Как я уже говорил, это трудно объяснить.

– Хочешь сегодня попробовать блинчики с черникой? – спрашивает его папа.

– Нет, – отвечает Макс.

– Хорошо, – говорит папа. – Может, в следующий раз.

– Нет.

Какое-то время мы сидим молча и ждем, когда принесут еду. Папа Макса листает меню, хотя он уже сделал заказ. Официантка, после того как папа с Максом сделали заказ, поставила меню за сироп, но, когда она отошла, папа снова его взял. Я думаю, что, когда он не знает, что сказать, ему нравится что-нибудь держать в руках.

Мы с Максом соревнуемся, кто кого пересмотрит. Мы часто играем в эту игру.

В первый раз он выигрывает. Я отвлекаюсь, когда официантка роняет на пол стакан с апельсиновым соком.

– Ты рад, что не пошел в школу? – спрашивает папа, как раз когда мы начинаем игру во второй раз.

От его голоса я вздрагиваю и моргаю.

Макс снова выигрывает.

– Да, – говорит Макс.

– Хочешь, вечером поиграем в «Кошелек или жизнь»?[8]

– Нет.

– Ты не обязан надевать маску, если не хочешь, – говорит папа Макса. – И костюм не обязан.

– Нет.

По-моему, папе Макса иногда от их разговоров становится грустно. Я вижу это по глазам и слышу по голосу. Чем дольше они говорят, тем ему грустнее. Папа Макса горбится. Он часто вздыхает. Опускает голову. По-моему, он думает, что виноват в этих односложных ответах Макса. Виноват в том, что Макс не хочет разговаривать. Но Макс не говорит лишнего, если ему самому нечего сказать, все равно с кем он говорит, так что если ему задавать вопросы да/нет, то он так и будет отвечать.

Макс не знает, что такое дружеская болтовня.

На самом деле Макс не очень-то и хочет это знать.

Мы снова сидим молча. Папа Макса смотрит в меню.

В ресторан входит воображаемый друг. Мальчик, который идет за семейством: папа, мама и рыжая девочка с веснушками. Он похож на меня. Он очень похож на человека, только кожа у него желтая. Не желтоватая. Желтая – как будто его покрасили самой желтой краской. И у него нет бровей, что, впрочем, обычное дело для воображаемых друзей. Но в остальном он вполне мог бы сойти за человека, только его никто не видит, кроме маленькой рыжей девочки и меня.

– Я пойду проверю, что в кухне, – говорю я Максу. – Надо посмотреть, чисто ли там.

Я часто так делаю, когда хочу обследовать новое место. Максу нравится, когда я проверяю чистоту. Макс кивает. Он барабанит пальцами по столу.

Я подхожу к желтому мальчику, который садится рядом с рыженькой девочкой. Они выбрали столик в другом конце ресторана, так что Максу меня не видно.

– Привет, – говорю я. – Меня зовут Будо. Не хочешь поболтать?

Желтый мальчик так пугается, что чуть не падает с места. На меня так часто реагируют.

– Ты меня видишь? – спрашивает желтый.

Голос у него как у маленькой девочки. Такое тоже часто бывает с воображаемыми друзьями. Дети редко придумывают друзей с низким голосом. По-моему, это потому, что просто легче представить не какой-нибудь чужой голос, а свой.

– Да, – говорю я. – Я тебя вижу. Я такой же, как ты.

– Правда?

– Правда.

Я не говорю, что я воображаемый друг, потому что не каждый воображаемый друг знает, что это такое, а некоторые, когда слышат это в первый раз, пугаются.

– С кем ты разговариваешь?

Это спрашивает маленькая девочка. Ей года три, может, четыре. Она услышала обрывок нашего разговора.

Я вижу страх в глазах желтого мальчика. Он не знает, что отвечать.

– Скажи ей, что ты разговариваешь сам с собой, – говорю я.

– Извини, Алексис. Я сам с собой разговаривал.

– Ты можешь встать и отойти от стола? – спрашиваю я. – Ты умеешь?

– Мне надо сходить в туалет, – говорит желтый мальчик Алексис.

– Хорошо, – говорит Алексис.

– Что – хорошо? – спрашивает женщина, которая сидит за столом напротив Алексис.

Это мама Алексис. Это сразу видно. Они очень сильно друг на друга похожи. Обе рыжеволосые, и обе с веснушками.

