Поначалу она выглядит растерянной, но потом ее лицо озаряется улыбкой, веселой и очаровательной.

— Ах, тот! Он не мой! Я просто взяла малыша на минуту, чтобы успокоить, пока его родители разговаривали с архиепископом. Нет, Фрейя — наш единственный ребенок.

Теперь, когда руки Маргарет больше не обременены младенцем, ее глаза и лицо выглядят более оживленными. Она делает глоток коктейля с таким видом, будто пьет за здоровье молодых на свадьбе, и, словно все они собрались здесь, чтобы отпраздновать лучшее время своей жизни, награждает самой очаровательной улыбкой морского пехотинца США в парадной форме, проходящего мимо фуршетного стола. Йона поражает ее непохожесть на других иностранцев, из большинства которых, как он уже успел заметить за несколько недель своего пребывания в Бухаресте, этот город, кажется, высасывает жизненную энергию.

Маргарет рассказывает Йону историю своих дедушки и бабушки, которые покинули Данию, уместив все свои пожитки в один сундук, и через море и сушу отправились к новой жизни в Америке. Логан вполуха слушает жену, одобрительно улыбаясь, в то время как его проницательные глаза следят за перемещениями других гостей, а рука то и дело тянется к украшенным блюдам за миниатюрными бутербродами и сердцеобразными ягодами клубники — их он, почти не глядя, скармливает своей маленькой дочери, как по команде открывающей рот. Перед тем как разойтись, Йон и Муры договариваются устроить в воскресенье пикник в центральном городском парке, обозначенном в коммунистическом путеводителе как Парк культуры и отдыха Херэстрэу.

Как и условились, они встречаются на широких ступеньках, ведущих вниз, к окруженному старыми ивами озеру. Фрейя гоняется за утками, расхаживающими поблизости в поисках оставшихся от пикников крошек. Каждые несколько минут она останавливается и оглядывается, удостоверяясь, что взрослые смотрят на нее. Военный духовой оркестр играет в беседке; как в любом европейском городе, семьи и пары не спеша совершают воскресный послеобеденный променад.

Пока они чистят апельсины, пьют минеральную воду «Борзек» и намазывают толстые ломти багета мягким местным сыром, Логан вытягивает свои длинные ноги в тени дерева. Он охотно описывает здешние окрестности и с отеческой гордостью убеждает Фрейю рассказать о фазане, которого они видели здесь в прошлый раз. Но сезон малины в разгаре, и, как только Маргарет достает из корзинки для пикника это лакомство, Фрейя уходит от разговора, поглощенная перекладыванием сочных ягод из пластмассовой миски с пристегивающейся крышкой себе в рот. Ее губы и щеки все в темно-красном соке.

— Так что если хотите получить представление о местных, вот куда нужно идти, — говорит Логан и, запрокидывая голову, делает глоток из бутылки.

За время, прошедшее с момента их первой встречи до этого пикника у озера, Йон уже успел кое-что узнать о Логане. Ему известно, например, что изначально тот привез свою жену и их маленькую дочь в Румынию, получив постдокторский грант на исследования в Восточной Европе. Финансирование было продлено на второй год, но без предупреждения Логана лишили доступа к архивам, которые были ему нужны для работы. Причины указывались самые разные: от ремонта в том крыле здания до неправильности оформления его документов. В конце концов у него образовалось слишком много свободного времени, и он согласился переводить тексты прорумынской пропаганды на английский язык для распространения за рубежом. Когда второй год его гранта подошел к концу, Логан умудрился уговорить власти оставить его в университете в должности преподавателя. Теперь он читает один или два курса каждый семестр в Бухарестском университете, а также время от времени продолжает переводить правительственные статьи и отчеты.

