Якоби вздохнул и горько покачал головой. Взгляд его упал на часы. Было без пятнадцати минут три. Пора уходить. Академия находится тут же, на Васильевском острове, и он не спеша дойдет за десять минут. Якоби провел рукой по лбу, как бы прогоняя осаждавшие его мысли.

Ничего! У него есть еще силы. Работы, которыми он теперь занят, сулят много интересного. А сейчас пора в академию. Сегодня отделение будет рассматривать кандидатуры новых академиков.

Пора, пора. Якоби поднялся с кресла и направился к двери. Ох, эти годы! Как они дают себя знать…

Собрание физико-математического отделения Академии наук кончилось на этот раз значительно позднее обычного. Якоби распрощался с Остроградским, которому надо было еще зайти к непременному секретарю, и спустился в вестибюль. Навстречу ему быстро поднялся со скамейки среднего роста человек в темном пальто. Якоби ускорил шаг и, приблизившись, радостно воскликнул:

— Василий Степанович! Какими судьбами? Да что ж вы здесь, почему домой ко мне не поехали?

— Уже был там, Борис Семенович, — улыбаясь, ответил Пятов, — да сказали, что вы в академии. И так нетерпелось увидеть вас, что вот…

— Ну, рассказывайте, с чем приехали?

— Приехал, Борис Семенович, с чертежами, расчетами, таблицами, описанием первых опытов, — радостно проговорил Пятов. — Целый чемодан бумаг привез и у вас дома оставил.

— Погоди, дружок, не беги, — запыхавшись, произнес Якоби,— стар я стал, не угонюсь. Возьми-ка меня под руку.

Оживленно беседуя, они дошли до квартиры ученого. Войдя в переднюю, Якоби заметил на вешалке шинель с адмиральскими орлами на погонах. «Тьфу ты, пропасть,— с досадой подумал он, — до чего же не вовремя пожаловало их превосходительство». Пятов тоже заметил шинель и остановился в нерешительности.

— Раздевайтесь, раздевайтесь, Василий Степанович. Адмирал у меня долго не засидится…

Огорченный вид Пятова подействовал и на академика. Из торопливых, отрывочных фраз, сказанных по дороге, он уже знал, какое важное дело привело Пятова в столицу.

Якоби хорошо помнил последнюю их встречу в 1855 году, в разгар войны. С этой встречей были связаны и задание генерал-адмирала по усовершенствованию мин и интересный разговор с адмиралом Чернявским о броненосных пароходах. Якоби не очень нравился самолюбивый, неприветливый Чернявский, но он должен был теперь признать, что тот правильно указал тогда на огромное значение, которое будет иметь броненосный флот. Прошло менее пяти лет, а в передовых европейских странах, Англии и Франции, корабли уже одевались в броню. Об этом из номера в номер сообщает «Морской сборник». А в России? Что-то Якоби не слышал, чтобы в морском министерстве беспокоились об этом. Такое равнодушие начинает его серьезно волновать. И вот Пятов… Господи, до чего же интересно узнать все подробности его проекта.

Когда Якоби и Пятов вошли в кабинет, им навстречу поднялся с дивана, отложив книгу, высокий плечистый адмирал. На его широком умном лице с длинными, необыкновенно пушистыми бакенбардами было заметно оживление.

Якоби, увидев гостя, неожиданно обрадовался:

— О, сам губернатор Николаева и Севастополя пожаловал в нашу Северную Пальмиру! Душевно рад видеть! Да, знакомьтесь,— Якоби указал рукой на Пятова, — Василий Степанович Пятов, металлург, управляющий заводами, изобретатель. Адмирал Григорий Иванович Бутаков. Нам сейчас, Григорий Иванович, предстоит услышать о важном изобретении, сделанном для нашего флота, только не настоящего, а будущего, броненосного.

— Вот как! — удивился Бутаков, — весьма любопытно.

Пятов давно ждал этого момента. На письменном столе появился рулон чертежей и несколько таблиц. Якоби уселся удобнее в кресло. Бутаков наклонился над столом, опираясь обеими руками о его край.

