— А Карломан?

— Один он ничего не стоит, и потом, братья не ладят друг с другом. Если Карл двинет свою армию, ему придется сначала сражаться с такими же франками, как и он сам.

— Неужели нужно жертвовать счастьем несчастной девочки ради того, чтобы получить больше власти?

— Так устроен мир. Надеюсь, ты скоро это поймешь или лишишься короны, которая должна к тебе перейти после моей смерти.

Сын спустился вниз, а Дезидерий еще долго оставался на башне, любуясь открывавшимся видом и не замечая, что бьющее в спину заходящее солнце отбрасывает уродливую бочкообразную тень на раскинувшуюся вдаль и вширь равнину. Его тень.

Труднее всего пришлось Бертраде в Риме. Но и здесь она произвела хорошее впечатление на слабохарактерного, но алчного Стефана III.

Посетив как простой паломник многочисленные святые места Вечного города и выказав тем самым уважение Церкви, она в разговоре с Папой изложила свой план мирного сосуществования четырех государств.

«Благословенны миротворцы», — напомнила она Папе, не преминув при этом подчеркнуть, что союз четырех правителей, во-первых, принесет мир и спокойствие, а во-вторых, застрахует владения Римской церкви от посягательств со стороны. При этом Бертрада искусно сыграла на существовавших противоречиях между Римом и византийскими императорами, никогда не желавшими признавать приоритет римских первосвященников.

— Если случится так, — говорила она, — Карл сможет оказать помощь Папе именно в силу заключенного союза.

— Он дитя в вопросах политики, — возразил Стефан.

— Да, — вынужденно согласилась с ним Бертрада. — Но он истинный христианин и отважный воин.

— И все-таки союз с нечестивцами-лангобардами, исповедующими в своем большинстве арианскую ересь, противоестествен. Поэтому будем считать, что я ничего не знаю о предполагаемом браке. А там посмотрим. — И Папа протянул руку для поцелуя, давая понять Бертраде, что аудиенция окончена.

Вечером того же дня Папа пригласил к себе двух ближайших советников.

— Эта женитьба франка представляет для нас серьезную опасность, — сразу перешел к делу Стефан. — Ее последствия могут стать непредсказуемыми. А вернее, очень даже предсказуемыми, потому что Рим остается один на один с еретиками-лангобардами.

— Зачем же тогда соглашаться на этот брак, столь не выгодный нам? — раздался голос кардинала Витали, грузного стареющего прелата, раскинувшего свои телеса в широком и прочном кресле. Едва войдя, он занял его и немедленно подтащил поближе ажурный резной столик византийской работы с засахаренными фруктами и графинчиками с вином. — Ведь этот франк, как его там, Карл, уже женат, и наша Церковь вполне может воспрепятствовать новому браку.

— Во-первых, Витали, он развелся и отправил первую жену в монастырь. А во-вторых, он подвержен сильному влиянию матери, а королева Бертрада спит и видит этот союз, надеясь таким образом устроить единый христианский мир. Так что же будем делать?

Второй из кардиналов, Пасхалис, решил, что пора высказаться и, пока Папа колеблется и не знает, какое принять решение, усилить свои позиции, позиции союза с Византией.

— Считаю, что мы не можем иметь дело с варваром-франком, будь он трижды христианин. Скорее нам необходим союз с Византией. Поэтому прошу ваше святейшество отправить меня в Константинополь.

— Зачем? И почему тебя, а не Витали?

— Конечно, почему не меня? Императрица Ирина и я большие друзья.

— Вы со всеми друзья, кардинал, — язвительно произнес Пасхалис. — Но, думаю, мне легче удастся убедить молодую императрицу, а она, как вы знаете, имеет огромное влияние на своего мужа и императора Константина.

— Не понимаю, чего вы хотите добиться от Византии?

— Необходимо заручиться словом императрицы, ваше святейшество, что в случае вторжения кого бы то ни было на наши земли, земли Римской церкви, последует неотвратимое возмездие.