Йон находит странным желание Муров задержаться. Иностранцы здесь, кажется, только и делают, что считают месяцы и недели, оставшиеся до конца срока их назначения. Американский кадровый дипломат, поведавший ему все это, высказал предположение, что Логан, скорее всего, опасается проблем с поисками работы в Штатах, где академическим ученым не всегда легко устроиться. Он описал Муров как людей, уже прочно обосновавшихся в иностранном сообществе. Логан играет в бейсбол в дипломатическом клубе с военнослужащими морской пехоты США, обеспечивающими безопасность американского посольства. Они с женой посещают приемы, предлагая семьям дипломатов присмотреть за домом и позаботиться о домашних питомцах, когда те уезжают в путешествие или в отпуск на родину. У Логана нет привилегий дипломата, поэтому сочувствующие ему сотрудники посольства часто помогают Мурам, делая для них продовольственные заказы и покупки в «долларовых магазинах».

Одним словом, вряд ли у кого-то могут возникнуть иллюзии относительно дружелюбия Логана Мура. Йон понимает, что его обхаживают, дабы использовать в корыстных целях, но ему не хочется распространять свое строгое суждение и на Маргарет Мур. Она выглядит моложе своего супруга и кажется не такой испорченной, и Йон восхищен ее жизнерадостной энергией. Он слушает, как Маргарет, прижав руку к щеке, восторгается по поводу того, что Логану удалось достать желанные билеты на международное празднество, которое состоялось во Дворце спорта в честь Нади Команечи,[7] и рассказывает, как во время прощальной речи, когда президент Международного олимпийского комитета надел на Надю венки из живых цветов и вручил ей медаль, та расплакалась.

— Она кумир для Фрейи, девочка просто обожает Надю! — говорит Маргарет.

Надя в двадцать два года уже вышла на пенсию и больше не выступает в составе румынской гимнастической команды, но будет сопровождать делегацию своей страны в Лос-Анджелес в качестве почетной гостьи.

Логан, прислоняясь к дереву, замечает:

— Удобный случай остаться за границей.

А для него это удобный случай экспромтом начать политическую лекцию. Румынское правительство сообщило, что не поддержит бойкот, объявленный советским правительством, и собирается отправить команду для участия в Олимпийских играх в Лос-Анджелесе. Взамен Соединенные Штаты возобновили благоприятный торговый статус, вознаграждая храброе сопротивление Румынии Советам.

Пока ее муж распространяется на эту тему, Маргарет перегибается через Йона — он чувствует концы ее распущенных волос, скользящих по его руке, — чтобы достать из травы интересно изогнутую веточку. Фрейя с ее перемазанными малиной пальцами пытается выхватить прутик, а Маргарет крутит рукой, дразня дочку.

Тронутый этой милой картиной семейной жизни, Йон начинает раздумывать над тем, как Маргарет с ее природной энергией могла бы облегчить пребывание его жены в Бухаресте. У него есть основания опасаться, что ей будет здесь нелегко. София, с ее непомерными амбициями относительно его карьеры, прилагает огромные усилия, чтобы быть идеальной женой дипломата, но иногда она сама создает неловкие ситуации своими резкими высказываниями, а после всегда сокрушается и раскаивается. После таких инцидентов она неделями отказывается от участия в светских мероприятиях, и ему хотелось бы оградить Софию от подобных переживаний.

Кивая Логану, который что-то рассказывает, Йон сидит, откинувшись назад, и вертит у себя в кармане тонкий диск старой монеты в пять эре.[8] Эта монета имеет для него особенное значение; она помогает ему принимать решения. Он переворачивает ее в пальцах и размышляет. Муры так заражают своей жизнерадостностью и, если уж быть откровенным, так политически маргинальны, что вряд ли София допустит промах в отношениях с ними. Да. Когда жена приедет, они обязательно должны пригласить Муров на обед. Не столько для его удовольствия, сколько ради нее.

Солнечные лучи проникали во все закоулки темного дома, особенно ярко они заливали кухню с ее большими, выходящими в сад окнами. Фрейя и София сидели в кухне за завтраком, состоящим из очищенных ломтиков хурмы, лимонных булочек, которые приготовила Маргарет, и кофе с молоком в белых чашках с голубыми ободками.