– Едет сюда? – Если после долгого дня в пути на лице доны Лукреции и сохранился румянец, то сейчас он превратился в два ярких пятна на щеках. Глаза ее горели. Трудно было понять, то ли она сердита на дона Альфонсо, проявившего нетерпение, то ли просто охвачена лихорадкой от усталости. – Не может быть, – вздохнула мадонна. – Вы только взгляните на меня.
Собрав всю свою галантность, дон Аннибале отвесил глубокий поклон и произнес:
– Я не вижу ничего, что могло бы не понравиться дону Альфонсо или любому другому мужчине, мадам.
И я, хотя знала тогда о мужчинах мало, с ним согласилась.
Обычно донну Лукрецию называли красавицей поэты, или послы, желавшие произвести хорошее впечатление, или просители, благодарные за ее милости. И, разумеется, так называл ее и тот мужчина, который слепо любил ее. Она была очаровательна и умна, умела улыбнуться мужчине, так взглянув на него из-под опущенных ресниц, что он действительно начинал верить, будто Лукреция может поспорить красотой с Еленой Троянской. Природа наградила ее грацией, она не шла, а скользила, не танцевала, а передвигалась по облакам. Разумеется, одевалась Лукреция изысканно, с врожденным чувством стиля, характерным для всего ее семейства, а своей фигурой и осанкой могла бы произвести впечатление и в самом мрачном трауре. Даже сейчас, в платье с грязным подолом, мокрыми волосами, прилипшими ко лбу, и синими кругами под глазами, она выглядела так, что дону Альфонсо, как мне казалось, не на что было бы жаловаться.
– Если он едет, то пусть едет, – изрекла Анджела, которой родство с донной Лукрецией давало больше свободы, чем остальным, высказываться откровенно. – Он ваш муж. Нам нужно извлечь из этого обстоятельства все возможное.
Донна Лукреция сделала глубокий вдох.
– Разумеется, – кивнула она и, наклонившись к сундуку на полу, достала маленькое зеркальце. – Где, по вашему мнению, дон Аннибале, мне следует встретить его? – И она принялась приминать волосы, мелко завивавшиеся в сырую погоду.
Дон Аннибале пожал плечами:
– Замок небольшой, мадам. Наверное, в парадном зале.
– Очень хорошо. Так и передайте дону Альфонсо, что я спущусь к нему немедленно, прямо в зал.
Дон Аннибале отвесил поклон и удалился. В спальне поднялась суета: мы спешно открывали сундуки, швыряли на кровать платья, рубашки, шапочки и вуали и сыпали горы драгоценностей и косметики на туалетный столик. Вскоре донна Лукреция отпустила всех дам, кроме Анджелы, меня и рабыни Катеринеллы. Почему она оставила меня? Я была одной из самых неопытных из ее свиты, и у нас с ней часто возникали разногласия. Видимо, донна Лукреция посчитала, что может заставить дона Альфонсо ожидать целый час, но для нас это был убийственно короткий срок, чтобы одеть ее для первого свидания с новым мужем.
К счастью, Лукреция выбрала простое платье насыщенного красно-коричневого тона, который предпочитала другим, с простыми кружевными рукавами. Под низ она надела чистую рубашку из белого льна и застегнула высоко под горлом жемчужной брошью, преподнесенной среди других подарков от семейства д'Эсте по случаю заключения брака, когда на церемонии не кто-нибудь, а Ферранте замещал своего старшего брата. Мы расчесали мадонне волосы, и они легли ровными волнами по плечам и спине благодаря тому, что с тех пор, как мы выехали из Имолы, она заплетала тугие косы. Зато теперь она выглядела скромницей-невестой. Дон Аннибале выделил нам для сопровождения пажа, но, прежде чем покинуть спальню, донна Лукреция попросила прислать к ней сестру Осанну. Никто не знал, где ее поместили, в замке или городе, но, когда она наконец появилась, мадонна выгнала нас в коридор и провела несколько минут наедине с монахиней.
Наконец мы направились в зал. Катеринелла шла за хозяйкой, придерживая подол юбки, чтобы тот не касался пыльного пола. Никто в Бентивольо не подчинялся Чезаре, распоряжавшемуся в Романье, где готовились к нашему приезду в каждом замке. Здесь же на всем лежал налет запущенности, а в воздухе пахло плесенью. В зале, однако, кое-как запоздало прибрались в честь наследника герцога Ферраре. Зажгли светильники и свечи, на длинном, заляпанным свечным салом столе расставили угощение для путешественников – хлеб, сыр, ветчину и фрукты. Прибывшие собрались у огня в дальнем конце зала, там же разместились рослые мужчины в грубых одеждах, с собаками у ног и пажами, разносившими кувшины с вином.
