Каштору было не по себе в качестве прислуги, в ливрее, сшитой под контролем самой Мадамы, которая слизала ее из книжки с картинками. Он предпочитал продетую между ног и закрепленную на поясе тряпицу и нестерпимую жару в кузнице дяди Криштовау Абдуим, своего единственного родственника. Баронесса оторвала Тисау от наковальни, чтобы превратить ученика кузнеца в пажа, в мальчика на подножке парадного выезда, в фаворита — у слуги не может быть желаний или намерений. И даже так, несмотря на нелепый костюм и положение домашней прислуги, Каштор сохранял надменный вид и вечную заразительную улыбку. Юный и непоследовательный, Горящая Головешка или Черный Принц заставлял Руфину терять голову и быть готовой к самым тяжелым последствиям, а Мадаму доводил до исступления.

О несравненных качествах негров в искусстве bagatelle[17] Мари-Клод узнала от Мадлен Камю, урожденной Бурне, своей старшей приятельницы по пансиону. В Сакре-Кёр прекрасные и распущенные ученицы монашек, amies intimes,[18] обменивались информацией, планами и мечтами, говорили о религии и разврате, с нетерпением ожидая дня освобождения.

Вернувшись из Гваделупы, где ее муж, подполковник артиллерии, командовал гарнизоном, Мадлен сделала два решительных заявления: а) все подполковники рождаются с непобедимой склонностью к положению рогоносца, делающего вид, будто ничего не происходит, и даже самая глупая жена не в состоянии помешать им следовать своей судьбе; б) в постельных делах негров превзойти не может никто. Лучшего доказательства первому утверждению, нежели муж самой Мадлен, было не сыскать: именно он притащил в дом в качестве ординарца негра Додума, который оказался наилучшим, блестящим подтверждением второму откровению.

Мари-Клод оказалась баронессой и хозяйкой сахарной плантации благодаря удачному браку с выходцем из колоний — более или менее благородным, немного смешанных кровей, но очень богатым; когда речь шла о состоянии, выражения «более или менее», «относительно», «немного» были неуместны, здесь могло быть только «более» или «еще больше». Она отправилась в далекие и загадочные тропики, где находилось ее зелено-сладкое королевство сахарного тростника и черные слуги. С собой она взяла роскошные туалеты, огромное количество лекарств, советы своей обеспокоенной матушки и возбуждающую информацию Мадлен. Поначалу все было новым и притягательным, поводом для празднеств и смеха, но скука незамедлительно одержала победу.

Уставшая от провинциальных балов, где по причине элегантности европейских нарядов она возбуждала зависть и неприязнь злоязычных и отсталых дам, и еще больше уставшая от самомнения и глупости сеньора де Итуасу, который был столь же самовлюбленным, сколь и пустым, женщина уже не могла сдерживать зевоту и переносить эту пустыню. Мари-Клод посвятила себя верховой езде и разврату. Храбрая наездница, в одиночестве или в сопровождении барона, она скакала по окрестностям на породистых лошадях, самых горячих в Реконкаву.

Внимательная супруга, она подтвердила на практике, что, так же как и подполковники, все бароны рождаются с фатальной склонностью с статусу наивного рогоносца. И им невозможно помешать реализовать эту склонность. А раз так, преданная жена должна быть готова выполнить свой долг, следуя за судьбой мужа. Однажды, гуляя в окрестностях плантации и рассуждая о чистоте крови и красоте лошадей и им подобных, барон Адроалду указал на юного негра в кузнице, окруженного искрами, обращая внимание мадам на этот великолепный экземпляр породистого животного: «Обратите внимание на торс, ноги, бицепсы, голову, ma сhèrе:[19] прекрасное животное. Великолепный экземпляр. Посмотрите на зубы».

Она посмотрела, послушно и заинтересованно. Влажные глаза остановились на великолепном экземпляре, прекрасном животном. Заметили белые зубы, блуждающую улыбку. Malheur![20] Совершенство прикрыто только тряпичной полоской.

Барон был действительно крупным авторитетом в области породы и чистоты крови, унаследовав эти познания от отца, большого эксперта по приобретению лошадей и рабов. Однако монашки из Сакре-Кёр научили Мари-Клод, что у негров тоже есть душа, она появляется у них при крещении. Колониальная душа, второсортная, но достаточная, чтобы отличаться от животных. «Милость Господа бесконечна», — говорила сестра Доминик, рассуждая о героизме миссионеров в сердце дикой Африки.

— Mais, pas du tout, mon amie, ce nʼest pas un animal. Cʼest un homme, il possède une âme immortelle que le missionnaire lui a donneé avec le baptême.[21]

— Un homme?[22] — Барон расхохотался.

Смеясь по-французски, строя из себя образованного и ироничного аристократа и забавляясь человеческой глупостью, сеньор де Итуасу становился невыносимым в своей напыщенности и надменности. Его тезка, Адроалду Рибейру да Кошта, бакалавр и литератор из Санту-Амару, услышав, как он ржет, безжалостно терзая язык Бодлера, любимого им мэтра, начал называть его за глаза на радость слушателям «Мусью Французишка». Поэт, конечно же, жил на Луне, но он совершенно не был готов оказаться жертвой ярости всемогущего барона.

— Не поймите меня неверно, mа сhèrе, но то, что вы говорите, — просто вздор. Кто ж вам такое сказал, что неф — человек? Это прекрасное животное, повторяю, и уверен, что ума у него меньше, чем у вашего коня по кличке Голубой Бриллиант.

— Très beau, oui. Un homme très beau, un prince. Un prince dʼébène![23]

— Принц черного дерева! Vousêtesdrôle, madame.[24] Вы меня насмешили. — И он заржал с чувством абсолютного превосходства.

Грубая шутка, высокомерие, le ricanement sardonique[25] барона в конце концов убедили Мари-Клод. Судьба есть судьба, она начертана на небесах. Баронесса взяла Каштора себе и не пожалела об этом. И если хозяин плантации обратил внимание на интерес, благодаря которому ученик кузнеца сменил статус и начал прислуживать ему за столом, то закрыл на это глаза, поскольку сам был занят тем, что портил окрестных мулаток, употребляя их и так и сяк, словно рабство еще не отменили.

Феодальный сеньор одарил своим вниманием множество замарашек, но задержался только с Руфиной. В кухне особняка она строила из себя барыню, содержанку в золоте и серебре — побрякушки, браслеты, сережки, подвески, тесьма, и это не считая перламутрового креста, который подарил ей преподобный каноник. Щедрость барона не знала границ: осыпая ее ценными подарками, он настаивал еще и на том, чтобы обучить мулатку иностранным тонкостям. Но без особого успеха, потому что ей больше нравилось развлекаться по-простому: ненасытная обжора прекрасно обходилась без соуса и приправ.

Чтобы сократить рассказ, поскольку подробное повествование о двойных рогах и о double cocuage[26] сеньора де Итуасу становится слишком длинным для того места, которое оно занимает в истории Большой Засады, объявим сразу то, что вскоре стало достоянием общественности: сражаясь на двух фронтах — золотой Мадамы и медной Руфины — с силой и невинностью юноши, которому вот-вот должно стукнуть девятнадцать, Каштор Абдуим украсил аристократическую голову барона изящными и могучими рогами.

Нежное и надушенное лоно мадам баронессы сладострастно сжималось и увлажнялось, когда она, одна в своем boudoir,[27] разбуженная храпом барона, думала о Принце Черного Дерева, о каждой части его тела: о толстых губах, острых зубах, созданных, чтобы кусать, о широкой груди, о сильных ногах и об остальном, ах!