– Я разрешила Джо-Джо пойти на горшок, – говорит Алексис.

– О, Джо-Джо хочет пойти на горшочек? – говорит ее папа.

Он сюсюкает, и мне это сразу не нравится.

– Иди за мной, – говорю я и веду Джо-Джо через кухню, вниз по ступенькам в полуподвал.

Я давно знаю это место. Из четырех любимых ресторанов Макса мы часто заходим в три, так что мне было совсем не трудно их всех осмотреть. Слева от меня холодильник в рост человека, справа – кладовая. Хотя кладовая – это не настоящая комната, это просто место, огороженное металлической сеткой до самого потолка. Я прохожу через дверь, тоже из металлической сетки, и сажусь на коробки у дальней стены.

– Ого! – говорит Джо-Джо. – Как у тебя это получилось?

– Ты не можешь проходить через двери?

– Не знаю.

– Если бы ты мог, ты бы знал об этом, – говорю я. – Ничего, все нормально.

Я прохожу обратно через дверь и сажусь на пластмассовое ведро, которое стоит в углу рядом с лестницей. Джо-Джо задерживается возле ограждения из металлической сетки. Сначала он просто его разглядывает, потом протягивает руку, чтобы потрогать. Он очень медленно протягивает к сетке руку, как будто боится, что его может ударить электрическим током. Рука Джо-Джо замирает, не коснувшись сетки. Но это не ограждение не дает ему пройти. Ему мешает идея ограждения.

Мне такое уже приходилось видеть. По той же причине я не проваливаюсь сквозь пол. А при ходьбе не оставляю следов, потому что на самом деле я не касаюсь земли. Я касаюсь идеи земли.

Некоторые идеи сидят в людях так прочно, что их воображаемые друзья не в состоянии их преодолеть. Никто не придумает себе воображаемого друга, который будет проваливаться сквозь пол. Идея, что пол твердый, сидит в детях прочно. Она несокрушима. Как идея стен.

На наше счастье.

– Садись, – говорю я и показываю на ведро.

Джо-Джо садится.

– Меня зовут Будо. Извини, если напугал тебя.

– Все нормально. Просто ты очень похож на настоящего.

– Знаю, – говорю я.

Многие воображаемые друзья пугаются, когда я с ними заговариваю, потому что я слишком похож на настоящего. Обычно сразу можно понять, что перед тобой воображаемый друг. У кого-то или кожа ярко-желтая, или бровей нет, или еще что-нибудь такое.

В большинстве случаев они вообще не похожи на людей.

А я похож. Потому-то я их немного пугаю. Я похож на настоящего.

– Можешь рассказать, что происходит? – спрашивает Джо-Джо.

– А что ты уже успел узнать? – спрашиваю я в ответ. – Давай ты первый расскажешь, а я потом заполню пустые места.

Это лучший способ для первого контакта с воображаемым другом.

– Хорошо, – говорит Джо-Джо. – Но что рассказывать?

– Сколько времени ты живешь? – спрашиваю я.

– Не знаю. Не много.

– Несколько дней?

– Больше.

– Несколько недель?

Джо-Джо на секунду задумывается.

– Не знаю.

– Ладно, – говорю я. – Значит, скорее всего, несколько недель. Тебе кто-нибудь говорил, кто ты?

– Мама говорит, что я – воображаемый друг Алексис. Ей она об этом не говорит, она сказала папе.

Я улыбаюсь. Большинство воображаемых друзей считают, что родители того, кто их придумал, их родители тоже.

– Хорошо, – говорю я, – значит, ты знаешь. Ты – воображаемый друг. Тебя могут видеть только Алексис и другие воображаемые друзья.

– Такие, как ты?

– Да.

Джо-Джо придвигается поближе ко мне и спрашивает:

– Это значит, что мы ненастоящие?

– Нет, – говорю я. – Мы настоящие, просто мы другие. Взрослые этого не понимают, потому считают, что мы воображаемые.

– А почему ты умеешь проходить сквозь ограждение, а я – нет?

– Мы умеем делать то, чем нас наделило воображение наших друзей. Мой друг думает, что я выгляжу вот так и что умею проходить сквозь двери. Алексис представляет, что у тебя желтая кожа и ты не можешь проходить сквозь двери.

– Ого.