– Я приглашаю тебя провести несколько дней со мной в Париже. По правде говоря, я хотел бы, чтобы ты провела со мной столько времени, сколько сама захочешь.
Миранда посмотрела на Ива и понимающе улыбнулась. Ей нравился этот археолог, впрочем, и она нравилась ему, однако они оба осознавали, что их жизненные пути идут параллельно один другому и никогда не пересекутся. А если это и произойдет то, скорее всего, лишь во вред им обоим.
– Оставь все, как есть, Ив.
– Но почему? Ты мне говорила, что ты одна.
– Да, я одна.
– Тогда, может быть…
– Нет, не может быть. Ты замечательный человек, а потому мне не хотелось бы, чтобы это было приключением на одну ночь.
– Но я вовсе не предлагаю тебе приключение на одну ночь, – запротестовал Ив.
– Я знаю, однако, учитывая, как складывается моя жизнь. Да и твоя, я сомневаюсь, что мы сможем дать, друг другу нечто большее.
– Пожалуйста, Миранда, дай себе шанс, а заодно дай шанс и мне!
– Когда я вернусь с этой чертовой войны, которая уже вот-вот начнется, то приеду навестить тебя в Париж или туда, где ты будешь находиться, и тогда мы в спокойной обстановке, трезво оценивая ситуацию, посмеемся над тем, о чем мы тут сейчас говорили, выпьем по стаканчику и расстанемся друзьями или… В общем, посмотрим.
Ив решил не настаивать. Тем не менее, зная, что Миранда остается в Багдаде, он испытывал сильное беспокойство из-за того, что здесь она наверняка будет подвергаться опасности.
Ахмед Хусейни, тоже присутствовавший на этом ужине, лихорадочно поглощал виски – один стакан за другим. Фабиан всячески пытался успокоить Ахмеда, в котором было уже весьма трудно узнать того человека, каким он был раньше.
Самоуверенный и элегантный директор Департамента археологических раскопок Министерства культуры Ирака превратился в неряшливо одетого человека с большими темными кругами под глазами и с тоской во взгляде. Он все время с беспокойством оглядывался по сторонам, как будто опасался за свою жизнь.
– Вы поедете в Сафран? – поинтересовалась Марта Гомес.
– Не знаю. Доктор Наджеб не позволил мне поговорить с Кларой. Надеюсь, что я смогу это сделать завтра. Я поступлю так, как она захочет, и поеду в Сафран, если там от меня может быть какая-то польза.
– Но ведь она ваша супруга! – воскликнула Марта. – Неужели вы оставите ее в такой ситуации одну?
– Не знаю, госпожа Гомес, не знаю… Я… В общем, все то, что произошло, – просто ужасно. А теперь еще эта война… Кто знает как будут развиваться события… Но, как бы то ни было, Кларе все равно придется возвратиться в Багдад. Вряд ли она сможет долго оставаться там одна.
Фабиан жестом показал Марте, чтобы она больше не развивала эту тему, и перевел разговор на предстоящую археологическую выставку.
– Мы вам очень признательны за то, что вам удалось убедить иракские власти разрешить нам провести выставку предметов, которые мы нашли в Сафране.
– Да, и профессор Пико уже подписал необходимые бумаги, – кивнул Ахмед.
– А когда к нам присоединитесь вы сами? – спросил Фабиан.
– Я? Не знаю. Все зависит от Клары. Я уехал бы отсюда хоть завтра, если бы мог. Однако покинуть Ирак не так-то просто, и теперь, когда Танненберга уже нет в живых, мне не позволят отсюда уехать…
Раздавшийся звонок мобильного телефона Ахмеда прервал разговор. Хусейни поднялся и отошел в сторону, чтобы спокойно поговорить и чтобы в воцарившейся тишине никто не слышал, как на другом конце телефонной линии чей-то повелительный голос дает ему указания.
Ахмед послушно соглашался с этими указаниями, но виду него становился все более и более обескураженным.
– Кто это вам звонил? – спросила Марта, не задумываясь, тактичен ли ее вопрос.
– Это… это был Полковник. Вы его не знаете. Это очень важная персона…
– Полковник? Да нет же, мы его знаем. Он приезжал в Сафран с бригадой следователей после того, как были найдены трупы Самиры и двух охранников, – вспомнил Фабиан.
