Дронов поворачивается к Максиму:

– Покажешь путь?

– Постараюсь.

– Командир, нужно понаблюдать за их возней, – встреваю я. – Нельзя так оставлять это дело.

– Поставим камеры, и довольно, – отрезает Дронов.

У нас с собой имеются миниатюрные камеры, которые записывают и передают кино прямо на наши пластины и на базу. Оставлять их, конечно, гораздо безопаснее, чем человека.

– Сам знаешь, что чужакам теперь удается глу-шить наши сигналы, – резонно возражаю я. – Информация придет либо с большими помехами, либо вообще не пройдет.

– Потом вернемся и заберем их, – парирует Дронов.

– Может, мне остаться тут? – неожиданно для себя говорю я.

Все поворачивают головы, удивленно взирают на меня.

– Тебе жить надоело? – Кузя крутит пальцем у виска.

– В любом случае я увижу то, чего не заметят камеры. Смогу проанализировать ситуацию, а потом, если их глушилки будут мешать, найду место, откуда ее передать. Подумай, командир.

Дронов устало прикрывает глаза. Мои слова разумны, но я понимаю его переживания. Предложенная мною миссия самоубийственна, и именно он может либо разрешить ее, либо запретить. Если я погибну, он будет считать это своей виной. Даже если останусь в живых, неизвестно, смогут ли меня забрать. А скитаться в городе одному долго не удастся, чужаки рано или поздно вычислят. Группу по пути к катеру тоже ждут вражеские патрули и засады, их тоже могут перебить всех до единого. Но все же у них есть шанс, а у меня, если я останусь здесь один, шансов вернуться практически не будет. Если же группа не дойдет до катера, ни обо мне, ни о моем задании вообще никто знать не будет. Даже если в одиночку выберусь из города, попасть на базу без катера невозможно. Слишком велико расстояние.

Однако, оставшись следить за чужаками, я могу выяснить, что за новую пакость они затевают, и, вероятно, это даст ответы на многие интересующие наше командование вопросы.

Дронов медлит, и это начинает нервировать. Ясно, что катер – не извозчик. Он всегда забирает нас в определенное, заранее обговоренное время. Летунам тоже приходится несладко, они постоянно рискуют нарваться на вражеских «крабов» или попасть под огонь понатыканных повсюду в огромном количестве зениток.

Нашему командованию необходима информация, и мы ее добываем, это наша боевая задача. А любой приказ необходимо выполнять на «отлично», иначе не видать нам победы, как своих ушей. Сегодня наше задание провалилось, мы не добрались до цели. Возможно, сделаем это в следующий раз, или же туда проскользнут другие группы. Но именно мы обнаружили изменения в поведении чужаков, мы выяснили, что им тоже требуется отдых и как они спят. Наконец, мы застали их за странным рытьем ямы на расчищенной площадке. Дронов понимает, что в моей просьбе есть резон, но он знает, какая опасность меня поджидает здесь.

– Командир, – настаиваю я. – Мне не впервой сутками сидеть в засаде, пробираться по занятой врагом территории. Я умею быть незаметным, справлюсь.

– Хорошо, – наконец, неохотно соглашается Дронов. – Оставлю тебя наблюдать. Но только наблюдать. Никаких других действий не предпринимать. И дам тебе напарника.

Я пытаюсь воспротивиться, но командир слушать меня не хочет, жестом прекращает мои излияния. Он внимательно оглядывает людей:

– Парни, это должен быть доброволец, так что решайте сами.

Все призадумываются. Трусов среди нас нет, каждый отличился и в сорок третьем, и здесь. Однако затея моя слишком опасна. Мы привыкли работать в тылу у инопланетных тварей, но оставаясь на одном месте прямо у них под носом, превращаемся в смертников. Риск быть обнаруженными очень высок. Если нас засекут, рассчитывать нам не на кого, кроме как на себя. Огневой поддержки спасательных групп не будет. А чужаки в случае нашего обнаружения вмиг превратят наш дом в гору камней.

Молчание длится недолго.

– Я останусь, – вдруг говорит Курт Брюннер. – Хочется узнать, что эти твари затевают.

– Хорошо подумал? – прищуривается Дронов.

