Со стороны землянка оставалась почти незаметной — просто холмик, покрытый дерном. Однако внутри этого потаенного жилища Элизахара встретила настоящая роскошь: укрепленные бревнами стены были украшены ткаными картинами, на полу лежал недавно срезанный тростник, обрызганный стойкими благовониями, большая постель под бархатным балдахином была застелена свежими льняными покрывалами, а несколько светильников, свисающих с потолка и стоящих на полу, поражали изяществом.

— Где же очаг? — спросил Элизахар, обводя взглядом помещение.

Чильбарроэс удивился:

— Для чего мне очаг?

— Но ведь ты должен где-то готовить пищу.

— О чем в первую очередь думает человек? О том, чтобы поесть! — Чильбарроэс рассмеялся, хотя ему было совсем не весело, а затем насупился. — Будешь стряпать для себя на костре, подальше от моего жилья. Ты хорошо меня понял? Подальше! Как можно дальше! Ненавижу вонь вареного мяса.

— Хорошо. — Элизахар посмотрел на старика.

Тот снова сделался прежнего роста, и Элизахар мог заглянуть ему в глаза, не поднимаясь для этого на цыпочки.

— А теперь я могу заснуть? — тихо спросил Элизахар.

— Прежде чем я позволю тебе это, ты должен кое-что рассказать мне.

— Спрашивай, только побыстрее! — взмолился Элизахар.

— Как сумею. Ведь ты не уберег девушку! Что с нею случилось?

— Я потерял ее.

— Она жива?

— Не знаю... Она исчезла.

— Кого ты подозреваешь?

— Я не подозреваю — я точно знаю, кто за этим стоит. Магистры Алебранд и Даланн.

— У тебя есть серьезные основания считать похитителями именно их?

Элизахар кивнул.

— Опиши их, — потребовал Чильбарроэс. — Как они выглядят?

— Похожи друг на друга, как брат и сестра. Уродливые. И еще... — Элизахара осенило. — Чем-то они напоминают «небесные деревья». Как будто их тоже посадили корнями в землю.

Чильбарроэс запрокинул лицо к небу и испустил тонкий, протяжный крик, прозвучавший тоскливо, как прощальный клич улетающих птиц. У Элизахара заложило уши, зазвенело в голове, на глазах выступили слезы.

— Перестань! — вскрикнул он.

Чильбарроэс резко оборвал плач.

— Продолжай, — молвил он совершенно ровным, спокойным голосом.

— У Даланн бородавки. Они оба такие коренастые, грубые... Студенты полагают, что они — родственники, поскольку вряд ли две человеческие семьи способны породить таких редкостных уродов.

— Родственники? — Чильбарроэс неприятно засмеялся. — Можно сказать, и так! Две человеческие семьи! Ну почему люди так слепы? Эти двое — вообще не вашего племени! Они — гномы...

«Наш народ». Элизахар едва не застонал, когда вспомнил о разговоре похитителей, который те вели в телеге.

— Гномы, — прошептал он. — Это настолько невероятно, что никому даже не пришло в голову.

Однако настроение Чильбарроэса непостижимым образом сразу изменилось к лучшему.

— В таком случае, нам будет проще определить, кто забрал твою хозяйку и почему. Как ее зовут? Я, кажется, знал — да забыл.

— Фейнне.

— Фейнне... Она слепая, не так ли?

Элизахар кивнул.

— Теперь ты знаешь все, Чильбарроэс, — пробормотал телохранитель. — Позволь же мне заснуть.

— Надеюсь, тебе приснится хороший сон, — сказал Чильбарроэс, — потому что учти: я буду подсматривать!

Чильбарроэс вел странное существование. Вещи и люди, растения и животные, города и дороги, двигающиеся телеги и стоящие на месте мельницы — все это смешивалось в его сознании, перетекало одно в другое; ничто не имело своего твердого места в пространстве и времени.

— Так бывает в сновидениях, — объяснял Чильбарроэс. — Трудно отличить, где заканчивается мой страх или моя мечта и начинается то, что можно потрогать руками.

В тот день они сидели на земле, у костра, который разводил Элизахар. В котелке булькала похлебка. Чильбарроэс то и дело косился на нее и морщил свой огромный носище.

— Ты видишь чужие сны? — спросил Элизахар.

Чильбарроэс кивнул.

— Постоянно.

— Тебя это не сбивает с толку?

