– Потому что вы любите разглагольствовать!

– Я это не отрицаю, но разговор-то был интересным. Мне не нравятся его работы. Он признался, что терпеть не может мою музыку. Но это же не означает, что мы не можем обмениваться мыслями. Разница во вкусах не исключает уважения.

Нина глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться. Что ж, он прав. Разве ее собственная семья не подтверждение этому?

– Хорошо, я принимаю твое объяснение, – перешла она на «ты». – Но ведь ты видел, как мне было неловко, когда все на вас смотрели.

Люк тоже вздохнул. Они всегда умудрялись заводить друг друга.

– Нина, извини. Я не хотел. В следующий раз я постараюсь не забыть, что ты не любишь привлекать внимание.

– В следующий раз? – переспросила Нина с сомнением в голосе.

Люк тяжело посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Я не думаю, Люк, что у нас что-то получится, – сказала она осторожно.

– Мы оба знали, что будет нелегко, Нина. Но мы, кажется, решили попытаться. – Он тоже тщательно подбирал слова. Оба знали, что идут по тонкому льду.

– Может, мы ошиблись.

Люк долго молча смотрел на нее, потом сказал:

– Я не думаю. Если ты хочешь потихоньку свернуть, прежде чем все начнется, я тебе не помощник. Я не позволю ускользнуть от меня с банальными извинениями и пожатием руки. Ты мне слишком нужна, чтобы я мог это сделать.

Нина вспыхнула от его резкости:

– Собираешься закатить мне сцену?

– Каким бы я ни был грубияном, мисс Ньяньярелли, я не выставляю напоказ свою личную жизнь на улицах Манхэттена. – Он сурово посмотрел на нее. – Но я и не сдамся так просто. – Он схватил ее за руку и потащил вперед. – Пошли!

– Пусти! Что ты делаешь?

– Мы идем домой поговорить.

– Домой? – спросила она встревоженно.

– Здесь мы не можем разговаривать.

– Я не хочу идти к тебе домой, – сердито отбивалась Нина. – Нам больше не о чем говорить.

– Не о чем? – Он схватил ее за плечи и грубо притянул к себе. Он, казалось, хотел встряхнуть ее, так чтобы у нее застучали зубы. – Ты серьезно думаешь, что мы можем так легко отказаться друг от друга только потому, что слегка повздорили?

– Да! – яростно выкрикнула Нина. Через ткань платья она чувствовала, как напряглись мышцы его бедер и живота. Нина уперлась руками ему в грудь и посмотрела в лицо. В последнее время все ее мысли и мечты были только о нем. По ее жилам растекалось что-то возбуждающе горячее и пугающее. Это было слишком необычным и опасным. Она ведь сопротивлялась изо всех сил, не хотела, чтобы он сломал ее жизнь. – Не желаю тебя больше видеть. На этот раз я не дам тебе отговорить меня.

Он по-прежнему держал ее за плечи. Оба были в ярости.

– А помнишь, как ты хотела меня так же сильно, как я тебя? – хрипло и торопливо шептал Люк. – Помнишь, как обнимала меня в парке? Помнишь, что происходило в твоей костюмерной?

– Пусти, – пыталась она вырваться.

Люк схватил ее за запястье и так быстро потащил за собой, что ей пришлось бежать вприпрыжку.

Пока они не оказались в его квартире, Люк не произнес ни слова и даже не взглянул на нее.

– Чего же ты все-таки хочешь, Нина? – наконец спросил он.

– Я бы хотела, чтобы ты был немного более… покладистым, что ли.

– И мне бы хотелось, чтобы ты стала сговорчивее. Но боюсь, что ни у тебя, ни у меня это не получится.

Нина не нашлась с ответом.

После неловкой паузы Люк предложил сварить кофе.

– Потом мы сядем и поговорим как нормальные взрослые люди, – сказал он. – Могу я надеяться, что ты не сбежишь?

Она опять разозлилась:

– Я не трусиха, Люк.

– Знаю. Вернусь через несколько минут.

Пока он был на кухне, Нина осмотрела его жилище. Огромные окна квартиры в старом здании с большими комнатами выходили в парк. Мебель была удобной, солидной, из ореха или красного дерева. Стены сплошь увешаны книжными полками. Много предметов индийского народного искусства и вышитых подушечек – наверное, от мамы. Обилие довольно удачных, по мнению Нины, картин и рисунков. Если забыть об эпизоде на выставке, то можно сказать, что у Люка тонкий, консервативный, как ни странно, вкус.

