— Сволочи! Вам еще воздастся за все.
— Остапенко! — увидев состояние Новосельцева, подскочил к следователю заместитель начальник отдела. — Ты зачем из него котлету сделал?
— Так молчал гад! Вот, мы его легонько и попинали в ковре для пущей разговорчивости. После этих слов следователь решительно подошел к комбату и наклонился к его лицу. — Что, хамелеон засланный, плохо? Еще хуже будет. Не только тебе, но и твоей жене и дочке. Усекаешь? Пойдут они на соловки по этапу, а тебя к стенке, как предателя Родины. Ну! — замахнулся рукой следователь на лежачего капитана. — Может еще, что вспомнил сука?
— Подожди бить «старшой». — К комбату наклонился и Лобанов.
— Значит, еще что-то вспомнил Новосельцев? — майор выдавил из себя улыбку. — А говорил, что больше ничего не знаешь. Зачем ты маму Родину предал капитан? У тебя же был шанс умереть с честью в бою, а теперь сгниешь с позором. Вставай, хватит лежать, — майор легко ударил ногой его в бок.
Новосельцев застонал, но сил подняться у него не было.
— Посадите его на стул и дайте воды попить. Еще концы здесь отбросит. Хочу в его предательские глаза посмотреть.
Следователь мотнул головой двум здоровенным «гэбешникам» и те словно два брата, из ларца молча и тупо, выполнили его команду.
— А что он собственно еще вспомнил Остапенко?
— Вспомнил. У меня все вспоминают. Не таких гнид обламывал, — Остапенко самодовольно осклабился. — Пометил я один населенный пункт майор. Это Поляниновичи. Я проверил, есть такой поселок в Журавичском районе, Гомельской области. Так вот, у этого поселка произошла встреча бывшего рядового Криволапова С.А. механика-водителя танка Т-26, 99 танкового полка, 50 танковой дивизии и господина «Х». Со слов Новосельцева, этот Криволапов, фашистский «выкормыш», когда подбили их танк в июле 41 года, остался один в живых и переметнулся к немцам. Именно тогда старший лейтенант Вермахта, сейчас он капитан, майор, еще не знаю, спас ему жизнь. Немецкие танкисты, хотели его расстрелять, но этот господин «Х» им помешал. Как он оказался в ту минуту в этом селе, и с каких соображений помешал своим танкистам передового отряда расстрелять Криволапова, это пока не известно.
Примечательно то, что этот поселок расположен недалеко от линии фронта и проходит по глиссаде планирования через Довск господина «Х».
— Что еще за глиссада такая. Не мудри, Остапенко.
— Красивое слово товарищ майор. В детстве планера собирал в авиамодельном кружке. Вот и вспомнил. А если точнее, это выверенная, прямая линия под углом к земле посадки самолета.
— Ладно, — отмахнулся недовольно от Остапенко майор и развернулся к притихшему Новосельцеву.
— Ты подтверждаешь, Новосельцев все, что пересказал следователь?
При упоминании своей фамилии комбат тяжело поднял голову и посмотрел на майора.
— Что вы от меня хотите? Все что я слышал в плену и знаю, я рассказал.
— Не юли капитан. Отвечай! Ты подтверждаешь, то, что мне доложил следователь?
— Да, я свидетель хвастовства Криволапова, — медленно проронил комбат. — Он действительно знаком с командиром диверсантов с июля 41 года. — Но в каком месте будут выходить фрицы, я не знаю.
— А надо бы знать капитан! — к нему вновь шустро подскочил молодой следователь. — Глядишь и остался бы жить, — и с садистским наслаждением резко ударил того в челюсть.
Раздались одновременно щемящий душу хруст, вскрик и шумное падение Новосельцев на пол вместе со стулом.
— Прекрати Остапенко, — майор зло дернул следователя за плечо. — Только не здесь. Предупреждаю последний раз. Тебе бы мясником работать, а не следователем.
— Майор вы не правы. Его надо дожать до конца.
— Еще раз повторяю, только не здесь. Подымите его, — бросил контрразведчик конвоирам.
Солдаты истуканы, молча и тупо, воротили Новосельцева как малое дитя на стул. Из основательно разбитой губы комбата бежала тоненькой струйкой кровь.
