Ничто не нарушало тишину, лишь трещали цикады, и легкий ночной ветерок шелестел листвой, и Клиона чувствовала, как постепенно улеглось ее волнение и ею овладела красота ночи.

По саду летали светлячки. Аромат цветов апельсина, тубероз и гвоздики, казалось, опьянял, проникал в глубину души; прекрасная, чарующая ночь навевала грезы, и Клиона размечталась о любви.

Ей хотелось любить и быть любимой человеком, которому можно вверить свою судьбу и любовь. У нее забилось сердце — встретит ли она его когда-нибудь?

Клиона заставила себя отвлечься от этих мыслей. Ей следует думать о вечных чудесах Рима, а не о собственных бренных устремлениях. Сколько она уже видела здесь, сколько узнала!

Она вспоминала великолепие собора Святого Петра, как вдруг сзади послышались шаги. Поглощенная своими мыслями, она сначала не осознала опасности, но тут же с замиранием сердца ясно представила себе, что это может означать, и ее охватил ужас.

Шаги приближались, и Клиона молила небо, чтобы ее не заметили и обошли стороной. А вдруг Берил окажется рядом! Но нет, прошло не менее часа, как она уехала.

Кто-то остановился у скамьи, и раздался голос, при звуке которого Клиона почувствовала, что сейчас потеряет сознание.

— Мама сказала, вам хочется побыть одной, — проговорил лорд Рейвен, — но мне подумалось, такое желание не исключает присутствия вашего нареченного.

Он сел на скамью рядом с Клионой, и она задержала дыхание, словно и вздох мог выдать се. Она оцепенела от страха, она не знала, что ей делать, ее покинула способность рассуждать.

— Как здесь приятно, — сказал лорд Рейвен звучным голосом. — И как приятно, вы одна. Не часто мы бываем наедине — наша жизнь слишком сумбурна, слишком полна событий.

Клиона поняла, что она не должна молчать. Нужно сказать ему, кто перед ним. Но она не находила слов, была не в состоянии разговаривать, сердце у нее колотилось, мысли путались. И вдруг лорд Рейвен протянул к ней руки.

Он обнял ее и крепко прижал к себе, и, держа одной рукой, поднял другой голову и прильнул к губам. Она не успела ни крикнуть, ни вырваться.

Как и тогда в парке, Клиона снова почувствовала дерзкий, горячий, жадный поцелуй. Она замерла от изумления и ужаса, сделала попытку освободиться, но его губы стали лишь настойчивее. Ей было не вырваться из сильных рук, не прервать бесконечный поцелуй, она полностью оказалась во власти лорда Рейвена.

В ночной темноте Клиона почти не различала его лица. Она лишь чувствовала, какой он мускулистый, сильный, властный, а себя в противоположность ему ощущала крошечной, слабой и беззащитной. Никогда бы она не могла подумать, что в тесных объятиях женщина становится пленницей. Наверное, виной тому был и страх. Казалось, ею завладели безраздельно, поработили ее волю, подчинили разум, и она превратилась в существо, которому не остается ничего, как покориться.

Она безуспешно попыталась высвободить губы, руки ее трепетали в темноте, словно бабочки, но объятие становилось все теснее. И вдруг руки лорда Рейвена разжались. Клиона была свободна, но, вместо того чтобы отпрянуть, она, дрожа, прильнула к нему, голос ее не слушался, и она прошептала еле слышно:

— Пожалуйста… прошу вас… я… я… не… Берил.

— Это я заметил, — сказал он весьма сухо, но что-то еще слышалось в его голосе, какое-то непонятное волнение.

— Я… я оказалась здесь, — проговорила она, запинаясь, и тут у нее мелькнула неожиданная догадка, она скорее смутно ощутила, чем поняла, что произошло. — Вы знали! Знали с самого начала, кто я!

— Да, знал, вернее, скажем так — подозревал.

Он произнес это без малейшего стремления извиниться, он торжествовал.

— Как вы могли? Как… как… посмели?

— Если вы посмели притвориться моей невестой, то извольте принять неизбежные последствия. — Голос его на сей раз звучал подчеркнуто строго.

И в эту минуту показалась луна до того скрытая облаками. В ее свете Клиона ясно разглядела его лицо — темные, глубокие глаза, прямые решительные брови, полные губы с циничной усмешкой — губы, которые во второй раз касались ее рта, удерживая его в поцелуе. Она как-то неловко натянула на обнаженные плечи накидку, словно пытаясь этим запоздалым движением защитить себя.

