Каждый кошмар имеет своё начало. Наш начался вот с этого.

Большая перемена, ланч. Вторник. День был дождливый, поэтому все набились в столовую, в которой всё ещё явственно ощущался запах дыма после пожара на прошлой неделе. Кузину Ребекку ожидает сегодня сюрприз, но об этом знали только члены Теневого клуба; рассеявшись по столовой, чтобы не вызвать ничьих подозрений, мы наблюдали за разворачивающейся сценой и терпеливо ждали, когда же Ребекка откроет свою нелепую коробку с ланчем, всю расписанную симпотными мишками.

Розыгрышем Ребекки занимался Даррен, так что мы, остальные, примерно знали, что произойдёт, не знали только когда. Ребекка вся цвела улыбками, напевала песенки из «Анни» для себя и своих друзей — почему ж не напевать, роль-то она получила. Затем открыла коробку с ланчем. И ничего не случилось. Я оглянулся вокруг. Глаза всех членов Теневого клуба были сосредоточены на Ребекке. Она ещё немного поболтала с приятелями, потом покопалась в коробке, извлекла оттуда небольшой пластиковый контейнер с сэндвичем. Я скривился — ну, сейчас начнётся!

И ничего.

Она извлекла из контейнера склизкий и противный на вид клинышек хлеба с арахисовым маслом. Открыла пакетик с чипсами. По-прежнему ничего. Бекки засмеялась, запела, принялась запихиваться своим жутким сэндвичем... и тут она протянула руку к термосу.

О нет! — воскликнул я про себя. Термос! О, как ужасно! Как изумительно, как непередаваемо ужасно! Я взглянул на Даррена и понял — решительный момент наступил, потому что по его лицу расползлась улыбка.

Ребекка свинтила крышку с термоса и наклонила его к кружке, которую держала в руке. Маленькая зелёная змейка скользнула из термоса в кружку, а затем обвилась вокруг пальчиков крошки Бекки.

Ребекка даже не сразу среагировала. Её можно понять: часто ли вы ожидаете, что из вашего термоса вылезет змея? Прошло целых три секунды, и только тогда сначала термос взлетел в воздух, затем змейка, а Ребекка издала истошный вопль, который в облицованной кафелем столовой звучал раз в пять громче, чем на открытом воздухе.

Но на этом потеха не кончилась. Змея шлёпнулась на чужой стол, и все, кто сидел за ним, тоже принялись орать. Несчастное пресмыкающееся опять взлетело в воздух и свалилось прямо на сэндвич какого-то неудачника; при этом и его стол тоже завизжал. Бедная маленькая змейка облетела в тот день чуть ли не всю столовую. Народ, даже те, кто не понимал, что происходит, надсаживался от крика заодно с теми, кто был в курсе.

Ребекка продолжала орать — примерно так же она звучала, когда пела — а потом, как во всех неприятных для неё ситуациях, принялась сосать большой палец. Но тут глаза её полезли на лоб, потому что она вспомнила: этот самый палец касался змеи! Ребекка выдернула палец изо рта и вновь разразилась жуткими воплями.

В столовой воцарился сущий ад. Шерил под шумок подошла ко мне и прошептала:

— Ну разве месть не сладка?

Конечно, сладка, кто бы спорил. Итак, Теневой клуб начал свою деятельность с феноменального успеха.

Вера Дональдсон, самая популярная девочка в школе, вела дневник, о котором всем прожужжала уши, но который никогда, ни при каких обстоятельствах не приносила в школу. Ещё у неё был младший братишка, а, как всем известно, подкупить девятилетнего пацана — раз плюнуть.

Организатором и вдохновителем этого плана был Рэндал. И вот мы все заседаем в Стоунхендже, и дневник Веры Дональдсон заседает вместе с нами.

— Даже страшно, — сказал Джейсон. — У нас теперь что-то вроде Библии.

Рэндал усмехнулся.

— Вся жизнь Веры — в этом дневнике.

— А хватит у нас духу выставить его на всеобщее обозрение? — засомневалась Шерил, и все закричали:

— Да! Хватит!

Мы вручили дневник Эбби, и та зачитала его вслух. Верина жизнь и вправду напоминала мыльную оперу, мы все следили за ней с неподдельным интересом — и тут напоролись на особо лакомый кусочек информации, то есть как раз на то, что нам и было нужно.

