Третий визит в квартиру одинокого писателя Леонида Чуприна на Кронштадтский бульвар Татьяна Котова нанесла, вырядившись по все белое. Белые расклешенные джинсы, белые туфли на низком каблуке, белая просторная кофта. Глупости болтают, будто белое полнит. Кого как. ЕЙ очень даже к лицу.
«Может ЕЙ в блондинку перекраситься?» — думала Татьяна, поворачиваясь утром перед зеркалом в коридоре так и эдак. И мысленно сказала той, в зеркале. — «Дура ты!». Сегодня ТА, другая Татьяне Котовой активно не нравилась. Бывают такие дни.
Татьяна приучила себя каждое дело доводить до конца. Пора в отношениях с небритым писателем и художником поставить жирную точку. И забрать свой зонтик. Всегда предельно аккуратная и осторожная на дороге, сегодня Татьяна вела свою «девятку» так, что окружающие только в разные стороны шарахались. Одни, наблюдая ее размашистую манеру вождения, укоризненно покачивали головами, другие беззвучно матерились. Правду говорят, «Женщина за рулем, обезьяна с гранатой!». Сегодня она иллюстрировала это мудрое изречение во всей его полноте и яркости.
На третьем этаже перед знакомой обшарпанной дверью она на секунду замерла. Потом, собравшись с духом, решительно нажала на кнопку звонка. Дальше началась какая-то дикость, какая-то лишенная смысла и всяческой логики, фантасмагория. ОНА, (та, другая!), в нетерпении принялась стучать костяшками пальцев в дверь.
«ОНА сошла с ума!» — успела подумать Татьяна. За дверью послышался знакомый радостный лай и стук костылей по паркету. Дверь распахнулась.
Очевидно, белые одеяния преобразили Татьяну до неузнаваемости. Чуприн и Челкаш оба, как по команде, застыли в изумлении. И даже рты раскрыли.
— Ваших книг, действительно, никто не читает! — провозгласила Татьяна, решительно входя в квартиру. Даже не здороваясь, даже не дождавшись приглашения войти.
— Так уж и никто? — успел только буркнуть Чуприн, закрывая за ней дверь.
Татьяна вошла в «кабинет», остановилась посреди него. Точно по центру. Под люстрой. От нее волнами исходила такая пульсирующая энергия, что Леониду Чуприну впору было защитный скафандр надевать. Или на худой конец хоккейный шлем. Он растерялся.
— Я много езжу по делам, бываю во всех районах города, постоянно заглядываю в книжные магазины и библиотеки…. — пулеметными очередями выдавала она.
— Никогда бы не подумал! — попытался иронизировать Леонид. Но это у него не получилось. Под натиском «женщины во всем белом», любой бы отступил.
— В магазинах из ваших книг не куплен ни один экземпляр! К счастью!
— Неправда ваша! — пытался возразить Чуприн. — Не далее как вчера мне звонили из одного книжного магазина…
— В библиотеках ни одна из ваших книг не выдана на руки!
— Тем более, неправда! Сегодня утром, всего час назад мне звонили из нашей районной читальни, просили зайти. Они устраивают вечер встречи с…. Если б не нога…
— К счастью! — повысив голос, почти выкрикнула Татьяна. — К счастью, сегодня молодежи не до чтения! Иначе, даже трудно представить — какому чудовищному разрушению подверглись бы их нежные души…
Татьяна уже не просто говорила, она — вещала! Таким тоном, с таким напором выступают с трибун. На собраниях, съездах, симпозиумах. Писатель Чуприн тряхнул головой, собрался и взял себя в руки. Не до конца, но все-таки.
— Раскрой глаза, красотка-а! — почти весело заорал он. — У нас давно нет никакой молодежи! По улицам бродят стада длинноволосых обезьян!
— У нас прекрасная молодежь! Умная, честная…
— Грязные, тупые…
— В массе — наивные, порядочные, добрые…
— Алкаши, наркоманы, ворье…
— Мо-о-олча-ать!!! — голосом Верховного Главнокомандующего рявкнула Татьяна. Не иначе, взыграли гены родителя. Военного, в больших чинах. — Не смейте!!! Не смейте всех… под одну гребенку!!!
И в ту же секунду, как дополнение, как выразительный мазок неведомого режиссера, за окном оглушительно громыхнул гром. Челкаш привычно спрятался под письменный стол. Леонид, еще не успев войти в свой «кабинет» и основательно обосноваться в кресле за столом, замер на пороге. Попытался в очередной раз усмехнуться, но усмешка у него вышла какая-то кривая. Он ее мгновенно согнал с лица.
