– Хорошо, – просто сказала Нина.

– Хорошо? – осторожно переспросил он.

– Я хочу сказать… Я не буду больше говорить, что мы не увидимся. Я постараюсь приспособиться. Я… Я с тобой.

Плечи его расслабленно опустились, лицо смягчилось, глаза засияли. Только сейчас она поняла, в каком напряжении он был весь день.

– Я… рад. – Дыхание его прервалось. Потом он поддразнил ее самодовольно: – Я знал, что будет по-моему.

Нина закрыла глаза. Улыбка осветила их лица. В эти минуты они были душевно близки как никогда. Они излучали нежность.

– И что же дальше? – спросила Нина на одном дыхании.

В глазах его были, как всегда, и дерзость, и ласка.

– Мы можем это отпраздновать, – предложил он мягко. И медленно, как во сне, двинулся к ней. Огонь в его глазах разгорался все ярче. Люк подошел так близко, что она чувствовала тепло его тела, но все еще не прикасался к ней.

– О Боже! – воскликнула Нина. Она хотела сказать, что еще не готова к дальнейшему, что нужно остановиться, но слова замерли у нее на губах.

Его руки расстегнули молнию ее платья. Платье упало на пол, и она стояла перед ним в одной кружевной комбинации.

– Я не хочу ничего, если ты не готова. Мы можем остановиться, если ты не уверена в себе.

Нина посмотрела ему в глаза. Чего она боится? Она хотела познать его всего. Просто это опять начало.

– Хочешь, чтобы я отвез тебя домой? – спросил он глухим голосом.

– Обними меня, – сказала она просто, отдаваясь во власть его прикосновений.

Люк снова притянул ее к себе. Его руки скользнули под мягкую ткань, гладили упругий живот, стройную спину, грудь, узкую талию, бедра.

– Боже, как прекрасно, – хрипло сказал он.

– Это чистый шелк.

– Я не об этом.

Люк ласково провел рукой по ее лицу, коснулся губ и подбородка.

Тонкие руки Нины дотрагивались до его бровей, лица, шеи. Он нежно поцеловал ладонь, прикоснувшуюся к его щеке.

С невольным стоном Нина обвила руками его шею, прижимаясь к нему всем телом, прильнула губами к его губам. Оба жадно утоляли голод. Долго сдерживаемое желание прорвалось бурно и страстно, они впивались друг в друга, не требуя, а лишь отдавая.

Губы Люка раздвинули губы Нины. Они были горячими, настойчивыми, требовательными. Языки соединялись в прелюдии к предстоящему. Его руки были везде: гладили волосы, касались лица, спины, прижимали ее бедра к своим.

Он нетерпеливо стянул с нее чулки и комбинацию. Полностью обнаженная, она стояла перед ним, поражаясь тому, что не ощущает никакого стыда, испытывая огромную радость от восторга в его глазах. Ее тело, которое она тренировала и холила с мыслью о работе, приобрело новый удивительный смысл – стало источником наслаждения для возлюбленного.

Дрожащими руками она помогла ему расстегнуть и сбросить рубашку, уткнулась лицом ему в грудь, опьянев от его запаха, гладкой кожи, твердости плеч, от всего его сильного, прильнувшего к ней мускулистого тела.

Сплетя воедино тела и руки, покрывая друг друга нежными поцелуями, они медленно опустились на мягкий, пушистый ковер.

Наконец, лежа на спине, испытывая головокружение, Нина оторвала свои губы от губ Люка. Их взгляды скрестились. В его глазах она увидела зов и обещание. Почувствовав внизу живота жар и боль, она чуть отодвинулась от него, и он, как будто знал ее тело лучше, чем она сама, начал его слегка массировать.

– Легче? – спросил он.

– Нет, только хуже, – вздохнула она.

– Хочешь, чтобы я прекратил? – поддразнил он.

– Нет.

Горячие губы Люка обжигали кожу. Он дразнил языком ее соски и брал их в рот. Нина изнывала от страсти. Выгнув спину, она застонала, все сильнее прижимая к себе его голову, гладя густые темные волосы, зарываясь в них пальцами. Руки ее беспрестанно двигались, ощупывая его плечи, твердые мышцы спины, перекатывающиеся бицепсы рук, уверенно следующих по изгибам ее тела.