– Да, – спокойно кивает Брюннер.

– Только без самодеятельности, – приказывает нам Дронов. – А теперь надо перекусить, путь предстоит неблизкий.

У нас с собой стандартные армейские пайки «неприкосновенного запаса»: небольшие брикеты, плотно запакованные в серебристый, напоминающий фольгу материал. Ко всему прочему, у нас имеется такой шедевр, как Вонючка, который, будучи вечно голодным, постоянно таскает что-то из магазинов.

Брикет «неприкосновенного запаса» весит не больше ста грамм, но в каждой упаковке полноценный рацион дней на десять плюс напитки. Достаточно высыпать в любую емкость содержимое одного из находящихся внутри упаковки маленьких пакетиков и добавить каплю жидкости из хранящейся там же специальной капсулы, спустя минуту получается довольно густой ароматный горячий суп или же каша с кусками мяса и овощей. С напитками точно так же. Как нам объясняли, все это искусственно синтезировано, но витамины при этом не исчезают, плюс ко всему в пищу добавлены безвредные стимулирующие препараты, состоящие исключительно из органических веществ.

Дронов приказывает первым уничтожившему свою порцию еды Вонючке сменить Вальдера, несущего вахту на первом этаже. Сашка вздыхает, выражая покорность судьбе, и, тяжело пыхтя, идет к ведущей вниз лестнице. Оно и понятно, после еды скакать по разбитым ступенькам мало кому захочется. Остальные тем временем могут немного расслабиться, расчистив от камней место на полу под балками перекрытий. Кузя по обыкновению тут же засыпает.

Завидую ему черной завистью. У парня крепкие нервы и железная выдержка. Несмотря на то, что я смертельно устал, все равно не могу сомкнуть глаз. Чтобы хоть как-то отвлечься, спрашиваю Максима:

– Слушай, а кто были те двое с тобой, когда вы атаковали чужаков?

– Обычные люди. – «Партизан» пожимает плечами. – Я на них натолкнулся вскоре после гибели Соле. Они называли себя «Движением сопротивления» и устраивали вылазки на чужаков.

– И много ты с ними сделал вылазок?

– Та была первой, – вздыхает Максим.

– Не подоспей мы, она бы для тебя стала последней.

– Мне было наплевать.

– Не забывай, о чем я тебе говорил. Тебя никто воскрешать не будет.

– Я помню, – кивает Максим.

Время небольшого перерыва быстро истекает, Дронов по переговорному устройству спрашивает Вонючку, как обстоят дела в холле.

– Все то же, – слышится недовольный Сашкин голос. – Патрули, правда, зачастили.

– Готовимся к выходу, – приказывает нам Дронов. – Всем проверить оружие и экипировку.

Ребята собираются быстро, два раза никому повторять не приходится. Командир поворачивается к нам с Брюннером:

– Даю вам двое суток, чтобы все тут разнюхать. По истечении этого срока на прежнем месте вас будет ждать катер.

– Ясно, – отвечаем мы одновременно.

– Постарайтесь успеть, – говорит он, и слова его звучат, как просьба, а не приказ.

Мы начинаем прощаться. Никто из нас никогда не говорит «до свидания» или «пока». Тем более мы не произносим слова «прощай». Вместо этого желаем друг другу удачи или говорим «возвращайся».

– Удачи вам, ребята, – я пожимаю руку каждому. – Мы проследим за отходом и, если что, прикроем.

– Категорически запрещаю! – бесстрастное лицо Дронова сразу становится суровым. – Не вздумайте себя раскрыть. Я вас не для того здесь оставляю.

– Командир… – начинаю я, но Дрын не дает закончить.

– Чагин, Брюннер! Слушайте меня очень внимательно. Что бы ни произошло после того, как мы покинем это здание, я запрещаю вам вмешиваться. Пусть хоть ад разверзнется и нас всех переколошматят, вы обязаны сидеть как мыши. Вы теперь наши глаза и уши. Обзор местности во время нашего отхода и корректировка, не более.

Спорить с ним бесполезно.

– Петров, – Дронов вызывает наблюдающего за чужаками внизу Вонючку, – как там дела? Включи этот чертов транслятор, чтобы мы видели.