— Ассалям алейкум!— звонко пропел он, остановившись перед распахнутыми дверями. Из глубины дома тут же появилась хозяйка, заулыбалась, ласково спросила, чем может помочь.

— Тетушка! Старший брат послал меня к вам. Просит дать ему велосипед на несколько часов. Ему нужно в соседнюю деревню.

— Конечно, конечно! Возьми, малыш. Пусть твой старший брат пользуется им сколько нужно. Да на обратном пути не спеши, не упади, будь осторожен. Передай привет своим родным.

— Спасибо, тетушка. Мы вернем велосипед как можно скорее. До свидания. Можно я пойду?

— Храни тебя аллах! До свидания, дорогой!

Мальчонка обязательно прикатит велосипед, как только отпадет в нем надобность. И тетушка, без сомнения, будет мягко сокрушаться: что, мол, за спешка, могли бы еще подержать велосипед. На прощание непременно добавит:

— Передай, малыш, своим, пусть не стесняются, если велосипед или что другое нужно, и всегда обращаются к нам. Мы всегда готовы помочь.

Все это не только показывает отношение взрослых к детям, устоявшиеся нормы вежливости и взаимоотношений между соседями, но и свидетельствует о свободе яванки распоряжаться семейным имуществом по своему усмотрению. Причем довольно крупным, ибо велосипед в деревне — все равно что машина в городе.

В наибольшей степени права женщин ущемляют освященные религией пережитки полигамии и свобода развода для мужчин. Многоженство — древняя традиция, расцветшая под влиянием индуизма. Яванский раджа в одном из грешащих преувеличениями сказаний описан сидящим «в окружении жен, наложниц и придворных девушек, которых всех вместе было тридцать шесть тысяч». Эту мужскую привилегию закрепил потом ислам. Мусульманину позволительно иметь до четырех официальных жен. Состоятельные индонезийцы, не афишируя, пользуются этим оговоренным Кораном правом.

Для развода мужу достаточно лишь сказать: «Толак» (развожусь). Если роковое слово произнесено только раз, еще допустимо, что женщина останется женой. Для этого необходимо, чтобы мужчина пересмотрел свое решение в течение трех месяцев. Но когда брак не восстанавливается в отмеренный шариатом срок, то пара считается окончательно разведенной. Возобновление брака теперь возможно лишь после того, как женщина выйдет замуж за другого и снова будет разведена. Звучащее, как выстрел, жуткое «толак», отсутствие у женщин права быть инициатором развода держат их в постоянном страхе за свое будущее, вынуждают мириться с любыми условиями семейной жизни.

И еще немного об индонезийках. Они поразительно женственны. Добрый, легкий нрав, мягкая улыбка, излучающие тепло глаза, врожденная грация и изящество — все это я видел и в крестьянках, и в высокородных дамах. Воплощением женственности мне всегда представлялась походка индонезиек. Они не идут, а как бы плывут, скользят по земле. Такое впечатление складывается оттого, что они никогда не спешат, спину и голову держат прямо, переступают мелкими шажками, не размахивают руками.

Я знал жену одного американского дипломата, которая хотела научиться ходить так, как это делают индонезийские женщины. Она даже завязывала руки за спиной, стягивала бедра полотенцем, но затем бросила свои попытки, так ничего и -не добившись. Такую походку вырабатывают с детства. Она результат принятого здесь обычая носить на голове сосуды с водой, корзины с различной поклажей. Отсюда неторопливость хода, стройность осанки. Мелкий шаг обусловил покрой женской юбки. Она длинная и узкая. В такой не разбежишься.

В зауживании юбок модницы в городах даже перегибают палку. На всякого рода официальных церемониях, как здесь принято, вручают призы, подают министрам ножницы для разрезания ленточек или ведут программу миловидные девушки в национальных костюмах. У некоторых из них юбки так узки, так откровенно подчеркивают формы, так затянуты, что они не могут подняться по ступенькам, поэтому на сцену или арену поднимаются бочком.

После свадьбы у индонезийца нет определяющих его жизненные циклы событий, в честь которых устраиваются большие сламетаны. Самый последний ему посвящают уже без него, сразу же после его похорон. С ними мне довелось ознакомиться в городке Чипанас, лежащем в горах на шоссе между Джакартой и Бандунгом и заселенном в основном сунданцами.

