— Если я вас оскорбила, разве вы не нанесли оскорбления мне? — возмутилась Клиона. — Мы сели играть, чтобы провести время, развлечься, а вы использовали это как возможность навязать мне ваше благодеяние.

— По-моему, это вы затеяли состязание умов вместо игры, — спокойно заметил лорд Рейвен.

Отрицать справедливость сказанного было невозможно, и Клиона залилась краской, но она была слишком возбуждена, чтобы отвлекаться на побочное замечание.

— Я скорее умру, чем возьму у вас деньги, — объявила она.

— А я не могу оставлять у себя то, что мне не принадлежит, — возразил лорд Рейвен. — Деньги ваши — вы их выиграли.

— Тогда я сделаю с ними то же, что сделала с гинеей, которую вы дали мне в тот раз! — вспылила Клиона.

— Что вы, кстати, с ней сделали? — поинтересовался лорд Рейвен.

— Я швырнула ее вам вслед, — ответила Клиона. Он улыбнулся, и Клиона чуть не задохнулась от ненависти. — Смешно, конечно. Мне не следовало пускаться с вами в путешествие. Это была ошибка, но у меня не было выхода. Мне было некуда… деться…

У нее перехватило дыхание, и она смолкла, чувствуя, к своему ужасу, что того и гляди расплачется. Внезапно лорд Рейвен поднялся. Он взял деньги, положил их в свой носовой платок и завязал узлом.

— С вашего позволения, мы отдадим эту сумму, вызвавшую такой спор, в первый женский монастырь, который нам встретится в пути для ухода за больными.

Его капитуляция так поразила Клиону, что она ничего не сказала и только глядела на своего партнера, широко раскрыв глаза.

— Вы удовлетворены? — спросил он. И, не услышав ответа, улыбнулся и проговорил с неожиданной добротой: — Все хорошо, глупое дитя. Вы выиграли поединок.

По мере того как они приближались к югу, становилось теплее. Итальянская жара радовала после снегов, мороза и свирепых ветров альпийского перевала.

По временам Клионе представлялось, что лошади никогда не доберутся до места, с таким трудом тянули они экипаж вверх по узким извилистым горным дорогам, где с одной стороны открывалась бездонная пропасть, с другой — высокой стеной, венчаемой пиками вершин, вставали горы.

Они с Берил кутались в меховую полость, спрятав руки в муфты и поставив ноги на специальные грелки, которые наполнялись на каждой остановке горячей водой. Но все равно зубы у них стучали и хорошенькие личики синели от холода, когда они добирались до очередной гостиницы.

В Италии дорога казалась однообразной — по настоянию Берил они без остановок ехали в Рим. Клиону огорчала подобная спешка, они проводили совсем мало времени в местах, которые проезжали, и было некогда осматривать достопримечательности.

Обычно они прибывали в какой-нибудь город поздно вечером и покидали его рано утром, и дни походили друг на друга — быстрая езда, карета раскачивается и подпрыгивает на ухабах скверных дорог в облаке пыли, закрывающей вид на ландшафт из окон экипажа. Лорда Рейвена видели мало. Он предпочитал ехать верхом, невзирая на погоду, лишь изредка удавалось его уговорить передать поводья форейтору и сесть в карету, чтобы поиграть с дамами в карты и послушать сплетни.

Клиона не могла отогнать от себя мысль, что так даже и лучше — для Берил его внимание было бы тягостным: она томилась и грустила с того самого дня, как покинула Лозанну, а в ней лорда Маунтавона. Ничто ее не интересовало, она была погружена в свои мысли и порой часами не произносила ни слова, односложно отвечая Клионе на ее замечания.

— Знаю, любовь моя, я нагоняю смертельную скуку, — говорила она виновато. — Но стоит мне подумать, что я уезжаю все дальше от Иана, и я впадаю в глубокое уныние.

— Ты испытываешь к лорду Рейвену теплые чувства? — спросила Клиона, помолчав.

— К Сильвестру? Ну конечно, я испытываю к нему нежность, — отвечала Берил. — Он суров, беспощаден, он решителен и упрям — мне все это нравится в мужчине. Не огорчайся, Клиона. Я буду хорошей женой милорду, хотя он не сможет помыкать мною, как всеми остальными.