— Нет, — ответил полупрозрачный старик, — никогда. Снов гораздо меньше, чем людей. Большинству снится одно и то же. Вроде прогулки в голом виде по центральной площади или полета над деревьями. Так что чаще всего мне даже не нужно разбираться, в чьем сне я нахожусь: в своем собственном или какого-нибудь глупого студента.

— А сейчас?

— Твои сны мне не нравятся, — сказал Чильбарроэс. — Я устаю от них. Ты не мог бы спать поменьше?

— Я стараюсь, — признался Элизахар.

— Кто этот человек с красной бородой? Почему он такой холодный? Зачем запускает пальцы тебе в сердце? — помолчав, спросил Чильбарроэс.

— Герцог Ларренс, — сказал Элизахар.

— Я его знаю, — объявил Чильбарроэс. — У него светлые волосы. И никакой красной бороды. Зачем ты врешь?

— Это была кровь, — объяснил Элизахар. — Ударом камня из пращи ему выбило зубы и раздробило подбородок, он взял тряпку в рот, чтобы приостановить кровь, и побежал в бой. Я видел его таким... и таким он мне часто снится.

— А дальше? — подтолкнул его Чильбарроэс, видя, что собеседник остановился. — Что случилось дальше? Об этом ты ничего не рассказываешь. И даже в сны не пускаешь.

— Потому что ничего особенного не произошло. Дальше меня ранило, — сказал Элизахар. — Меня оставили на поле сражения. Через два дня остатки отряда были истреблены. А я ушел.

— Теперь все ясно, — сказал Чильбарроэс. И пожаловался: — Вот бы мне всегда так толково объясняли!

— Ты мной доволен? — спросил Элизахар.

Чильбарроэс нехотя кивнул:

— От тебя я ожидал худшего.

— Ты узнал, где она? — Элизахар схватил его за руку. — Ты нашел ее?

— Возможно, — сказал Чильбарроэс.

— У меня осталось очень мало времени, — напомнил Элизахар. — Скоро в Академии начнутся каникулы, и когда Фейнне не приедет домой, ее родители поднимут тревогу.

— Они уже забеспокоились, можешь мне поверить, — сообщил Чильбарроэс. — Полагаю, я видел сон ее матери. Очень чуткая женщина. И очень тревожная. Она видела, как Фейнне взлетела по лунному лучу, а затем вдруг начала падать на землю с большой высоты. И когда девушка упала и осталась лежать неподвижно, совсем белая, как шелковая ткань, из полумрака выступил ты — собственной персоной — и начал смеяться. Я знаю, ты этого не делал! — быстро добавил Чильбарроэс, видя, как исказилось лицо Элизахара. — Я просто рассказываю тебе сон ее матери. Она считает, что с ее дочерью случилась беда и что виноват в этом ты.

Элизахар опустил голову. Он вдруг понял, что до последнего надеялся на помощь родителей Фейнне. Если он не успеет отыскать пропавшую девушку до того, как начнутся каникулы, то попросту приедет в Мизену, расскажет о случившемся и попросит денег, чтобы нанять солдат. А там — пусть что хотят, то с ним и делают.

— Даже не думай к ним возвращаться, — предупредил Чильбарроэс. — Ее мать уверена, что ты замешан в этом.

— Я?

— Скажи, она ведь с самого начала была против того, чтобы нанимать тебя? — настаивал старик.

Элизахар задумался.

Мать Фейнне, высокая, красивая, рано постаревшая женщина, ни разу не показала будущему телохранителю дочери, что относится к нему с предубеждением. И тем не менее он всегда ощущал ее настороженность. Она была из тех женщин, что инстинктивно не доверяют мужчинам. Долгие годы замужества приучили ее скрывать это недоверие, но не сумели полностью избавить от него.

Отец девушки, владелец процветающей ткацкой мануфактуры, напротив, считал наличие телохранителя необходимым условием для дальнего путешествия дочки.

— Если понадобится для защиты моей дочери, можете убить любого, кого сочтете нужным, — сказал отец девушки Элизахару. — Не стесняйтесь. Я сумею избавить вас от преследований королевского правосудия. Мне нужно только одно: чтобы мою девочку никто не обидел.

Вспоминая этот разговор, Элизахар помрачнел еще больше.

— Да, — сказал он наконец старику. — Ее мать была против. А отец, похоже, готов собственными руками придушить любого, кто посягнет на Фейнне.