Страстная Пятница – день, наполненный скорбью, день крестной смерти Иисуса Христа, снятия Его с креста и погребения. Но недаром ее называют еще и Великой Пятницей — раны ее даровали людям исцеление.

Моя жена ведет еженедельный христианский кружок в частном интернате для престарелых. На этот кружок приходит и старушка по имени Бетси. У нее болезнь Альцгеймера, но она честно отсиживает весь час. Бетси худенькая, голубоглазая, с милой улыбкой. Каждую неделю Джэнет заново ей представляется, и Бетси в который раз знакомится с «новой руководительницей». Когда другие общаются или смеются над чьей–либо шуткой, Бетси отстраненно и обезоруживающе улыбается. Большей частью она сидит тихо, ничего не делая и не особо улавливая тему беседы, а просто получая удовольствие от приятного общества.

Джэнет выяснила, что Бетси не утратила способность читать. Она приносит с собой открытку, которую дочь прислала ей несколько месяцев назад, и перечитывает ее, словно та пришла со вчерашней почтой. Теряя нить, она снова и снова повторяет одну и ту же строчку, пока кто–нибудь не попросит ее читать дальше. Но в хорошие дни бывает, что Бетси ясным, высоким голосом прочитывает целый отрывок. Поэтому Джэнет стала просить ее каждую неделю читать гимн.

В одну из пятниц подопечные Джэнет выбрали для чтения «Старый грубый крест». (Они вообще больше любили гимны, знакомые с детства.) «На далеком холме старый крест виден мне, знак позора, страданий и мук», — начала Бетси. И вдруг страшно разволновалась: «Я не могу это читать! Очень грустно! Очень!» Кто–то из старичков завздыхал. Другие удивленно уставились на чтицу. За все время знакомства с ней они ни разу не слышали, чтобы Бетси произнесла складную фразу. А тут она явно поняла смысл текста.

— Успокойтесь, Бетси! — принялась утешать ее Джэнет. — Все в порядке. Не надо читать, если вы не хотите.

Однако старушка снова взялась за текст. Она продолжила с того места, на котором остановилась. Но вскоре по щекам ее потекли слезы. «Не могу читать, — говорила она, — не могу! Это так грустно!» Казалось, она забыла, что уже сказала об этом всего две минуты назад. И она начинала читать снова, а потом – еще и еще. И всякий раз с горечью останавливалась: «…Так грустно…»

Поскольку встреча уже завершалась, участники кружка стали потихоньку расходиться. Кто–то пошел в столовую, кто–то к себе в комнату. Они молчали, словно в церкви, и с благоговением оглядывались на Бетси. Никто из них никогда не видел ее в ясном состоянии ума.

Наконец, когда Бетси немного успокоилась, Джэнет повела ее к лифту, чтобы проводить до комнаты. К ее изумлению, Бетси вдруг начала петь гимн по памяти. Она перевирала мелодию, голос ее обрывался, но гимн узнал бы каждый:

Преодолевая путаницу мыслей, поврежденные нейроны возродили давно забытые связи и воскресили слова и смысл гимна. Но для Бетси в этом вдруг открывшемся ей смысле важны были только страдание и позор. Эти два слова вобрали в себя все муки ее собственного состояния, в котором она жила каждый день. Кто изведал больше страдания и стыда, чем сама Бетси? И гимн дал ей ответ: Иисус Христос.

Но гимн вслед за Христом обещает нам обретение венца, покой и полноту в Господе. Бог придет во всей Своей созидательной и исцеляющей мощи, и тогда личное богообщение станет столь же несомненным, сколь и самые близкие наши человеческие связи на земле. «Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор 13:12).

И однажды по нерушимому Божьему обетованию Бетси обретет новый ум. Ирландский поэт и писатель–романист Патрик Кавана называет Божье обетование, свершение которого началось с Воскресения Христова, «освобожденной навеки радостью».

Для людей, которых, подобно Бетси, терзают страдания и стыд, долгий путь предпоследнего дня кажется невыносимо трудным, а бремя его — непосильным. Эти люди черпают утешение в Страстной Пятнице, ибо она несет им весть о том, что в страданиях они не одиноки. Обетование же о Дне Воскресном видится им слишком неясным и безнадежно далеким, потому что их взгляд затуманен болью от душевных ран. Но обетование это — истинно.