— Это, конечно, хорошо, но Византия далеко, а лангобарды рядом. Нам необходима защита франков, необходим союз с Карлом и Карломаном. Дети должны вспомнить клятвы и обещания о защите престола Святого Петра их отца Пипина Короткого.

Лукавый Стефан и здесь остался верен себе, немедленно отправив кардинала Пасхалиса, свое ближайшее доверенное лицо, ко двору византийского императора. Он решил, на всякий случай, поискать поддержки у своих соперников в борьбе за сохранение богатств Римской Церкви.

Одновременно с отплытием Пасхалиса ко двору короля франков отправился кардинал Витали. И не только он. Зная о «достоинствах» недалекого ума кардинала, хитрый Стефан отправил вместе с ним и своего доверенного посланника с письмом, адресованным лично Карлу, и наказом вручить его в случае крайней необходимости и только после получения прямого приказа из Рима. Причем вручить так, чтобы скомпрометировать королеву-мать и обелить самого Папу.

Бертрада, без сомнения, была выдающейся женщиной. И, возвращаясь во Франконию вместе с ломбардской принцессой, могла считать, что ее миссия увенчалась успехом.

Увы! Ее попытка укрепить собственную власть, свой авторитет за счет всеобщего умиротворения сыграла с ней злую шутку. Примирить братьев, привлечь Тассилона на свою сторону, ликвидировать разногласия между Папой и Дезидерием в Италии и установить мифический «Мир римский и мир Христа» на Западе — что может быть заманчивее.

Но, поступая таким образом, она, сама того не ведая, отвергала единственно возможный союз с викарием собора Святого Петра и в своем стремлении к власти не предвидела тех последствий, которые могло бы повлечь за собой падение Церкви великого апостола.

Пышный кортеж пересек Альпы и двинулся вниз вдоль берега Рейна к Вормсу. Чудесная осень радовала погодой, и, покачиваясь на спине спокойной, вышколенной лошадки, королева-мать еще не знала, что пройдет всего лишь год, и все ее начинания постигнет крах.

Когда-то его отец Пипин, стоя в воротах своей виллы в Тионвиле, в роскошной голубой мантии встречал римского первосвященника Стефана II. Минуло семнадцать лет, и вот уже Карл, в окружении друзей, верхом на черном как смоль жеребце ожидал на въезде в Вормс прибытия своей невесты, будущей королевы франков, лангобардки Дезидераты. Одет он был просто. Окрашенный шафраном плотный шерстяной шенс с узкими рукавами перехватывал в талии цветной вышитый пояс. На плечи был наброшен недлинный плащ зеленого цвета, и лишь венчавший голову золотой обруч с двумя перекрещивающимися поверху дугами напоминал всем о том, что этот человек король.

Карл волновался. Конечно, ему говорили, что Дезидерата красива и умна, но одно дело слышать это от других, иное — убедиться самому.

Он помнил о своих словах, брошенных матери: «Если она окажется уродиной, я отправлю ее назад к отцу». И понимал, как трудно будет на самом деле исполнить сказанное. До сих пор он сам выбирал себе прелестниц и затаскивал их в постель на час, на день или более долгий срок, как Химильтруду. Перспектива жизни с безобразной женой по-настоящему пугала его.

— Что, если она некрасива? — Карл не заметил, что вот уже какое-то время он говорит вслух, мучимый одной и той же мыслью.

— И не просто некрасива, а еще рябая, хромая и гладкая как столешница, на которой нет ни одного кувшина вина или блюда с мясом, — не преминул поддеть дружка услышавший его слова Ганелон.

Карл бросил на него свирепый взгляд, но Ганелон, не обративший на это внимания, продолжил, как бы утешая:

— Не переживай, Карл. Кто знает, может, она будет хороша в постели.

— Заткнись, — зло бросил Карл. Его нервы были на пределе. В иное время сам любящий пошутить на женскую тему, он наверняка нашел бы что ответить своему дружку.

Показался кортеж. Карл рванул с места своего жеребца и, в галоп подскакав к повозке, спрыгнул, нетерпеливо раздвинул занавесы и буквально выдернул из ее чрева тонкую фигурку, плотно закутанную в пенулу с капюшоном.