Нина оторвалась от него на минуту и попыталась расстегнуть его пояс. Понаблюдав за ней минуту, Люк поцеловал ее волосы и погладил спину.

Наконец он спросил:

– Помочь?

Она в отчаянии опустила руки. Люк снял ремень, швырнул его в сторону и расстегнул джинсы.

– С остальным справишься? – спросил он хрипло.

Он откинулся на спину, наблюдая, как Нина стаскивает с него джинсы. Глаза ее изумленно расширились. Он был великолепен. Так она и думала. Большой, сильный, мускулистый.

Она прильнула к его телу, наслаждаясь роскошным ощущением прикосновения его сильных бедер к ее животу и груди.

Оказавшись с ним лицом к лицу, она поцеловала его со сдержанной страстью, чувствуя жаркое подтверждение его желания. Они смотрели друг другу в глаза. Она шевельнулась, торопя его. Люк задержал дыхание, руки его без остановки скользили по ее телу.

Нина изучала его так же, как он ее, трогая, вкушая, дразня, пока он с подавленным стоном не повернул ее, перекатился и лег на нее сверху.

Ее игривость тут же пропала.

– Пожалуйста, пожалуйста, скорее, – страстно зашептала Нина. Он целовал ее в грудь.

Она задержала дыхание. Люк медленно и мягко воссоединил их тела.

Руки и ноги их переплелись, они двигались как единое целое, губами нежно лаская друг друга.

Нина ощутила одновременно сладость и боль. Не помня себя, она растворилась в Люке. Сознание и все чувства исчезли, кроме одного – желания оставаться в его объятиях.

Она стонала, прижимаясь к Люку, волны наслаждения накатывались на нее одна за другой. Это было что-то невероятное. И по тому, как он со стоном, шепча ее имя, прижимал ее к себе, она понимала, что он чувствовал то же. Ничто на свете не могло с этим сравниться.

– О, Нина, – глубоко вздохнув, сказал он, – это было незабываемо.

Вместо ответа она сжала его руку и, не двигаясь, растерянно смотрела в потолок. Раньше она занималась любовью только ночью в постели.

Следующую ночь Люк провел в квартире Нины. Он сразу же начал ворчать по поводу меблировки, но Нина быстро перевела его внимание на более важные вещи.

В пятницу вечером он пришел послушать ее в опере «Турок в Италии», а затем повел в ресторан.

– Я был не в силах следить за сюжетом, но ты была потрясающа, – сказал он, поцеловав ей руку.

«Раз он уважает мою работу, – решила Нина, – не стоит переживать, что он не любит оперу».

Вечером они бродили по городу. Тут-то их и засекла пресса. Когда они выходили из кафе, их сфотографировали. И хотя Люк довольно быстро отделался от репортеров, у Нины возникло предчувствие, что так просто это не кончится.

В субботу во второй половине дня, когда они спокойно лежали на кушетке в его квартире, Люк объявил ей:

– Я не могу больше откладывать.

– Откладывать что?

– Я уезжаю на некоторое время.

– Когда, куда?

– Послезавтра. Детройт, Чикаго, Цинциннати.

– Надолго?

– Дней на десять.

– О! – Она положила голову ему на плечо. Он поцеловал ее в макушку. – Ну что ж, это только десять дней, – сказала она, помолчав.

– Жаль, что так скоро.

– Что поделаешь.

– Мне не хотелось оставлять тебя сразу после того, как… мы начали…

– Что начали? – спросила она лукаво.

– Начали лучше понимать друг друга, – сказал он несколько высокопарно. – Я буду думать о тебе.

– Не беспокойся обо мне, Люк. На меня свалится куча работы, пока ты будешь в отъезде. С тех пор как мы встретились, у меня и минуты покоя не было.

– Ты будешь кормить мою рыбку?

– Рыбку? Я думала, что ты любишь собак.

– Да, люблю. Но ты можешь представить меня выгуливающим собаку в Центральном парке с зонтиком в одной руке и старой газетой в другой?

– Я понимаю. Хорошо, я буду кормить рыбку и оставлю слабый свет в твоем окне. Все будет хорошо. Ты всегда так нервничаешь перед отъездом?

– Нет, только после встречи с тобой.

– Ты видела это? – взволнованно спросила Нина, бросая груду журналов и газет на крышку фортепиано Елены.