Палуба была усеяна трупами. Среди них то тут, то там еще встречались изувеченные шевелящиеся тела…

На 12-весельном корабельном катере пытались найти спасение с десяток матросов во главе со штурманом Ворониным. На груди под шинелью Воронин спрятал сложенную вчетверо карту и шканечный журнал — документы, крайне необходимые при будущем расследовании причин кораблекрушения. Даже если в живых почти никого и не останется, документы могут спасти главное — честь и доброе имя.

Но корабельным документам лечь на стол судебного заседателя было, увы, не суждено. Огромная волна со всего размаху ударила в катер. В одно мгновение он, переворачиваясь, полетел в воду и исчез там навсегда с находящимися в нем людьми…

Братья Петр и Евгений Назимовы пробивались на ют вместе со своими невестами Надеждой и Софьей. Волны разлучили их. Затем один из валов подхватил Надежду и со всей силы бросил на изломанный баркас. Страшно крича, девушка забилась на железной уключине, глубоко вошедшей ей в живот. Длинная коса Надежды зацепилась за что-то, и умирающая девушка никак не могла освободиться.

Несколько матросов, оказавшись ближе всех к девушке, кинулись было на выручку ей, но тут же были смыты за борт. Тогда к невесте бросился Петр Назимов. Невзирая на опасность, он уже было добрался до нее.

— Надюша, я иду к тебе! — кричал он, стараясь перекрыть шум ветра и рев шторма.

Но дойти до невесты Петр не успел. Очередная волна буквально размозжила его о сломанный рангоут. Надежда Борисова так и осталась висеть на обломках баркаса. Некоторое время она еще кричала в рвалась, но затем затихла, и долго еще ее обездвиженное тело терзали волны…

Тем временем Софья и Евгений Назимов пробирались к юту вдоль борта. Разлученные волнами, они снова нашли друг друга.

— Теперь уж до последней минуты будем вместе! — шептал своей любимой лейтенант. — Ты только не бойся!

— А я и не боюсь ничего, когда ты рядом! — отвечала та, крепко прижимаясь к жениху.

Так, держась за руки, они медленно, метр за метром, продвигались вперед. Но тут пенный поток сбил обоих с ног. Из последних сил схватились лейтенант с девушкой за запасные ростры, стараясь удержаться за них. На помощь бросился бывший рядом унтер-офицер Немудрый, но не успел: ростры перевернулись и Евгений с Софьей оказались далеко за бортом. Видя, что смерть неминуема, они обнялись и так, вдвоем ушли на дно…

Из нескольких десятков людей, пробиравшихся на ют, дошли туда буквально несколько человек. Оставшиеся в живых повернули назад: не все ли равно, где погибать! Тонущих ободрял отец Василий.

— Мужайтесь, братья! — басил он. — Мужайтесь, ибо в борении за жизнь земную и есть высшая добродетель человеческая!

Окружавшие священника матросы и офицеры крестились:

— Укрепи, Господи, чтобы встретить свой час достойно!

Прощаясь друг с другом, целовались, просили прощения за прошлые обиды. И не было уже среди них никакого различия ни в чинах, ни в происхождении. Перед лицом смерти все стали равны.

Внезапно «Ингерманланд» повернулся носом к волне. Может, Господь и впрямь сжалился на некоторое время над русскими моряками?.

С новыми силами люди бросались вперед на ют. И снова гибли, но все же некоторым удавалось достичь цели.

Некоторые избрали себе местом пребывания одиноко возвышавшуюся бизань-мачту. Здесь был свой резон: волны могли достичь ее лишь при полном затоплении корабля. Но была и опасность — при столь сильном ветре мачта могла обломиться и рухнуть в любой момент, и тогда судьба находящихся на ней людей была бы предрешена. Кроме того, часами висеть на вантах было делом нелегким даже для крепких, здоровых мужчин, не говоря уж о женщинах. И все же бизань-мачта была одним из немногих островков спасения, куда, рискуя жизнью, устремились десятки ингерманландцев.