— У вас… не было… не было права целовать меня. — Она хотела произнести это уверенно и осуждающе, но голос ее звучал тихо и беспомощно.

— Вы ставите себя в такое положение, когда это неизбежно. — Лорд Рейвен не скрывал улыбки.

— Вы… жестоки!

Не ведая отчего, Клиона почувствовала, что близка к слезам. Ей следует возмущаться, негодовать, ведь он ее оскорбил — но слова не шли, было только ощущение полного бессилия, беззащитности, сознание того, как она одинока.

— Зачем вы здесь — и притворствуете? — Он говорил серьезно, на этот раз в словах его не было ни язвительности, ни насмешки.

— Берил хотелось на карнавал, — отвечала она. — Она так молода, она жаждет… веселья… и радости.

— Берил всегда присуще это желание, — заметил он. — А вы? Вам не хотелось составить ей компанию?

Клиона отрицательно покачала головой.

— Нет, я боюсь толпы. А кроме того, никто меня не приглашал.

— В это я ни за что не поверю. Где же был принц?

— Его высочество не приглашал меня, — ответила Клиона. — Но я все равно бы не пошла.

— Вы любите его?

Клиону так поразил этот вопрос, что на мгновение ей показалось, будто она ослышалась. Она взглянула на лорда Рейвена. Они сидели совсем близко друг к другу, словно он все еще обнимал ее, — она не отодвинулась, когда он разжал руки. Взгляд его, казалось, проникал в самые ее сокровенные мысли. Он искал ответа, который, наверно, думал он, скрывается за пустой отговоркой — и, не пряча лица, она гордо поглядела ему в глаза.

— Нет, я его не люблю, — сказала она.

— Но все равно замуж за него пойдете.

Она снова покачала головой:

— Я никогда не выйду замуж без любви.

— Вы убеждены в этом?

— Совершенно!

— Хотелось бы знать, правду ли вы говорите? — лорд Рейвен словно обращался не к ней, а к себе самому.

Ей нечего было сказать, и она молчала, их тесное прикосновение все длилось, по-прежнему в ней была странная, необъяснимая слабость, от которой хотелось заплакать. Вдруг она почувствовала, что больше не в состоянии этого вынести.

— Мне можно идти, милорд? — спросила она. Но сказав это, сразу вспомнила — Берил еще не вернулась, и, наверное, следует остаться.

Словно разгадав ее внутреннюю борьбу, он ответил:

— Идите, если хотите. Я дождусь своей нареченной. — Голос у него посуровел.

— Пожалуйста, не сердитесь на Берил, — уговаривала она. — Никто бы ничего не обнаружил, если бы вы не вернулись так неожиданно рано.

— Герцог, к сожалению, был нездоров, — объяснил лорд Рейвен, — гости разошлись сразу после обеда. И я вернулся тихо провести вечер с матушкой и ее гостьями. Она сказала мне, Берил в саду, но я обнаружил здесь вас. Тихий ли это вечер?

— Я… я не знаю.

Он снова дразнит ее, но почему-то вопреки обыкновению подтрунивание не вызвало у нее гневного чувства. Она просто отвернулась, и силуэт ее обрисовался на фоне деревьев. Через мгновение он спросил:

— Отчего вы плачете?

— Я… не плачу.

— По-моему, плачете.

Когда он обратился к ней, непрошеная слеза поползла по щеке Клионы, за ней покатилась другая. Она поискала носовой платок, но вспомнила, что не взяла его с собой, и вдруг лорд Рейвен положил ей в руку большой платок из батиста. Она поднесла его к глазам. От платка пахло лавандовой водой и табаком — чисто мужское сочетание, которое напомнило ей об отце и вызвало поток слез. Как она бесконечно одинока, без защиты, без опоры, ей не у кого даже попросить совета.

— Вы оставили без ответа мой вопрос, — настаивал лорд Рейвен. — Отчего вы плачете?

— Я… не знаю.

Она всхлипывала еле слышно.

— Если я в чем-то виноват перед вами, вы даруете мне прошение?

В голосе его слышалась непривычная доброта, и от этого по непонятной причине Клионе стало еще горше.