Комбат попытался что-то сказать. Но у него получилось только нечленораздельное мычание. Он несколько раз с усилием покрутил головой и со стоном сделал подобие плевка. Кровяной сгусток вместе с выбитым передним зубом, оставив на грязной гимнастерке жуткий след, сполз змеей с дрожащих колен и, повиснув воздухе, опустился на пол отвратительным пятном.
Лобанов смотрел на комбата с состраданием. Но помочь ему сейчас ничем не мог. Он понимал, безысходность его положения. Других свидетелей, кто знал «Арийца» у них не было и поэтому, каждое новое слово о диверсантах, приближала их поиск. Хотя методика допроса явно иезуитская.
В эту минуту дверь с шумом приоткрылась, и в хату просунулась голова старшего сержанта Красильникова.
Товарищ майор! Товарищ майор! — взволнованно обратился он к стоящему посредине хаты Лобанову.
— Что ты кричишь как резаный! — повернулся к нему офицер. — Что случилось?
— Так это к нам гости, — чуть не заикаясь, с испугом проговорил сержант.
— Какие еще гости, заходи, не трясись.
— Так вот они уже тут, — и сержант еще шире раскрыл дверь и, прижавшись к печи, вытянулся по стойке смирно.
В хату властно, переступив через порог, в начищенных до блеска, скрипучих кожаных сапогах вошел среднего роста плотный военный в лампасах. Это был командующий 48 армией генерал Романенко. За ним стояли, но пока не входили в хату несколько старших офицеров.
Майор Лобанов от неожиданной встречи с командующим армией побледнел, но не растерялся.
— Товарищи офицеры! — гаркнул он и четким шагом подошел к Романенко на доклад. — Товарищ генерал-лейтенант отдел Смерш проводит следственный допрос капитана Новосельцева.
— Оставить майор. Я знаю только рядового Новосельцева. — Глаза генерала горели яростным огнем. — Офицеры 48 армии предателями не бывают. Где он. — И генерал во властной ему манере шагнул вперед. Майор еле успел отскочить в сторону.
Капитан Новосельцев при упоминании командующего хотел подняться со стула но, только охнув от боли во всем теле, остался сидеть. Его окровавленные глаза, встретившись с глазами командующего, выражали боль, надежду, но в особенности отчаянную злость на то, что он услышал.
«Я не предатель!» — кричали в эту минуту его глаза.
Генерал бросил на Новосельцева отчужденный взгляд и, не останавливаясь на нем, громко приказал:
— Сержант ножницы! Срезать погоны!
— Не дам! — еще находил в себе последние силы комбат, рыча, пытаясь сопротивляться. Но в одно мгновение, удерживаемый за руки все теми, же истуканами конвоирами, сержант Красильников острым ножом-финкой срезал офицеру погоны.
— Вот теперь другое дело! — ухмыльнулся генерал. — И вам легче будет вести допрос, — кивнул он головой рядом стоящему начальнику отдела Смерш армии, — и Новосельцев будет разговорчивее.
— Вы ведете его дело, — генерал точно узнал в лощеном старшем лейтенанте госбезопасности следователя.
— Так точно товарищ генерал. Следователь старший лейтенант Остапенко.
— Я смотрю Остапенко опыта в работе вам не занимать. Действуете и кнутом и пряником. Смотрите не перестарайтесь до суда.
— Понятно товарищ генерал — лейтенант, — следователь чуть улыбнулся краешками губ. — Новосельцев, тертый калач.
— Хорошо. Как только с диверсантами разделаемся дело Новосельцева должно быть передано в суд военного трибунала.
— Слушаюсь товарищ генерал-лейтенант.
— Теперь о главном. Это касается вас, — генерал жестко посмотрел в глаза майора Лобанова. Тот вытянулся и был весь во внимании.
— Где находятся диверсанты, вы знаете?
— Уточняем товарищ, командующий армии.
— Что значит уточняем. Вы знаете или нет.
— Пока не знаю. Но жду с минуты на минуту донесения из групп поиска и захвата.
— Плохо работаете майор. Пока вы ждете, враг не ждет. Он такое натворил сегодня у вас под носом, что расхлебывать эту кашу придется не только Новосельцеву, но и кое-кому покруче. Не попадите в этот список майор.
Лобанов стал белее мела, но промолчал, ничего не сказал на вызов генерала. Только глубже набрал воздуха и замер.