И снова предоставим слово одному из переживших весь ужас этой трагедии, Аполлону Говорову. Вот что писал он об этих минутах: «Оставалась еще бизань-мачта… Женщины следовали примеру мужчин, но надежда спасения была тщетная, и немногие из них достигли желанной цели. Пять или шесть человек перебрались кое— как на крюйс-марс. Видя их, решился я испытать счастья и, перекрестившись, полез туда, стараясь добраться до остатка грот-мачты… Пучины, образовавшиеся в пути из… корабельных люков, воспрепятствовали моей смелой попытке. Нас било всем, что попадала в волны. С палубы смывало все… Страшная волна подхватила меня с несколькими матросами и бросила к кнехтам грот-мачты. Каждый из нас хватался за что мог. Я ухватился за остаток сломанной мачты… Впереди меня все было усеяно матросами. Измученный… остановился я отдохнуть, когда надо мною раздался хриплый голос: „Ваше благородие! Упаду, ваше благородие! Упаду!“ И вслед за тем кто-то спустился на плечи мои. Напрасно думал я удержаться, несчастный упал и потащил меня с собою; руки мои оборвались, я схватился было ногами, но силы меня совершенно оставили, и я упал в бурун на шканцы… Бившись недолго руками и ногами, начал я погружаться, еще минута и в это мгновение два или три конца веревок ударили меня по голове… Не теряя надежды, окостенелыми руками уцепился я за веревку…»

Спасителем Говорова, как и многих других матросов и офицеров, был отважный мичман Дмитрий Лесли. С несколькими, как и сам, смельчаками он вылавливал обессиленных людей и доставлял их на ют. Скольких спасли они, теперь уже не скажет никто. Да и кто считал! Мичман Лесли с товарищами продолжал свое дело до тех пор, пока очередной штормовой вал не накрыл их навсегда…

Командир корабля Трескин, находясь на юте, пытался оттуда по мере сил руководить переправкой людей. На шканцах же переброску матросов, пассажиров и офицеров на ют осуществляли трое: старший офицер корабля Андрей Истомин, штаб-лекарь Александр Сакович и корабельный батюшка отец Василий. Когда шканцы опустели, все трое тоже двинулись в путь. Но они опоздали. Вконец разбитая волнами верхняя палуба, местами просто вставшая на дыбы, делала их попытку безрассудной. Герои были обречены. Все трое прекрасно понимали свое положение, но все же не сдавались: где ползком, где бегом упрямо продвигались к корме корабля.

Когда же на их пути сорвало с крепления баркас и понесло его прямо на отважных людей, капитан-лейтенант Андрей Истомин не растерялся. В какую-то последнюю долю секунды он все же сумел оттолкнуть в сторону доктора и священника. Сам отскочить уже не успел… Тяжелый баркас с размаху вдавил капитан-лейтенанта во вздыбленный палубный настил. Смерть старшего из славной династии братьев Истоминых была мгновенной.

Через несколько минут в одном из многочисленных водоворотов нашел свой конец и корабельный лекарь Сакович. Отец Василий на случайно подвернувшейся доске вплавь добрался до юта. Оттуда ему бросили веревочные концы, и по ним батюшка кое-как выбрался из воды.

По юту, расталкивая столпившихся, как безумный метался в поисках своей молодой жены лейтенант Сверчков.

— Не видели ли вы моей Олимпиады? — спрашивал он каждого.

Люди отводили взгляды. Да и что они могли сказать ему? Один из очевидцев ужасной смерти этой молодой женщины вспоминал впоследствии: «Супруга его, выброшенная из баркаса на шканцы, долго гребла руками, поддерживаясь на какой-то доске, пока огромным обломком коечных сеток не ударило ее по спине, и, облитая кровью, она погрузилась в общую могилу».

Вглядываясь в уходящую темноту, люди с надежной ждали наступления рассвета, связывая с ним свое спасение. И никто еще не знал, сколь труден будет этот долгий день, сколь многие из них не увидят его конца. Где-то за штормовыми тучами вставало солнце где-то гасли последние звезды, а вокруг растерзанного «Ингерманланда» по-прежнему бушевала стихия. Противостояние продолжалось, еще далеко не было ясно, кто же выйдет победителем из этой неравной схватки…

Когда рассвело, взору оставшихся в живых открылась страшная картина: полузатопленный, неузнаваемый «Ингерманланд», рядом с которым — волны, усеянные обломками вперемешку с человеческими телами, и пустынная штормовая даль, теряющаяся в туманно-дождливой пелене.