Все вещи, такие разные, удивительным образом составляли единый ансамбль. Здесь можно было отдыхать. Как и в квартире Нины, очевидным было пристрастие хозяина к музыке: стерео, гитары, фортепиано, груды нот, пластинок, кассет.

Инородным, с точки зрения Нины, был лишь ковер – мягкий и пушистый. Но Нина с удовольствием сбросила туфли и погрузила в него ноги.

Люк вошел в комнату с большим подносом и поставил его на кофейный столик.

Он разлил кофе по тонким изящным чашкам.

– Как тебе?

– С сахаром и со сливками.

– А я пью черный, – сказал он.

Их глаза встретились, на лицах обоих появилась легкая улыбка. Существовало ли в мире что-нибудь такое, что нравилось им обоим?

Их глаза снова встретились. Взгляд Люка был мягким и задумчивым.

– Я не сказал тебе, какая ты сегодня красивая. Ты всегда красивая, будто неземная. Я живу ожиданием. Ведь наступит же такое время, когда я проснусь утром и увижу тебя. Тогда я пойму, всегда ли ты такая или живая, с недостатками, как мы все.

Нина чуть шевельнулась:

– Живая, можешь поверить мне на слово.

– Я бы хотел в этом убедиться сам.

У Нины вдруг пересохло во рту. Ее поразила простая мысль: она тоже, проснувшись, могла бы первым делом увидеть Люка, теплого, сонного, ласкового. У нее заныло все тело. Забраться бы к нему сейчас на колени, чтобы его сильные заботливые руки обняли ее. От его прикосновений у нее буквально вскипала кровь в жилах. Вот ответ на беспокойство и бессонные ночи, которые она познала после встречи с ним.

– Я не могу спать с человеком, с которым я даже не могу… нормально разговаривать, – неуверенно произнесла она.

– Можешь, – развеселился Люк. – Светские разговоры – это для случайных знакомых. Я хочу с твоей стороны честности, Нина, ведь мы не просто случайные знакомые.

Его темные глаза жгли ее, доводя до полуобморока. Нина встала и подошла к окну. В осеннем парке пламенели деревья. Люк тихо подошел к ней, обнял за талию и погладил по волосам. Нина медленно, с наслаждением погружалась в его объятия.

– Ты торопишь меня, – сказала она.

– Знаю, – согласился он и осторожно повернул ее лицом к себе. – Я понимаю, ты нервничаешь. Ты в моем доме, и я не должен пользоваться этим.

Он поцеловал ее. Поцелуй был легким, но полным сдержанной страсти и скрытых обещаний.

– Это нечестно, – слабо запротестовала она, когда он прижал ее голову к своей груди.

– Но так надо, – грустно сказал он, поцеловал ее волосы и провел горячей рукой по спине. – Послушай меня.

– Слушаю.

– Я могу выдержать твои замечания, ссоры, готов к компромиссу и буду очень стараться быть достойным тебя. Но с одним я не могу справиться. – Он отстранил ее от себя. В его глазах вновь была решимость.

– С чем? – спросила она.

– С тем, что каждый раз, когда мы ссоримся, ты грозишься уйти. Я от тебя уйти не в силах.

– Ты меня каждый раз провоцируешь, – пролепетала она беспомощно.

– Наверное, я пугаю тебя.

– Возможно.

– Это нормально. Я сам боюсь. Мы оба можем обжечься.

– Со мной это уже было, Люк. Я не хочу снова пройти через это, – судорожно сглотнув, сказала Нина.

– Посмотри на меня, Нина, – потребовал он. Глаза его смотрели строго. – Я не собираюсь сбивать тебя с ног. Ты взрослый человек и должна принять решение. – Он легонько поцеловал ее в лоб и отстранил от себя.

Нина потерянно следила, как он собирал со стола кофейные чашки и уносил их на кухню.

Она испугалась. Люк все больше завладевал ее душой. Если она подпустит его ближе…

Через несколько минут Люк вернулся. Лицо его было настороженным. Она поняла: высказав все, он не оставил себе ни одного шанса и боялся, что она уйдет. Он ведь уже сказал, что тоже боится. Нина была рада, что страшно не ей одной.

Он взглянул на нее.