От яванцев их отличает более понятная, более открытая манера поведения. Среди них меньше застывшего этикета и напыщенного пафоса, больше непосредственного чувства и добродушного юмора. Это заметно даже по их подвижным лицам. Они играют чуть раскосыми, живыми глазами, бесхитростной, приглашающей улыбкой. Такой меня встретил парнишка, торговавший молодыми кокосовыми орехами на обочине дороги при выезде из Чипанаса. Покупая плод, я обратил внимание на группу людей, преимущественно в белых одеяниях, в доме напротив. Они стояли и сидели группами по два-три человека, негромко, но оживленно что-то обсуждали.

Мальчуган пояснил, что вчера здесь после полудня умер старик и соседи собрались его похоронить, а после похорон принять участие в сламетане в честь усопшего. Ни на одном из лиц не было слез, горестного выражения. Все выглядели так, словно ничего особенного не произошло. С открытой улыбкой старший сын умершего поведал мне о случившемся и без малейшего колебания разрешил понаблюдать за погребением.

Соседи узнали о случившемся сразу же после кончины старика. Их оповестил внук покойного. Он же привел в дом священника. Тот, как требует обычай, подвязал ему нижнюю челюсть, чтобы закрыт был рот и в тело не проник злой дух, скрестил покойнику руки, правую поверх левой и так, чтобы пальцы касались плеч. Обмывали труп самые близкие, держа его на коленях. Это их святая обязанность, последняя дань уважения.

Потом тело завернули в белый муслин, перевязали в ногах, на талии и голове. Священник прочитал положенные пассажи из Корана. За этими хлопотами прошла вторая половина дня. Погребение назначили на следующее утро.

Покойника вынесли родственники на дощатых носилках. К ним присоединились мужчины с заступами. Небольшая процессия молча направилась к кладбищу, которое оказалось недалеко, во дворе старой, деревянной мечети. Там уже была вырыта неглубокая яма. Тело положили головой к Мекке. Священник трижды громко сказал в ухо покойному: «Нет бога, кроме аллаха, а Мухаммед — пророк его»,— и могилу быстро забросали землей. На еле выступающей могильный холм поставили два одинаковых деревянных столбика: один — в изголовье, другой — в ногах. Потом они будут заменены каменным надгробием.

Индонезийцы хоронят как можно скорее после кончины. Считают, что дух умершего витает до погребения свободным и может принести беду. Ни слезы, ни рыдания на всех этапах похоронного обряда недопустимы. Рыдания — осуждаемое обществом проявление интимных чувств. Поддаться горю и слабости, обнажить печаль сердца — значит признать себя беспомощным и слабым. Кроме того, слезные стенания мешают духу умершего упокоиться в загробном мире. Наконец, смерть не воспринимается здесь трагедией. Как писал хорошо знакомый с восточной психологией Соммерсет Моэм, в этих краях у нее «другое обличье», и, если она приходит, ей идут навстречу».

Спокойно, по-деловому воспринимается кончина не только старых и больных, но и молодых и здоровых. Большую жизнь бог дает людям для того, чтобы у них было время осознать свои прегрешения, а если он прибирает к себе младенца, то награждает его за безгрешное существование. После скорых похорон в доме старика с помощью соседей был устроен небольшой сламетан. Поминки положено отмечать также на третий, седьмой, сороковой и сотый день после смерти, на первую и вторую годовщины и, наконец, на тысячный день после похорон. Последний символизирует тот рубеж, который окончательно отделяет полностью превратившегося в прах мертвого от живых. Но сейчас соблюдается, как правило, лишь традиция сорокового дня. Эти поминки посвящены умиротворению духа покойника. Поэтому готовят еды и больше, и вкуснее, чем обычно.

Как оказалось, хоронили не рядового человека, а человека, который слыл в Чипанасе дукуном, то есть обладателем магической способности управлять потусторонними силами. Старший сын все последние часы дежурил около него, чтобы не пропустить его последнего дыхания, вобрать в себя роковой выдох, а вместе с ним илму — науку черной магии, искусство с помощью заклинаний, амулетов, трав исцелять больных, определять время для свадьбы, поездки, любого другого важного события, ограждать дом от злых духов. Этому нельзя научиться. Талант колдуна дается природой. Его можно только развить, довести до совершенства аскетическим подвижничеством: отшельничеством, медитацией, чтением Корана, длительными постами.