Дикен и Эйприл прошли в указанный им кабинет. Среди всех разносчиков они были самыми молодыми. В тесном помещении рядами стояли отпечатанные свежие кипы «Дафиэлдс Инстанс». Одна дама, опустив пенсне на самый кончик носа, вела учет количества копий на человека.

— Вудуорт — двадцать пять! Воупер — сорок! Дорф — двадцать пять! — говорила она с такой четкостью, будто расформировывала гвардию офицеров.

Через полчаса они дотащили полсотни газет до центральной торговой площади. Даже самым ранним утром там бурлила жизнь. Дамы в светлых летних одеяниях, полноватые кухарки и экономки бродили с корзинами в руках среди узких проходов. Бакалейщики и лавочники срывали голоса, чтобы хоть как-то привлечь внимание к своему товару.

Дикен остановился возле цветочной лавки и кинул на землю всю кипу.

— Свежая пресса! Свежая пресса! — не теряя ни минуты, вдруг закричала Эйприл, направляясь к стоянке экипажей. — Не желаете почитать? Вам все равно делать нечего, — обратилась она к одному из извозчиков.

— Сколько хотите? — он бросил взгляд на передовицу.

— Всего два гвена… А две газеты отдадим за три гвена семь франтлей!

— Возьмем три газеты за… За пять и четыре.

— И еще два франтля! — сторговался Дикен, облегчив ношу на три газеты и утяжелив карман монетами.

— Вот уже что-то. Неплохое начало… Давай пройдемся по лавочникам, а там уже как получится.

Выгодно продавать газеты оказалось не таким уж простым занятием. Не всегда удавалось накинуть карманные «излишки». Ко всему прочему они были далеко не единственными разносчиками на этой торговой площади. Здесь же раздавались крики работников мелких изданий и даже бругенской прессы. Хотя новости из Бругена мало волновали местных, а «Дафиэлдс Инстанс» пользовались здесь большой популярностью.

К полудню в руках Дикена оставалось около тридцати газет. Эйприл, похлопав рукой по кисету с трубкой, направилась с другом за цветочную лавку.

— Сколько у нас уже? — спросила она, поджигая табак.

— Так… Тридцать три, нет — тридцать четыре гвена. Можно точно сказать, что пара гвенов у нас уже в кармане, — сказал он, раскрывая одну из газет. — Хм, забавно… В пабе на Главной аллее очередной дебош… Так… А где-то в пригороде Дафиэлда открылся новый священный приход! Ох, скукотища, — томно проговорил он, перелистывая страницы и отгоняя табачный дым от статей. — Через две улицы отсюда, на прошлых выходных, чья-то дорогая карета сбила пьяницу. Ночью! И скрылась…

— Пьяного, ночью, — ухмыльнулась Эйприл, — еще бы он не скрылся… Не глупый! Да, действительно скука. И зачем только люди их читают?

— О! Вот, что никогда не наскучит — ежедневное приложение объявлений! — сказал он, потирая ладони. — Не желаешь снять меблированную квартиру за… сто тридцать гвенов?! Ого… Или вот… Ты не шьешь случаем? — с иронией спросил он, не отрываясь от объявлений.

— Нет…

— Жаль. Продается швейный аппарат, новый. Просто чудо технического прогресса!

— «Чудо технического прогресса», — улыбнулась та.

— А это… интересно…

— Что там? — спросила Эйприл, наблюдая за дымом в просвете между досок лавки. Полоска солнца была настолько длинной и узкой, что целый клуб дыма превращался в тонкую серую пелену, кружащуюся и исчезающую прямо на глазах.

Судя по взгляду Дикена, там было нечто поистине интересное. Он несколько раз пробежал заметку глазами.

— Слушай: «Утеряна серебреная брошь, семейная ценность, в западной части города. Нашедшему ее, огромная просьба вернуть за вознаграждение». Как тебе, а? — спросил он, глядя, как Эйприл достает из кармана ту самую брошь.

— Это невероятно! Но… Она такая красивая. Знать бы цену вознаграждения.

— Вряд ли она будет меньше чем у ростовщика или в антикварной лавке, — предположил Дикен, прикидывая в голове прибыль. — Тем более Садовая аллея отсюда недалеко. Давай так поступим — разберемся с этой кучей бумаги, сразу вернем брошь владельцу!

