Может, если бы у меня получилось найти способ сделать так, чтобы Грэм помогла Меган с ее истериками, Грэм никуда бы не исчезла. Может, Меган все равно, правильно она напишет контрольную или нет. Может, нам надо было сделать что-то более важное, чем помочь в контрольной.

Макс, наверное, в туалете возле кабинета медсестры. У него, наверное, все-таки появилась бонусная какашка. Если это так, Макс на меня очень разозлится. Получается, что два дня подряд ему приходится стучать в дверь туалетной кабинки.

Но в туалете Макса тоже нет. Там пусто.

Теперь я начинаю беспокоиться.

Остается только одно место, где может быть Макс, – это кабинет миссис Райнер. Но с учительницей по речи он занимается по вторникам и четвергам. Может быть, сегодня он все же пошел к ней по какой-нибудь особенной причине. Может быть, во вторник миссис Райнер приглашена на свадьбу и не сможет заниматься с Максом. Больше Макс никуда не мог пойти, но кабинет миссис Райнер в другом конце школы, и, чтобы добраться туда, мне придется пройти мимо класса миссис Пандольф.

Я не думал о Грэм целых три минуты, и мне стало чуть-чуть легче. Теперь я думаю о том, исчезла ли она уже до конца. Если я загляну в класс, увижу ли какие-то следы ее пребывания за спиной Меган?

Мне хочется подождать Макса в классе миссис Госк, но я понимаю, что должен пойти и найти его в кабинете миссис Райнер. Макс обрадуется, что я пришел, и, честно говоря, я сам уже хочу его видеть. После того как я наблюдал за исчезанием Грэм, мне так хочется увидеть Макса, что я готов ради этого пройти мимо класса миссис Пандольф.

Но я туда не попал.

Проходя мимо спортзала, который разделяет классы младших учеников от классов старших, я вижу Макса. Он входит в школу через двойные двери. Я не могу понять, что происходит. Сейчас не перемена, да и двери эти ведут не на игровую площадку. Эти двери ведут на парковку и на улицу.

Никогда не видел, чтобы ученики ими пользовались.

Следом за Максом идет миссис Паттерсон. Войдя внутрь, она останавливается и смотрит налево и направо, как будто ищет глазами человека, который ее там ждет.

– Макс! – зову я.

Макс поворачивается и видит меня. Он ничего не говорит, потому что знает, что, если что-нибудь скажет, миссис Паттерсон не отстанет. Некоторые взрослые, когда расспрашивают Макса обо мне, начинают с ним сюсюкать, как с маленьким. Они говорят: «Будо сейчас здесь?» или «Не хочет ли Будо мне что-нибудь сказать?».

В таких случаях я говорю Максу: «Передай, что я хочу дать им в нос».

Но Макс никогда им это не передает.

Другие взрослые, когда Макс начинает со мной разговаривать, смотрят на него так, как будто он заболел. Как будто с ним что-то не так. Иногда они даже немного его боятся. Потому мы с Максом почти никогда не говорим при людях. А когда кто-нибудь замечает издалека, как он разговаривает со мной на детской площадке или на автобусной остановке, он объясняет им, что разговаривал сам с собой.

– Где ты был? – спрашиваю я, хотя знаю, что Макс не ответит.

Макс оглядывается и смотрит в сторону парковки. Его глаза округляются, и это значит, что, где бы он ни был, там было хорошо.

Мы идем в сторону класса миссис Госк. Миссис Паттерсон идет впереди. Возле двери в класс она останавливается, поворачивается кругом и смотрит на Макса. Потом наклоняется так, что их глаза оказываются на одном уровне.

– Не забывай о том, что я тебе сказала, Макс. Я хочу для тебя только самого лучшего. Иногда кажется, будто только я и знаю, что для тебя лучше.

Я в этом не уверен, но, по-моему, последнюю фразу миссис Паттерсон сказала не для Макса, а для себя.

