Наш следующий трюк был самым рискованным, во всяком случае, до сих пор. Исполнение легло на меня, потому что настала моя очередь. Шерил с Рэндалом присоединились в качестве наблюдателей.

Среда. Полночь. Мы стояли на улице рядом с открытым окном спальни Дрю Лэндерса.

— Может, придумать что-нибудь другое? — засомневалась Шерил. В доме не светились огни, и мы были почти уверены, что Дрю спит, но кто его знает...

— Ни за что! — возразил Рэндал. — Это же такая классная шутка! Лучше не придумаешь. Мы должны это проделать. Однажды Дрю уснул на математике, так его никак не могли разбудить. Пришлось медсестру вызывать!

Шерил повернулась ко мне.

— Если ты по-прежнему настроен решительно, я с тобой.

Я улыбнулся и, осторожно вынув раму с сеткой от насекомых, влез в открытое окно.

Ну и комнатка была у Дрю Лэндерса. Правда, моя временами тоже могла бы нагнать страху, но эта... Настоящий свинарник. Невозможно было шагу ступить, чтобы под ногой что-нибудь не хрустнуло.

Дрю сладко дрых под целым ворохом одеял. В углу спальни ревел воздушным фильтром огромный аквариум — так вот, храп Дрю полностью заглушал его.

— Ты только глянь на это! — прошептал Рэндал, указывая на ряд кубков и призов, выстроившихся на полке над аквариумом. Шерил приложила палец к губам.

Напрасные тревоги — Дрю ничего не слышал, знай себе храпел. Я осторожно отвернул одеяло с его ступней. На них красовались грязные носки. Потихонечку, дюйм за дюймом я стянул их, и через некоторое время получил возможность обозревать стопы Дрю, от которых на меня мощно пахнýло хлоркой пополам с уксусом, во всей их красе. Я протянул Шерил руку, и она вложила в неё пузырёк с лаком для ногтей.

Как мы и рассчитывали, Дрю, вскочив утром с постели, не стал заморачиваться сменой носков; а через пятнадцать часов после того, как мы покинули его дом, сгорающий от стыда Дрю Лэндерс был вынужден объяснять всей команде пловцов, как так получилось, что ногти на его ногах выкрашены в ярко-красный цвет.

Эрик Килфойл, звезда баскетбола, был потник. Не в том смысле потник, которым покрывают лошадь, а тот, с которого во время матча пот течёт ручьями и собирается в лужицы на полу. В его случае толку от дезодорантов и всяких там антиперспирантов было мало, однако, согласно сведениям Даррена, Эрик, перед тем как выходить на площадку, всегда обильно умащал ими подмышки.

Трюк, который Эбби придумала для Эрика, оказался сложнее, чем мы думали —потому что нам не только предстояло подменить флаконы с дезодорантом, но и сделать так, чтобы Эрик даже не заподозрил, чем он там мажет свои подмышки. В конце концов нам пришлось в точно рассчитанный момент времени вырубить в раздевалке свет, и таким образом ни Эрик, ни кто-либо из его товарищей по команде, не догадался, что, собственно, происходит.

Когда из тёмной раздевалки в спортзал высыпали баскетболисты, мы уже расположились на трибунах. Даррен, который был на площадке, нашёл нас глазами и подал знак «всё в порядке».

Разминку баскетболисты проводили в плотных тренировочных костюмах. Перед началом игры они их сбросили и остались в командной униформе. Эрик, похоже, уже начал обильно потеть.

Ему пришёл высокий мяч, и Эрик, само собой, подпрыгнул, воздев руки. В азарте матча никто, кроме судьи, не заметил, что творится с его подмышками. А вот у судьи свисток выпал изо рта.

Мячом овладела команда соперников. Эрик помчался на защиту к своему кольцу и вскинул руки. Теперь все увидели, как из его подмышек сочится светящийся зелёный пот, уже промочивший бока его майки.

Капитан команды соперников продриблил мяч вокруг обороняющихся и вдруг остановился как вкопанный, увидев, что у Эрика назрела небольшая проблема.

— Эй, чувак, что с твоими подмышками? — вопросил парень с мячом.

