой. Я видела живого Гагарина. Он к нам приезжал….

— Сколько ж тебе тогда было лет? — удивился Чуприн.

— Нас построили на линейке, — не слушая, продолжила Татьяна, — Он шел вдоль шеренги, возле меня почему-то остановился, посмотрел на меня так… улыбнулся своей знаменитой улыбкой и… пожал мне руку…

Татьяна неожиданно всхлипнула, опустилась на табуретку возле холодильника и достала носовой платок.

— Куда все это ушло!? — со слезами в голосе воскликнула она. — Комсомол, всесоюзные стройки, пионерские костры…. Гагарин, Космос, Патрис Лумумба…

— Анжела Девис… — в тон ей добавил Леонид Чуприн.

Татьяна вдруг тряхнула головой, бросила на Чуприна враждебный взгляд.

— Демократы вшивые! Все зло от них! — жестко сказала она.