Она собирается еще что-то сказать, но Макс не дает:

– Когда вы говорите одно и то же несколько раз, мне это неприятно. Из-за этого я думаю, что вы думаете, будто я глупый.

– Извини, – говорит миссис Паттерсон. – Я не хотела. Ты самый умный мальчик из всех, кого я знаю. Я больше не буду повторять.

Миссис Паттерсон замолкает на секунду, и я догадываюсь, что она ждет от него каких-то слов. Так часто бывает. Макс пауз не замечает. Когда с ним кто-нибудь говорит, а потом останавливается и думает, что Макс что-то скажет в ответ, Макс просто ждет. Если нет вопроса, на который надо ответить, сам он ничего не хочет сказать, он просто ждет. Когда разговор прерывается, ему не становится неловко, как другим.

Миссис Паттерсон вынуждена заговорить снова:

– Спасибо тебе, Макс. Ты действительно умный и славный молодой человек.

Я думаю, что миссис Паттерсон говорит правду и действительно считает, что Макс умный и славный. Но она говорит это на детском языке, которым говорят взрослые, когда расспрашивают Макса обо мне, и поэтому голос ее звучит фальшиво. Она как будто старается показаться настоя щей, вместо того чтобы быть настоящей.

Мне миссис Паттерсон ни капли не нравится.

– Куда ты ходил с миссис Паттерсон? – спрашиваю я.

– Я не могу тебе сказать. Я обещал сохранить это в тайне.

– Но у тебя никогда не было от меня тайн.

Макс улыбается. Это не совсем улыбка, но Макс так улыбается.

– Раньше меня никто не просил сохранить тайн. Это первый раз.

– Это плохая тайна? – спрашиваю я.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты сделал что-то плохое? Или миссис Паттерсон?

– Нет.

Я задумываюсь ненадолго и спрашиваю:

– Ты кому-то помогаешь?

– Вроде того, но это тайна.

Макс снова улыбается, глаза его округляются.

– Больше я ничего не могу сказать.

– Ты правда не расскажешь? – спрашиваю я.

– Правда. Это тайна. Моя первая тайна.

Сегодня Макс не идет в школу. Сегодня Хеллоуин, а Макс в Хеллоуин не ходит в школу. Его пугают маски, которые в этот день надевают дети. Когда Макс ходил в детский сад и увидел, как из туалета выходит мальчик по имени Джей Пи в маске Человека-паука, он завис. Это был первый раз, когда Макс завис в школе, и учительница тогда не знала, что делать. Я никогда не видел, чтобы учителя так пугались.

В первом классе родители отправили Макса в школу в Хеллоуин. Они надеялись, что он «это перерос».

«Перерос» – значит родители не могут ничего придумать и ничего не делают, а только надеются, что все изменится, потому что Макс стал выше ростом и кроссовки у него на размер больше, чем раньше.

Но как только он увидел первого же ребенка в маске, Макс снова завис.

В прошлом году он остался дома и в этом тоже не пойдет. Папа Макса взял отгул, так что они проведут весь день вместе. Папа Макса позвонил своему начальнику и сказал, что заболел. Взрослому, чтобы сказать, что заболел, совсем необязательно заболеть. А вот ребенку, чтобы остаться дома, нужно заболеть.

Или бояться масок.

Мы собираемся пойти в блинный ресторанчик на Берлин-Тернпайк. Макс любит блинчики. Блинные ресторанчики у него любимые. Ест он лишь в четырех.

В новых ресторанах Макс есть не может. Иногда он от этого даже зависает. Трудно объяснить почему. Для Макса блинчики в ресторанчике на Берлин-Тернпайк – это блинчики, а блинчики в кафе через дорогу – не совсем настоящие. Даже если они с виду одинаковые и, возможно, на вкус тоже, для Макса это совершенно разная еда. Если об этом спросить у Макса, он скажет, что блинчики в кафе через дорогу тоже блинчики, но не его.