Закон природы: когда кто-нибудь упоминает твои подмышки, ты не состоянии удержаться — просто обязан проверить, даже если баскетбольный матч в самом разгаре. Эрик сунул левую ладонь в правую подмышку и вынул её оттуда всю измазанную фосфоресцирующей зеленью. Капитан соперников бросил мяч над головой замешкавшегося Эрика и заработал пару очков.

Мы посчитали бы себя полностью удовлетворёнными, если бы наша шутка на этом и закончилась...

...но это был ещё далеко не конец.

Мы не учли, что Эрик был дальтоник.

— У меня кровь! — заорал Эрик и заметался по площадке, суя всем под нос свои зелёные ладони. — Я истекаю кровью! Кровь!

Игра остановилась — все пытались понять, как такое возможно. Не иначе как Эрик — инопланетянин. А тот продолжал вопить:

— Помогите, я умираю! Кровь! Кровь! Позовите медсестру!

Все были настолько ошарашены, что немедленно вызвали школьную медсестру.

Самый отвратный наш трюк был двойным. То есть мы сыграли шутку сразу над двумя ребятами, одним из которых явился Остин-Спесь.

Видите ли, в классной комнате нашего учителя естествознания мистера Милберна содержалась небольшая коллекция мелких животных: от песчанок[9] до ящериц. В эту же коллекцию входила краса и гордость Томми Николса, общепризнанного гения всего девятого класса, — Октавия, его любимая паучиха-тарантул. Однажды после большой перемены Томми заметил, что Октавия исчезла, но как ни искал, найти не смог. Клетка паучихи стояла пустая, между книгами на полке она тоже не пряталась. Похоже, пропала с концами.

Нашёл пропажу Остин-Спесь. Вернее сказать, она его нашла.

В тот день я был особенно зол на Остина, поэтому никак не мог дождаться нашего розыгрыша. Понимаете, Остин теперь именовал меня исключительно Гофером, и его примеру последовали все. Мне не терпелось отыграться.

Короче так. Шёл дождь, поэтому Остин, как и все прочие, явился в школу в куртке с капюшоном. В конце учебного дня в комнате самоподготовки ученики, надев свои куртки, ожидали звонка. Ральфи Шерман первым заметил неладное.

— Эй, Остин, — окликнул он, — у тебя в капюшоне сидит какая-то гадость!

— Сам ты гадость, — сказал Остин, зная, что Ральфи верить нельзя. — Если бы там что-то было, стал бы я делать вот это? — И с этими словами Остин, видимо, полагая себя очень умным, надел капюшон. А когда снял, на голове его обнаружился тарантул.

— А-а-а! — завопил Остин и запрыгал по комнате. — Пошёл вон! Уберите с меня эту гадость!

Он не мог заставить себя прикоснуться к пауку. «Гадость» удобно устроилась прямо на его макушке, но Остин впал в такую брезгливость, что не в силах был до неё дотронуться. А дальше всё шло по сценарию «Змейки в столовой»: все, включая и инспектора комнаты самоподготовки миссис Марлоу, заорали хором. Остин наворачивал круги посреди всего этого бедлама, а за ним с воем носился Томми Николс:

— Не тронь её! Это же Октавия! Она не кусается, она очень добрая паучиха!

Однако когда на твоей башке угнездился тарантул, тебе плевать, добрый он или нет, главное — чтобы он поскорее убрался оттуда. Остин побелел, как мертвец, и я почувствовал — вот она, кульминация, которую я ждал весь день. И тут ошалевшая Октавия, словно решив подлить масла в огонь, попыталась слезть с макушки Остина и избрала для этого самый лёгкий путь — по его спине.

Остин упал на пол, схватился за свою рубашку и затряс её, но Октавия вцепилась в ткань мёртвой хваткой. Сдаваться она не собиралась, видно, паучиху уже допекли все сегодняшние злоключения.

Остин рванул рубашку, пуговицы отлетели, а вместе с ними на другой конец комнаты отлетела и Октавия. Шлёпнувшись на пол, она не стала зря терять время и засуетилась в поисках укрытия.

— Не наступите на неё! — вопил Томми Николс. — Она же ручная, правда-правда, она одомашненная паучиха!

Но никто ему не внял. Все спасались от жуткой твари на столах, а Октавия в панике металась внизу, между ножками, пока не нашла свой безвременный конец под каблуком Ричарда Фергюссона.