Тем временем София копалась в низком шкафчике в дальнем конце комнаты, откуда вскоре извлекла небольшой томик. Уже успев вспомнить о любимых рассказах своего детства, Фрейя не удивилась, когда увидела его. Но эта книга выглядела даже еще более старой. Зеленая ткань переплета лоснилась, края и корешок были потрепаны.

— Конфиденциальность старомодна, — произнесла София и похлопала книгу кончиками своих наманикюренных пальцев. — Но мы, женщины, иногда храним тайны друг друга. Я хочу, чтобы ты это увидела. Но только между нами. Ты должна пообещать.

Так же аккуратно, как София, Фрейя взяла книгу и, медленно ее открыв, заглянула внутрь. Хрупкие страницы имели оттенок кофе с молоком, более темный по краям, и были исписаны старомодным витиеватым почерком. Чернила, изначально, возможно, черные, теперь выглядели темно-коричневыми.

«Á Paris, je n'ai jamais tenu de journal»,[27] — гласило первое предложение.

Фрейя силилась разобрать фразы, которыми были заполнены многочисленные страницы. Пока что ей удавалось понять лишь отдельные слова. Имена Виктора и Северины Риис время от времени встречались, начиная с первых страниц. Но все было на французском, а не на датском. Так кто же это писал? Где и когда?

— Это то, что искали Мартин с Питером? — спросила Фрейя.

София пристально на нее посмотрела.

— Возможно, — сказала она. — Но я долгое время хранила эту книгу здесь, среди своих вещей, а не в кабинете мужа.

— Но если она принадлежала Риису, разве им не нужно…

— Нет. Эта вещь более личного характера. Как только прочтешь более внимательно, ты поймешь.

Посол Дании сидит за печатной машинкой у себя в кабинете. Как и задумывалось, поднимая голову от работы, он наталкивается взглядом на свою коллекцию картин. Йон в доме один. В эти дни София, кажется, стала постепенно от него отдаляться. За границей его жена приобрела изящную худобу. Занята она в основном тем, что делает прически для бесконечных приемов по случаю национальных праздников и регулярно посещает дипломатический клуб, где плавает в бассейне и берет частные уроки тенниса. Хотя София и общается там с другими иностранками, она не водит дружбу с этими женщинами, которые целыми днями сидят на солнце возле бассейна в своих бикини, покрываясь бронзовым загаром, пьют коктейли и курят импортные сигареты за разговорами о своих чадах и сплетнями.

Тем временем Йон перечитывает подготовленный им доклад о текущей политической обстановке в Румынии. Факты, предоставляемые румынским правительством, свидетельствуют о всплеске экономического прогресса и изобилия. Золотой век их страны в полном разгаре! Румыния быстро выплачивает внешний долг, придерживаясь нейтрального курса в международных отношениях, независима как от Советского Союза, так и от Запада и демонстрирует миру успешную модель управляемой рабочим классом утопии, которую предвидели основатели социализма. Но более глубокое изучение предмета обнаруживает, что своих целей власти не достигают. Например, план погашения внешнего долга основывается на экспорте ради свободно конвертируемой валюты каждого мало-мальски пригодного продукта, но при этом румынским гражданам для внутреннего потребления доступны лишь испорченные и некачественные остатки.

Даже хваленую независимость во внешней политике можно истолковать как сложную игру главы государства (причем за счет своих же собственных граждан) с целью натравить Советский Союз и западные страны друг на друга. Помощник Йона, Хенрик Экерс, — по-настоящему грамотный политический чиновник, который мог бы управлять посольством в одиночку, — приводит убедительные аргументы в пользу того, что, даже собирая международные аплодисменты за свою восхваляемую независимую внешнюю политику, президент Чаушеску вполне может частным образом предложить Советскому Союзу поделиться какими угодно технологическими секретами, которые его особый торговый статус позволит румынским шпионам украсть у западных государств.

Чтобы дать полную картину, Йон старается описать своему руководству в Копенгагене культ личности, созданный Николае и Еленой Чаушеску. Преувеличенно моложавое лицо главы государства, украшенное партийными лозунгами и патриотическими призывами, улыбается в духе Оруэлла[28] с больших транспарантов и рекламных щитов, красующихся на каждом общественном здании. Книжные магазины забиты книгами в красных переплетах, бережно хранящими на своих страницах мысли горячо любимого руководителя по поводу национального характера, культурного наследия и новой социалистической семьи.

Именно сосредоточенность на семье вызывает у Йона наибольшие опасения: стремление правительства обеспечить рост «трудовых ресурсов» привело к бесчеловечной политике принудительного материнства. Одна из первых обязанностей Йона по прибытии заключалась в изучении подготовленного Экерсом отчета о речи Чаушеску, которую тот произнес перед Национальным советом женщин. Это была проповедь на тему: «Плодиться, товарищи женщины, — ваш патриотический долг». Президент многословно превозносил матерей-героинь, но правду об истинных мерах, поддерживающих его политику, в свою речь не включил. Работающие женщины репродуктивного возраста теперь подвергаются обязательным гинекологическим обследованиям по месту работы с целью обнаружения беременности на ранней стадии и дальнейшего контроля ее протекания. Женщин, которые уклоняются от выполнения своего гражданского долга и не могут забеременеть, допрашивают на предмет их сексуальной жизни и заставляют посещать лекции об оплодотворении.

Несмотря на это давление, перед лицом жесткого дефицита продовольствия, электроэнергии и жилплощади многие женщины считают невозможным взять на себя заботу о ребенке. Поскольку противозачаточные средства недоступны (а разрешение на прерывание беременности дается только женщинам старше сорока пяти лет или имеющим в настоящее время по крайней мере пятерых маленьких детей), количество отчаянных, рискованных абортов на текущий момент превышает общее число живорожденных. Каждая из этих противозаконных операций обходится в одну драгоценную пачку сигарет «Кент» — универсальную здешнюю валюту черного рынка.

Теперь в каждой больнице в отделении акушерства и гинекологии состоит на службе представитель государства или полиции. Работа этого официального лица заключается в том, чтобы допрашивать пациенток, поступивших с подозрением на осложнения после противозаконного аборта. Таким образом проводится в жизнь правительственное постановление о неоказании мер по спасению жизни пациентке, пока та не назовет имена всех вовлеченных в ее преступление. Из-за страха пострадавших обращаться в больницу, отказа выдавать тех, кто пытался им помочь, и задержек, вызванных необходимостью снимать с пациенток показания до предоставления помощи, женщины в больших количествах умирают.

Иногда, глядя на Софию, Йон испытывает непреодолимое желание облегчить душу и поделиться с ней своими переживаниями, но встает вопрос о ее эмоциональной устойчивости. Просить жену о сочувствии к женщинам, которые физически способны, но отказываются рожать, было бы слишком. Он не может рассказать ей о том, какой груз лежит у него на душе. Вместо этого Йон приходит домой и напоминает себе о спрятанных микрофонах. В конце долгого дня выходить на прогулку в парк слишком трудно, и, конечно, с его стороны было бы неблагоразумно еще больше огорчать или озлоблять Софию, которая и так уже перенесла тяжелую утрату в личной жизни. Она заслуживает того, чтобы ее окружали уют и покой. Поэтому Йон старается радоваться гостям, этой веренице знакомых лиц, новоприбывших и сезонных иностранцев, которых они каждую неделю приглашают к себе домой на портвейн со стилтоном[29] или чай с масляным печеньем из жестяных коробок ярко-синего цвета.