– Это, похоже, ужасный человек, – прошептала Марта.
– Завтра рано утром я вылетаю в Сафран вместе с группой высокопоставленных лиц Ирака, чтобы участвовать в похоронах Танненберга. Во Дворце хотят, чтобы его похоронили со всеми возможными почестями. Мне приказали тоже туда отправиться, чтобы быть рядом с Кларой и убедить ее, что ей пора вернуться в Багдад.
– Это вполне разумно, – обрадованно закивал Лайон Дойль.
– А как же мы? – с беспокойством спросил Пико.
– Вы вылетите отсюда на вертолетах послезавтра рано утром» так что никаких изменений в том, что касается вашего отъезда, нет. Карим – он мой помощник и, кстати, племянник Полковника – позаботится о том, чтобы у вас не возникло никаких проблем. Если я не успею вернуться ко времени вашего отъезда, то он и отвезет вас на аэродром. Однако я надеюсь, что вернусь уже завтра и, возможно, вместе с Кларой.
Ахмед подумал, что ужин пора заканчивать. Ему больше не хотелось здесь оставаться, да и обильные возлияния уже начинали сказываться: голова у него шла кругом, к горлу подступала тошнота, а глаза воспалились. Ахмед понимал: самое лучшее что он может сейчас сделать, – это пойти и лечь спать, если ему конечно, удастся заснуть.
Пико тоже чувствовал себя уставшим, но ему не хотелось идти спать, а потому он предложил присутствующим пойти и опрокинуть еще по стаканчику в баре, и почти все они согласились – один лишь Анте Пласкич попрощался с остальными и отправился спать.
– Он очень странный человек, – заявила Миранда, глядя, как Анте пересекает холл и направляется к лифтам, чтобы подняться в свой номер.
– Да, это верно, – согласился Пико.
– Но он ведь не делал ничего подозрительного, – вступилась за хорвата Марта.
– Ты права, однако все эти месяцы он держался от нас на расстоянии и даже не пытался расположить нас к себе, – сказал Пико.
– Но он добросовестно работал и показал себя образованным человеком. Он делал все, о чем мы его просили… Мне кажется, несправедливо упрекать его за то, что он не пытался быть приветливым, тем более что он чувствовал, как к нему относятся в бригаде, – возразила Марта.
– Ладно, это все не так уж важно, – сказал Пико. – Как бы то ни было, человек он действительно странный.
Они еще долго сидели в баре и разговаривали о войне, которая, как они были уверены, должна была начаться уже совсем скоро. Никто из них не знал, когда именно это произойдет – через несколько дней или через месяц, – однако они ничуть не сомневались в том, что Буш нападет на Ирак.
Три вертолета приземлились на желтоватой земле неподалеку от опустевшего лагеря археологов.
Клара, стоя рядом с Полковником, с безучастным видом смотрела, как из вертолетов выходят первые лица Ирака: несколько генералов, два министра и даже родственники Саддама Хусейна.
Каждый из них пожал Кларе руку и выразил ей свои соболезнования, говоря при этом, что Ирак потерял одного из своих лучших друзей и союзников. Клара почти не слушала хвалебные речи: ей было трудно понять, о чем они говорят. Она была не в состоянии ощущать что-либо, кроме той огромной боли, которая терзала ее с такой силой, что Клара с трудом могла дышать.
У нее перед глазами по-прежнему стояла ужасная картина: ее дедушка, лежащий с перерезанным горлом и вспоротым животом. Тот, кто его убил, очевидно, желал не только лишить его жизни, но и изуродовать его тело, словно пытаясь отомстить ему за какую-то обиду.
До смерти дедушки Клара никогда не чувствовала себя такой одинокой – даже тогда, когда ее родители погибли в жуткой и очень странной катастрофе. Она была уже не в силах выносить боль, причиняемую ей осознанием того, что ее дедушка мертв. На нее не действовали ни слова утешения, которые ей говорили прилетевшие на вертолетах люди, ни даже абсолютно искреннее сострадание Фатимы, попытавшейся, как в те времена, когда Клара была еще маленькой девочкой, крепко обнять ее и ласковыми словами вернуть ей утраченный душевный покой.