Чуприн уже открыл рот, очевидно, чтоб что-то возразить Татьяне. Но тут в дополнение ко всему прочему, раздался громкий стук в стену. Стучали чем-то тяжелым. Настырно и даже агрессивно. Послышался хриплый мужской голос:
— Эй! Писатель, мать твою!!! Нельзя ли потише! Люди после смены отдыхают!
Чуприн стремительно подковылял к стенке, поднял руку, очевидно, хотел постучать в ответ, но передумал. Несколько мгновений он так и стоял у стены с поднятым кулаком. Татьяна неподвижно стояла посреди «кабинета» в той же воинственной позе.
— Моя дочь… не такая! — жестко, почти по складам отчеканила Татьяна.
Леонид резко повернулся, чуть не потеряв при этом равновесие. Но на одной ноге все-таки удержался. Прицеливаясь, оценивающе разглядывал Татьяну.
— Да, да. Понимаю, — задумчиво пробормотал он, — Ей некогда. Носится по кругу на велосипеде, как угорелая кошка…
— Ее подруги… не такие! — настаивала Татьяна.
— Да, да. По трэ-эку! Это у них трэ-эк называется. Интеллектуальное занятие для молодой девушки, ничего не скажешь. Разумеется, им не до чтения книг.
— Вы черните все вокруг по одной простой причине…
— Давай, давай! — усмехнулся Леонид. — Режь правду-матку! Прямо в глаза!
— Просто вы — неудачник! — выпалила она. — Потому и видите мир исключительно в черном цвете! Неудачник!!!
Татьяна тут же пожалела о сказанном, потому что заметила, как Леонид побледнел. Секунду он стоял неподвижно. Потом, опустив глаза, не глядя на нее, он медленно проковылял к столу, основательно уселся в кресло, почти спиной к Татьяне, начал выдвигать и задвигать обратно ящики.
— Ты права… красотка! — неожиданно спокойным, рассудительным тоном сказал Леонид Чуприн. — Когда-то это надо признать и… перестать морочить голову. Себе и окружающим. Я плохой писатель. Ниже среднего. Что делать! Не всем же быть.… Хотя, если честно, искорка одаренности во мне была… была…
Леонид достал из нижнего ящика плоскую металлическую фляжку и граненый стакан. Отвинтил крышку, плеснул в стакан чуть меньше половины. Потом нервно закурил. Челкаш под столом пару раз выразительно чихнул. Не упустил возможность выразить свое отрицательное отношение к спиртному и табачному. Чуприн, не поворачиваясь к Татьяне, продолжил глуховатым голосом:
— Я очень хорошо начинал. Подавал надежды, как говорится. Мои первые рассказы были нарасхват во всех редакциях. А потом… в один миг все полетело кувырком…
— Вам ли, писателям, жаловаться! — откликнулась Татьяна. — Живете, как птички. Порхаете с ветки на ветку, от жены к жене, из редакции в ресторан… Легко живете!
Чуприн, не оборачиваясь, раздраженно сморщился и помотал головой.
— Чего молотишь!? — усталым голосом сказал он. — Чего молотишь, красотка!? Уши вянут, тебя слушать! Порхаете… на ветку! Знала бы всю подноготную, не вякала бы…
Татьяна несколько раз глубоко вдохнула-выдохнула. Потом медленно направилась в коридор. Уже взялась за ручку двери, но опустила ее. Тихо вернулась в «кабинет».
— Хлебнешь за компанию? — не оборачиваясь, спросил Леонид. — Посошок на дорожку!
— Я на работе.
— Понимаю. При исполнении, так сказать… — усмехнулся Чуприн. — А я врежу…
Леонид поднес граненый стакан ко рту, но тут пронзительно зазвонил телефон. Чертыхнувшись, Чуприн поставил стакан, сунул под мышки костыли, поднялся с кресла, заковылял в коридор. На стоявшую в дверях «кабинета» Татьяну даже не взглянул. Только когда поднес трубку к уху уставился на нее тяжелым взглядом.
— Да! Слушаю! Да, продаю! Отличная квартира! Чистая, светлая, все удобства… — говорил в трубку Леонид. Но смотрел при этом прямо в глаза Татьяне. С вызовом и со своей обычной усмешкой. — Сухая, просторная… Потолки очень высокие, два восемьдесят пять! Прекрасный вид из всех окон! Кстати, окна выходят на Запад! Под окнами — целый вишневый сад! И всего третий этаж! Вы записываете? В ясную погоду вдалеке виден даже купол Ивана Великого! Валютный вариант! Да, да! Заходите когда удобно…. Я всегда дома!