Наш паж объявил о приходе дам, и тогда один из мужчин отделился от группы у огня и пересек зал широкой тяжелой поступью. Пара пятнистых охотничьих псов так и вилась под ногами. Правую руку он весьма романтично прижимал к сердцу, что не очень хорошо смотрелось при такой грузной фигуре и простой одежде.
– Позвольте представить дона Альфонсо д'Эсте, – с этими словами к нам поспешил дон Аннибале.
Дон Альфонсо отвесил поклон. Я заметила, что его короткие, туго завитые волосы начали редеть на макушке. Донна Лукреция, послушная долгу, потупила взор и присела в глубоком реверансе.
– Донна Лукреция Борджа, – произнес дон Аннибале, когда та протянула руку мужу для поцелуя.
Нам показалось, что прошла целая вечность, пока дон Альфонсо оставался на месте, хмурясь поверх головы донны Лукреции. Запахи свечного сала и мокрой псины заставили меня задержать дыхание, так что даже голова закружилась. По непонятной причине моя хозяйка вызвала у него недовольство. Нас отошлют обратно в Рим, и мы проделаем весь путь в зимнюю непогоду, сгибаясь под тяжестью багажа. Наконец я увижу Чезаре. А вот он не захочет меня видеть. Я попыталась представить, как он разгневается, но не сумела. То, что его образ так быстро померк в моей памяти, принесло мне облегчение, а потом ужаснуло.
Дон Альфонсо неловко приложил левую руку к сердцу, освободив правую, чтобы поддержать донну Лукрецию, когда она выпрямлялась после реверанса. При этом он слегка сутулился, как человек, когда задыхается или прикрывает рану в груди. Но у дона Альфонсо был вполне здоровый вид – широкие плечи, румянец во всю щеку, – хотя, может, это было лишь внешнее впечатление, а на самом деле изнутри его разъедал сифилис. Я постаралась перехватить взгляд Анджелы, но она, казалось, не замечала меня, внимательно наблюдая за мужчинами у огня. Наверное, надеялась увидеть среди них Ипполито.
– Ваш слуга, мадонна, – произнес дон Альфонсо. У него был грубый голос, и говорил он с сильным северным акцентом.
– Напротив, господин, это я ваша слуга, если договоренность между нашими семействами остается в силе.
Донна Лукреция посмотрела в голубые пронзительные глаза мужа и улыбнулась. Он явно понял подтекст ее ответа, но, видимо, не знал, как теперь поступить. Неожиданно он согнулся пополам, вцепившись в грудь обеими руками. Донна Лукреция тихо охнула. Дон Альфонсо странно взвизгнул. Я перепугалась, что с ним приключился припадок, и шагнула к нему, чтобы помочь. Я действовала, поддавшись порыву, и это не ускользнуло от мадонны, наградившей меня осуждающим взглядом.
Дон Альфонсо выпрямился, держа в ладонях извивающийся комочек белого пуха. Неловко протянув руки к донне Лукреции, он произнес:
– Я привез вам подарок.
У меня упало сердце. Я опять попыталась привлечь внимание Анджелы, но она по-прежнему таращилась в сторону камина. Донна Лукреция хоть и выросла среди мужчин, любивших охоту, однако терпеть не могла собак, она говорила, что они шумные, грязные, а их блохи заставляют ее чихать.
– Комнатная собачка, – пояснил дон Альфонсо, подтверждая мои страхи. А донна Лукреция с застывшей на лице улыбкой словно приросла к полу. – Приобрел ее мамашу у одного индуса, которого встретил в Венеции.
– Она очень…
– Держите, пусть она привыкает к вам. Тогда будет сидеть спокойно. Собакам нравится, чтобы у них был вожак. Волки, сами понимаете.
Похоже, донна Лукреция не понимала, но она знала свой долг и потому приняла песика от дона Альфонсо, осторожно взяв под передние лапы. В ее руках собачка выглядела крупнее, с крепкими лапами и хорошо сформированной мордочкой.
