Настроение Нет личной жизни, от прочих отличной, личной, первичной… Ах, аналитики – все о политике! Нет жизни личной. Сердце не тянет, быть уже хочет просто копилкой. И не заглянет кто-то с цветочком или с бутылкой. Нет личной жизни! Больше не светит в мощном и малом. Нет личной жизни. А у соседей — прямо навалом! Я их, должно быть, возненавижу. Озноб по коже! Я поцелуи сквозь стену слышу. Но всхлипы – тоже… Стала ученей и защищенней в мире фальшивом. Может, и черт с ней, пустой, никчемной личною жизнью?! Но все клокочет, закатам прочит, чем стать могли бы. Ведь поцелуи все-таки громче звучат, чем всхлипы! Нет личной жизни. Вкус потеряла к цели движенья. Нет личной жизни! Смотрю сериалы… Жду продолженья. «Хочу сказать, как я тебя люблю…» Хочу сказать, как я тебя люблю, как все еще люблю, забыть не в силах, — в восторге и в слезах невыносимых, люблю – как боль смертельную терплю. Хочу сказать – но все в себе крушу. Хочу – лишь благодарно, без укора! — но слово – приговор. Я приговора не подпишу себе, не подпишу… «В море горя и любви…» В море горя и любви, больше не в долгу, я сжигала корабли — и ещё сожгу. Корабли твои, мои… А когда я жгла, было больше, чем в любви, света и тепла. «Забыла все, сумела все забыть…» Забыла все, сумела все забыть. Подумаешь – переболела корью! Срастила перелом… Еще не горе! Но не могу в башку дурную вбить: ну как ты научил меня любить, когда не знаешь, что это такое! «Мой друг ругал свою жену…» Мой друг ругал свою жену с ее укладом праведным. Он объявил жене войну по всем военным правилам. За то, что видит в нем врага, в широком и размашистом, за то, что чересчур строга к его дружкам, рюмашечкам. Когда б хоть что-нибудь пила! — и в этом жизнь семейная. Задержишься – аж досветла ждет с каплями Зеленина. Мой друг ругал свою жену, несносное создание, и ставил ей одной в вину он все ее страдания. Он ей в отместку шел в кино один. А с ней – не хочется! …Мой друг, не знаешь ты давно, что значит – одиночество. «Забыла любовь. Ее голос поющий…» Забыла любовь. Ее голос поющий, повелевающий: пой! Мои времена поспокойней, получше, душа не карабкается под тучи, она позабыла любовь. Как было неловко, зависимо, больно, на жарком дыханье – петля. Вседневная казнь называлась любовью, о милости слезно моля. Не передохнуть, не заснуть – стеблем в поле, птенцом в теплом чреве гнезда. Вселенскую мглу струнка малая вспорет, легко чиркнет спичкой звезда. Теперь ни сомнений, ни страха, ни пыла, ни смысла – еще шевелить плавником. Все помнит душа, а любовь позабыла. Мне этот пароль не знаком. Так что сохранить? Что отторгнуть, отставить? Как тайну вернуть и сберечь? Как все, что растаяло, может оттаять? Как вспомнить забытую речь? Я долго свой мир собирала, лепила, добыла и статус, и славу ему. Однажды взяла и любовь позабыла… Неужто сильна – потому?.. «Была бы я шикарной женщиной…» Была бы я шикарной женщиной, все обошлось бы малой болью. Хватило ярости и желчи бы вас беспощадно отфутболить. Я не жалея бы разрушила все, чем невольно сердце грелось, неандертальское, зверушное не почитала бы за ребус. Но женщина во мне обычная, не защищенная обличьем, на все взирает необидчиво, что преподносит ей обидчик. Да только надоест ей корчиться под взглядом, что небрежно скошен. Шикарное терпенье кончится, и оборвется сон роскошный. Подсудно все, и все карается. И наваждение растет. Ногою топну, как красавица! И рассмеюсь! И вас не станет. Была б я женщиной роскошною, — простая серенькая птица, — со мной монетою расхожею вы б не пытались расплатиться. Но на повадку на шакалью я, от возмущенья хорошея, свое роскошное, шикарное достоинство пошлю в сраженье. Качается бесстрастный маятник. Еще не пробил звездный час мой. Не вы – не для меня, мой маленький, ко мне по случаю причастный. Не вы – не для меня, мой меленький, я – не для вас. Все это в прошлом. А то, что сдуру вам отмерила, — непозволительная роскошь! |