Василий Степанович начал говорить медленно, запинаясь, не в силах преодолеть своего волнения. Но постепенно идея проекта, как всегда, захватила его, голос стал уверенней и по ходу рассказа рука точно и быстро указывала отдельные места на чертеже. Пятов начал с того, как сейчас изготовляется броня, потом рассказал, как зародилась у него идея сварки брони прокаткой, и, наконец, описал конструкцию стана и газосварочной печи. С цифрами в руках он доказал огромную выгоду нового способа.

Якоби неподвижно сидел в своем кресле, внимательно слушая и не отрывая глаз от чертежей. Он лишь протянул руку, на ощупь открыл ящик стола и вытащил большую лупу в черной металлической оправе с длинной ручкой. С ее помощью он время от времени пристально изучал отдельные детали чертежа и даже просматривал таблицы с цифрами. Бутаков застыл с трубкой в руке, так и забыв набить ее табаком.

В дверь кабинета постучалась горничная. Она спросила, не прикажет ли барин подать гостям ужин. Но Якоби замахал на нее руками, и девушка скрылась за дверью.

Пятов рассказал и об изобретенном им способе цементации, применение которого значительно увеличивает твердость и сохраняет нужную вязкость брони.

Пятов кончил говорить, и в кабинете на несколько секунд воцарилась тишина. Первым нарушил ее Якоби.

— Да-а, — задумчиво сказал он. — Ведь я не ошибусь, если скажу, что это новое слово в целой области техники. Ну, что ж. Если Англия и Франция первыми начали во время войны строить броненосные корабли, то Россия сможет указать самый лучший способ изготовлять корабельную броню.

— Первыми! — с горечью отозвался Бутаков, усаживаясь на диван и, наконец, закуривая. — Если бы не величайшая косность нашего морского министерства, то Россия первой построила бы броненосный корабль. Только вчера я встретился с капитаном Лихачевым, большим энтузиастом этого дела. Он сообщил мне весьма интересные сведения. Оказывается, чуть не за пятнадцать лет до войны, в 1840 году, контр-адмирал Чистяков разработал проект постройки плавучих бронированных батарей, от которого в министерстве попросту отмахнулись. Спустя пять лет титулярный советник Лобачевский предложил построить большой броненосный фрегат, но кораблестроительный департамент решил «оставить проект без внимания». Почему бы вы думали? Оказывается, как «несогласный с началами ни механики, ни морского дела». Но упрямый изобретатель на свои средства построил большую модель этого судна и публично демонстрировал ее высокие мореходные качества. Однако и это не помогло двинуть дело. И с тех пор в наше морское ведомство со всех сторон поступают проекты бронировать корабли, но оно вот только сейчас, как я слышал, начинает заниматься этим делом. Знаете, как ни тяжело признаваться, но порой руки опускаются что-либо делать. И поддерживает в таком случае только мысль о том, что русские моряки нетерпеливо ждут от тебя настоящих больших дел. Будьте уверены, они мне в пример поставят не этих министерских «горе-деятелей», а истинных наших флотоводцев и учителей, вроде Лазарева и Нахимова. Русские моряки скажут мне: под командой этих флотоводцев наш флот покрыл себя неувядаемой славой, несмотря на то, что тогда во главе стояли такие министры, как де Траверсе или фон Моллер. Так почему ты не продолжаешь этих славных традиций? Что я им отвечу?

Якоби и Пятов с интересом слушали горячую речь Бутакова. Все, что он говорил, было им так близко и понятно, а главное, так знакомо! Якоби мог бы тоже привести десятки таких же горьких примеров из своей собственной практики… Но когда Бутаков сделал паузу, Якоби не удержался, сказал:

— Вы можете ответить им, Григорий Иванович, что с честью идете по стопам ваших учителей…

— Меня русские моряки могут спросить, — продолжал Бутаков, — а где наши бронированные корабли? Они скажут — давайте нам русскую броню, самую надежную на всем свете! И я им отвечу, — он обернулся к Пятову,— есть такая броня, это броня Пятова!

— Между прочим, — сказал Якоби, тоже обернувшись к Пятову, — эту броню надо, во-первых, немедленно запатентовать — я, конечно, имею в виду способ изготовления брони, — а во-вторых, передать проект в морское министерство на рассмотрение и хорошо бы самому генерал-адмиралу. Он, я думаю, разберется, как надо.