По окончании заседания Рэндал и Шерил отнесли дневник в ближайшую копировальную мастерскую, прихватив с собой свою копилку, набитую десятицентовиками. Ко времени ужина дневник вернулся в надёжные руки Вериного братишки, и она так и не узнала о временной пропаже своего сокровища.

Когда наступило утро, всё было готово. Мы примчались задолго до начала уроков, чтобы распространить бумажки по всей школе. Никто ничего не заподозрил.

Когда появилась Вера, её приветствовал прикреплённый ко входной двери лист бумаги, на котором несомненно Вериным почерком было начертано следующее:

Дорогой дневник,

Мне всё хуже. Я вижу его каждый день, хочу поговорить с ним, но никак не решусь. Мне кажется, я ему не нравлюсь. Уверена, что не нравлюсь. Наверняка он думает, что мне нравятся парни вроде тех, что постоянно клеятся ко мне.

Я обожаю, как он одевается, я обожаю, как он говорит, но со мной он не разговаривает никогда! И причёска у него обалденная, и знаешь что? За лето он подрос, я в этом уверена.

Дорогой дневник, я никому не могу об этом рассказать, потому что все решат, будто я свихнулась. Но я-то понимаю — я влюблена в Мартина Брикера и не знаю, что же мне делать.

Я был там, когда Вера увидела эту бумажку. Она не закричала, лишь застонала, словно не веря собственным глазам. К тому времени уже половина школы прочитала эту писульку. Вера сорвала листок, раздербанила его на мелкие клочки, но войдя в школу, обнаружила такие же точно листки на всех классных дверях.

Веру сверлили сотни глаз.

— Мартин? — издевательски щерились ребята. — Ей нравится Мартин?

Даже Тайсон Макгоу смеялся над ней — а уж если над тобой гогочет Тайсон, ты по уши в... ну, в том самом.

Понимаете, какое дело: Вера была в девятом классе. А Мартин — восьмиклассник, да к тому же ещё и коротышка. Если когда-либо в истории существовали два человека, совершенно не подходящие друг другу, то это Вера и Мартин.

Лицо бедняжки побагровело, хотя это с трудом можно было разглядеть под слоями её «штукатурки», и она убежала в девчачий туалет, где и проторчала по меньшей мере до третьего урока.

А вот Мартин Брикер весь день чувствовал себя словно в раю.

Как и говорил Джейсон Перес, Дэвиду Бергеру с его серебряной трубой доставались все соло и его частенько звали играть в бэнде старшей школы. В этот уикэнд состоялся футбольный матч, и соло, которое исполнил Дэвид, ни он, ни его коллеги-музыканты не забудут до конца своих дней.

План, который придумала О_о, был довольно прост, зато опасен: существовал риск попасться, поскольку проделать всё надо было среди бела дня, сидя под трибуной. О_о оказалась куда круче, чем все полагали.

Музыканты разогрелись и приготовились играть. Джейсон сообщил нам, что Дэвид не вступит до тех пор, пока не настанет его соло, и это устраивало нас как нельзя лучше.

После разогрева Дэвид положил трубу рядом с собой на скамью. Он не заметил, как мгновением позже инструмент утащили под трибуну, а ещё через мгновение вернули в точности на то же место, с которого стянули.

Началась музыкальная заставка, Дэвид встал, чтобы исполнить соло, дунул в мундштук и... из раструба выбулькнул огромный ком зелёной слизи. Эту бутафорскую слизь можно купить в любом магазине игрушек, но какая разница — всё равно она ужасно противная, вот что важно. Дирижёр и половина футбольной команды оторопело уставились на Дэвида.

А тот, не врубившись, задул ещё сильнее в свою дудку, и зелёная слизь разлетелась фонтаном, забрызгав весь бэнд. Музыканты, похоже, решили, что настал конец света. Они завопили и кинулись кто куда, а Дэвид опять дунул, выстрелив очередной порцией зелёной мерзости; труба при этом издала неприличный звук. Через десять секунд трибуна опустела: музыканты сбежали в раздевалку — содрать с себя замаранную одежду. Остался лишь Дэвид, который с багровой физиономией продолжал заплёвывать трибуну слизью.