— Ну, да… Конечно, — с грустью произнесла она, играя отблесками солнца на броши. — В любом случае, мы уже стали частью истории этой штучки. Пусть ее история продолжится.

Эйприл редко могла красиво высказать свою мысль, особенно, когда больше всего этого хотела. Однако в такие минуты ее слова действительно многого стоили. Даже Дикен, который считал себя вправе учить подругу во всем, задумался. Ведь действительно, думал он, каждый твой шаг уже вписывает тебя в историю какого-то события. И для этого не обязательно что-то выдумывать или изобретать, как считал Дикен. Разница лишь в том, какое место ты будешь занимать в этой истории, какую роль отведешь сам себе. Нелегко приходилось Дикену осознавать разумные мысли окружающих людей и даже своего лучшего друга.

C наступлением вечера небо размазывало краски. Кареты неспешно катили по дорогам. Бессмысленные люди заканчивали очередной день и, подобно каретам, с чувством выполненного долга расходились кто куда. Солнце еще не зашло, но на едва помутневшем небе уже виднелся прозрачный полукруг луны.

Друзья раздали все газеты, кроме одной: Дикен удумал отмахиваться ею от надоедливых комаров. В конце концов, вся газета покрылась прилипшими крылышками и лапками несчастных, и на нее вряд ли бы нашелся покупатель. Эйприл пробиралась через толпы людей и кебов, ведя за собой друга. Они словно маленький островок в большом море безразличия: ни одна капля в этом море его не замечала, а он между тем неустанно плыл к своей цели, с каждой минутой осушаясь и тем самым все больше возвышаясь над водой.

— Какие же они глупые! — возмущался Дикен, стоя посреди проезжей дороги, и пропуская очередной экипаж. — Особенно взрослые. Думают что умнее ребенка, хотя сами давно сдались перед всем этим, — сказал он, и развел руками вокруг. — Даже не пытаются сделать свою жизнь хоть чуточку интересней.

— Что с тобой? Еще пять минут назад ты был нормальным. Ну… Бегал, прыгал…

— Бегал, прыгал?! — взъелся тот. — Эйп, это не смысл нашей жизни… Порой ты становишься такой же как все они! Деградатор, — Дикен знал, что для Эйприл это было очень обидным выражением, ведь она как никто другой понимала значение этого слова.

— Я не деградатор!

— Деградатор!

— Нет! — крикнула Эйприл. — Что на тебя нашло? Я ненавижу, когда ты вот так меняешься! Я согласна, что все они застряли на месте, но мы-то движемся…

Дикен и сам не понимал, из-за чего на него вдруг находит подобная злость ко всему окружающему, но одно он знал точно — Эйприл Вудуорт никогда не будет для него «деградатором». Он говорил это лишь потому, что хотел как-то подтолкнуть ее к новым свершениям. Правда порой делал это слишком самодовольно. А ведь больше всего он боялся потерять ее в этом безликом «море»…

— Мы пришли, — Эйприл махнула рукой в сторону дома. — Пойдем вместе.

Приблизившись вплотную к двери дома, они не успели поднять руку, чтобы постучать, как за спинами послышался женский тревожный голос:

— Что вы там забыли? А ну-ка пошли оттуда! — голос принадлежал полной даме с корзинкой пирожков. Несмотря на теплую летнюю погоду, она была плотно укутана в одежду. Прямо за ее спиной пряталась маленькая девочка. Иногда девочка выглядывала из-за спины дамы для того, чтобы ехидно улыбнуться, прищурить глаз и снова скрыться за грузной фигурой. — Повторяю, что вы забыли в этом доме?

— Мы по объявлению в газете, вот, — Дикен протянул газету, хотя в его глазах прятался страх. — Брошь… Эйп, брошь! — шикнул он подруге.

— Вы ведь хозяйка этого дома? Если да, то мы по объявлению… Вот ваша брошь, — она вынула из кармана серебряное украшение и протянула даме.

— Ох, ребятки, да неужели это она? Не могу поверить глазам… Мэри, ты только посмотри, — обратилась она к маленькой девочке, — никак не думала, что еще увижу эту брошь. Она уже давно передается по женской линии в нашей семье, и ты Мэри могла бы лишиться такой прелести! Спасибо вам, ребятки. Прошу прощения за мои причитания, сами понимаете, времена не простые, столько бродяг и мошенников…