— Ты думаешь, справедливо по отношению к лорду Рейвену… что тебе дорог совсем другой человек? — спросила Клиона.

Его светлость был ей ненавистен, и все же она чувствовала, что Берил поступает с ним не лучшим образом, собираясь за него замуж, когда сердце ее отдано другому.

— Справедливо по отношению к Сильвестру? — Берил звонко рассмеялась. — Милая моя, ты начиталась романов мисс Берни. Сильвестр вовсе не ждет от меня искренней любви и сам не испытывает ко мне ничего подобного.

— Ты и вправду полагаешь, что это так? — спросила Клиона в изумлении.

— Ну конечно. Его светлость отдал свое сердце много лет назад прекрасной леди Джерси. Она — великосветская патронесса, я тебя как-нибудь отвезу в ее благотворительное общество. Ей нет равных по красоте, и Сильвестр, когда впервые приехал в Лондон, потерял от нее голову, словно деревенский простофиля — каким, по сути дела, и был тогда.

— И что случилось? — спросила Клиона.

Берил пожала плечами.

— Леди Джерси он скоро надоел — по крайней мере, так рассказывают все досужие сплетники. Я не осмеливаюсь говорить об этом с самим милордом. Она будто бы дарила его своим расположением некоторое время, а потом бросила и посмеялась над ним, и Сильвестр за одну ночь превратился в завзятого циника. Наверно, он страдал от чувства оскорбленного достоинства.

— Вот почему он столь невысокого мнения о слабом поле, — медленно проговорила Клиона.

— Откуда ты знаешь? — спросила Берил.

— Это… это чувствуется, — ответила Клиона. — Но, Берил! Как ты сможешь выйти за него замуж, если он любит другую? И тебе об этом известно…

— Он ее не любит, — ответила Берил. — Рейвен не любит никого, кроме себя. Но он будет вполне сносным мужем, а я постараюсь быть для него сносной женой. И еще, дорогая моя, он несметно богат.

Клионе было нечего больше сказать. У Берил в голосе слышался тот же пыл, что и у миссис Уикем, когда она рассуждала о лорде Вигоре. Отчего, думала Клиона не без горечи, она не воспринимает жизнь, как другие женщины? Но она знала — никогда деньги или положение не повлияют на выбор, который она сделает, выходя замуж.

«Просто я жадная, — сказала она себе. — Мне нужно гораздо больше, чем золото и титул. Мне нужно то, что, быть может бесценно и недостижимо, — сердце любимого».

Когда они прибыли в Милан, Берил немного повеселела и отправилась с Клионой в беломраморный готический собор, где на нее произвели должное впечатление сумрачные своды и толпы бритоголовых, длиннобородых монахов-капуцинов.

Вскоре они снова были в дороге и, миновав Парму и Медину, прибыли в Болонью, где остановились в небольшой и не очень комфортабельной, но тем не менее считавшейся лучшей гостиницей города.

Назавтра небо затянули серые тучи. Погромыхивал гром, не переставая хлестал ливень, карету, когда поднимались по дороге в Апеннинах, раскачивало, словно корабль в бурю. Берил жаловалась на головную боль, и Клиона понимала, что в такую скверную погоду всех мучат недомогания.

Ночь провели снова в маленькой гостинице, которая отнюдь не подняла их настроения. Матрасы оказались жесткими, а к столу подали такие макароны, что от одного их вида, как заявила Берил, ей стало худо.

Клиона и Берил ночевали в одной комнате, и когда Голубка пришла помочь им раздеться, она была бледна как полотно и дрожала от страха.

— Боже! Что с вами, Голубка? — удивилась Берил. — Вы словно увидели привидение.

— Вовсе не привидение, миледи. Появись кто с того света, я так не напугаюсь. На этом свете пострашнее может приключиться. Как бы нас не убили прямо в постели. Прямо нынче ночью.

— Убьют в постели! — воскликнула Берил. — С чего вы это взяли?

— Один из наших форейторов понимает по-ихнему, миледи. Он рассказывает, здесь в горах убийцы прячутся. Шайки по двадцать, а то и тридцать разбойников нападают на бедняг, что по дорогам ездят. Все с кинжалами, никто им не страшен, даже с заряженным пистолетом.