Познание невидимого Бога, думаем мы, в корне отличается от познания живого человека из плоти и крови. Но так ли это? Если посмотреть, как работает наша психика, становится ясно, что любое познание (Бога, людей, предметов) предполагает неопределенность и требует акта веры.

Процесс познания происходит в мозге, самой изолированной части человеческого тела. Мозг не способен видеть: даже если хирург вскроет черепную коробку, мозговое вещество ничего не увидит. Мозг не способен слышать: он столь укрыт от звукового шока, что его клетки улавливают лишь очень громкие звуки, которые заставляют их вибрировать. В мозге нет болевых рецепторов. Нейрохирург делает анестезию, чтобы пройти через кожные покровы и черепную коробку, но хирургическое вмешательство в ткани мозга не причиняет боли пациенту, который находится в сознании. Температура мозга колеблется в очень узком диапазоне, в пределах нескольких градусов, поэтому ему не бывает холодно или жарко.

Из–за изолированности мозга все, что составляет мое знание о мире, сводится к последовательности электрических сигналов. Они, словно точки–тире азбуки Морзе, поступают от миллионов нервных окончаний. Допустим, вы разговариваете по телефону. Человек на другом конце провода говорит, и микрофон преобразует звуковую энергию в электрическую. Электрические сигналы бегут по проводам, после чего вновь преобразуются в слышимые звуки. Если разговор идет по мобильнику, информация передается по радиоканалу в виде цифрового кода. Но в трубке любого телефона вы слышите голос матери, словно в разговоре лицом к лицу. Сходным образом получает от органов чувств закодированные послания — электрические импульсы — и изолированный от внешнего мира мозг.

Звонят в дверь, и я, реагируя на звонок, бегу в прихожую. Оказывается, принесли посылку: почтальон мне знаком, его зовут Том. Я здороваюсь, расписываюсь и возвращаюсь к рабочему столу. Нам трудно оценить, какое чудо заключено в этой нехитрой, привычной цепочке действий. Сначала звуковые рецепторы в ухе уловили звуковые колебания дверного звонка. Затем они уловили, а клетки мозга распознали уникальный тембр голоса, присущий Тому. В наше время различать индивидуальные голоса и даже отчетливо произнесенные слова способны и компьютеры, но распознавать лица умные машины пока не умеют. Сто тридцать миллионов палочек в глазной сетчатке передали в мой мозг информацию о форме и цвете губ, глаз, бровей, носа, волос и других деталей внешности Тома. Мне не пришлось проделывать никакой сознательной аналитической работы — мозг все сделал без моих усилий. Он соединил данные, пришедшие от зрительного анализатора, с теми, что хранятся в памяти (все известные мне лица) и за долю секунды идентифицировал Тома.

Дальтоник не заметит голубых глаз Тома, а глухой не уловит тембр его голоса. На самом деле те или иные иллюзии и обманы вкрадываются в восприятие каждого человека. Они дезинформируют изолированный мозг и искажают восприятие мира. Но мозг обладает могучими возможностями. Он способен заполнять пробелы в восприятии и создавать ощущение реальности этих «заполнителей».

Великий композитор Бетховен мог «слышать» музыку, хотя был абсолютно глухим.

Весь этот экскурс в анатомию и физиологию мне понадобился, чтобы показать: знание других людей, например, посыльного Тома, неизбежно зависит от акта веры. Мой изолированный мозг хранит образы друзей и знакомых, но я понимаю, что и здесь необходима известная мера доверия. Скажем, я доверяю Тому и заранее неосознанно полагаю, что он не носит маску или накладные усы, что он действительно почтальон, а не вор, желающий проникнуть в дом. Я думаю, что знаю его, но могу ли быть уверенным? И вообще, а вдруг у Тома есть брат–близнец, который работаете ним посменно?

Сколько раз люди удивляли меня и даже вводили в заблуждение! Один из моих лучших друзей, как выяснилось, вел двойную жизнь, он оказался распутником. Моя хорошая знакомая в течение пятнадцати лет подвергалась сексуальному насилию со стороны отца. Я полагал, что хорошо знаю этих людей, но, оказывается, не имел о них важной информации. Все человеческие отношения строятся на платформе неопределенности, люди остаются для нас загадкой. Общаясь с ними — даже достаточно близко, — мы всегда чего–то о них не знаем.

