Она еще накануне стала жаловаться на лихорадку и колики в животе. Я тогда не придала этому значения, полагая, что Анджела съела что-то не то. Накануне вечером подавали устричный соус со странным, как мне показалось, запахом, но мой еврейский нос проявлял излишнюю чувствительность к продуктам, которые я с детства считала запретными. Я приготовила для нее рвотное из смеси вина с порошком сурьмы, выклянченной у литейных дел мастера дона Альфонсо, после чего ее вырвало, и мы отправились с донной Лукрецией смотреть скачки в День святого Георга, устроенные в Барко. Анджела вела себя непривычно тихо, бледная, измученная, она не делала ставки, хотя донна Лукреция позволяла нам играть на мелочь и булавки, считая, что если заключать пари на такие пустяки, то греха в том нет. Даже когда началась драка между победившим жокеем, выступавшим, разумеется, под флагом донны Лукреции, и тем, чья лошадь финишировала первой, но без всадника, она, безучастная ко всему, раскачивалась, скрестив руки на животе. К вечеру Анджела уже не могла скрывать свое недомогание, и донна Лукреция, встревожившись, ее отпустила.
– Ступай с ней, Виоланта, – приказала она. – Ты знаешь, чем лечить. Ведь в обычаях вашего народа изучать искусство врачевания, я права?
В свое время я набралась кое-каких практических советов от Мариам, хотя, видимо, знала не больше, чем донна Лукреция, но неевреи склонны полагать, будто все иудеи лекари, поскольку лекари – единственные евреи, которых они пускают в свои дома.
– Да, мадонна, – ответила я и поспешила к Анджеле.
Ночь прошла неспокойно. Подруга стонала и металась от боли, часто покидала постель, чтобы облегчиться, говоря, что ей от этого станет лучше, но лучше не становилось. День никаких изменений не принес. Маленькая служанка, принесшая вино с печеньем и воду для умывания, пришла в ужас, увидев серое осунувшееся лицо Анджелы на промокшей от пота подушке, и унесла ночной горшок на вытянутых руках, словно он был заразный. Я не сомневалась, что это отравление – то ли от плохой пищи, то ли по другой, более серьезной причине. Неужели Ипполито догадался о ее чувствах к Джулио? Но Анджела настаивала, что боли напоминают наступление месячных, только они более сильные, да и время не то.
– Может, ты беременна? – спросила я, присаживаясь на край кровати, чтобы уговорить подругу выпить немного вина, а то щеки у нее стали совсем белые.
Анджела кивнула с несчастным видом.
– Я пыталась соблюдать осторожность, но ошибки случаются.
– Анджела, ты ведь не сделала ничего безрассудного? – Она, протестуя, скривилась, но я подняла руку, призывая к молчанию. – Я не собираюсь читать тебе мораль. Просто если ты приняла что-то, то тебе нужно признаться, чтобы я нашла противоядие.
– Я такая глупая. Что мне теперь делать, Виоланта? – От очередного приступа острой боли она свернулась калачиком и прикусила подушку.
– Ты должна сказать мне, какое средство приняла.
– Не знаю. Купила снадобье у одной женщины на Виа-деи-Вольте. Какие-то сушеные листья.
– У тебя сохранился пакетик? В нем что-нибудь осталось?
Анджела покачала головой, притягивая колени к груди и крепко жмурясь от боли.
– Я сожгла их. Никто не должен знать.
– О том, что ты беременна, или о том, что попыталась вызвать выкидыш?
– Не знаю.
Я недоумевала.
– Раньше ты говорила, что не против ребенка, если мы устроимся в Ферраре.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.