А может ли быть стопроцентная уверенность в том, что другие люди существуют, как существую и я сам? Проблема «других умов» занимала философов столетиями. В глубине души я верю, что люди есть — так же, как и я. Я знаю, что существую, и я думаю, что знаю механизмы моего разума. Но откуда я знаю, как думаете и чувствуете вы? Скажем, я верю, что, прищемив палец, вы чувствуете примерно то же, что в подобных случаях испытываю и я. Но наверняка я знать не могу, ибо я не в состоянии проникнуть в ваш мозг. Я верю на слово, что вам больно.

А откуда вам известно, что существую я? Да, верно, вы читаете мою книжку. Но вдруг «Филип Янси» — это псевдоним? Быть может, текст написал кто–то совсем другой, или вовсе компьютерная программа, составленная шутником–студентом? Вы можете написать мне письмо по электронной почте. Но опять же, как узнать, кто ответил: я или некий фантом? (Один мой знакомый два года переписывался в чате с прекрасной незнакомкой, которая на поверку оказалась охочим до розыгрышей парнем.) Для меня самого я есть я. Для всех остальных я есть ты, и это вносит в отношения изрядную долю неопределенности.

Что и говорить, большинство людей не сомневаются в существовании других умов и других людей. Для нас это само собой разумеется. Между тем разные люди имеют различные представления об одном и том же человеке: мозаика восприятия складывается по–разному. Взять хотя бы четырех евангелистов — Матфея, Марка, Луку и Иоанна. Каждый из них воспринял Личность и жизнь Христа по–особому. Когда они размышляли о Нем, им приходили на ум разные слова и сцены. Или взять двенадцать учеников. Все они ходили с Иисусом на протяжении трех лет, но сколь различны были выводы Иоанна и Иуды Искариота! Впоследствии фарисей по имени Савл полагал, что хорошо понимает, кто такой Иисус, но личная встреча со Христом полностью изменила и мнение, и всю жизнь будущего апостола. Знание другого человека — понятие сложное и неоднозначное. В нем много загадок и неопределенности.

Познавая людей, учишься познавать Бога. Прежде всего становится ясно, что постижение «других умов» (будь то ум человеческий или Божеский) всегда требует акта веры. Современный американский философ Алвин Плантинга применяет это положение к вопросу о существовании Бога. Он признает, что полной уверенности в существовании Бога нет, и рационально доказать Божие бытие нельзя. Но и полной уверенности в существовании любого из людей тоже нет: любой может оказаться плодом моего воображения. Я верю, что не одинок в мироздании, но поскольку я не в состоянии забраться в мысли другого человека, то должен принимать его существование на веру и следовать своей вере. После длинной философской аргументации Плантинга заявляет: для веры в Бога имеется не меньше оснований, чем для веры в существование других людей.

Кроме того, надо признать, что мои органы чувств не позволяют мне увидеть истинный образ другого человека. Я могу узнать о вас многое, глядя на вас, слушая вас, дотрагиваясь до вашего тела. Однако всегда остается частица, мне недоступная, личность внутри тела, подлинный «вы». Особенно ясно я вижу эту частицу в инвалидах, которые утратили гармоничную связь между умом и телом.

У меня есть замечательная знакомая с церебральным параличом, которая по врачебной ошибке долгие годы провела в доме для умственно отсталых. Ее руки спастически дергались, она не могла ходить и вместо слов издавала мычание. Большинство знавших ее людей (трагическим образом даже ее семья) считали ее умственно неполноценной. Однако со временем специалисты увидели, что Каролина обладает ясным умом, заключенным в непослушное ему тело. Ее перевели в более подходящее лечебное учреждение. Она стала учиться в школе, потом в колледже и в конце концов сделалась писательницей. Однажды, во время ее учебы в колледже, друг Каролины зачитал в церкви написанное ею обращение. Студенты сидели в полной тишине, слушая прекрасные слова. Сама Каролина сидела здесь же в инвалидном кресле. Она выбрала текст апостола Павла: «Но сокровище сие мы носим в глиняных сосудах…» (2 Кор 4:7). Все знали о болезни Каролины, некоторые даже отпускали в ее адрес жестокие шутки, но никто не попытался разглядеть замечательный ум, действующий внутри искореженного тела.