Ах! Бертрада, Бертрада! Дал бы я другой совет, но ведь придись он не по нраву, не быть мне епископом Дюренским, а значит, на старости лет лишиться уютного теплого дома, вкусного стола, молодых послушниц, чьи юные прелести тешат взгляд, а порой и не только.

Грешен я, Господи. Но ведь сказано в Святом писании, что нет покаяния без грехов. Каюсь, Господи, что поощряю плоть свою достатком чрезмерным, и молю о прощении раба твоего».

Заглянувший спустя время служка, поинтересовавшийся, не подлить ли горячей водички, ответа так и не дождался. Епископ Дюренский, примиренный со своей совестью, спал, сидя в кресле.

Карл соскочил с коня у самых дверей королевской виллы в Дюрене, бросил поводья конюшенному и уже в следующую секунду очутился в объятиях жены, красавицы Химильтруды.

— Карл, любимый, я так счастлива, что ты вернулся.

Больше она сказать ничего не успела. Долгим, жадным поцелуем Карл впился ей в губы. Потом еще. Еще. И еще.

— Задушишь, медведь, — только и смогла выговорить-выдохнуть Химильтруда в промежутке между поцелуями.

— И не только поцелуями, — радостно расхохотался Карл — его уши задвигались в такт смеху, — подхватил ее на руки и потащил в спальню. — Я думаю, мы не будем откладывать. — Продолжая смеяться, Карл бросил жену на постель из овчинных шкур, свалившись вместе с ней на подстилку. — А заодно и проверим, не разучилась ли ты за эти несколько месяцев любить своего короля.

Приподнявшись, он торопливо скинул с себя одежду, затем правой рукой подхватил Химильтруду под поясницу, а левой с силой рванул ее тонкую полотняную рубашку за ворот, располосовав до половины. Большие полные груди жены вывалились ему навстречу. Карл в нетерпении рванул еще раз, дорывая рубашку до конца, и навалился на Химильтруду могучим, уже начинающим грузнеть телом.

Чуть позже, удовлетворенный, насытившийся женой, Карл осторожно, стараясь не разбудить разомлевшую от мужниных ласк и уснувшую Химильтруду, встал. Но, почувствовав движение мужа, она проснулась:

— Карл, любимый, Карл… Ты куда? Не уходи, Карл! Я так тосковала без тебя, побудь со мной.

Карл наклонился и поцеловал жену.

— Я с тобой, дорогая, с тобой и никуда не ухожу. Но я проголодался, как медведь после зимней спячки. Скажу стольнику, чтобы подал обед.

— Эй, Менгиск, твой король голоден, как никогда, — прокричал, выйдя из спальни, Карл. — Менги-и-иск!

Но его зов остался без ответа, а вместо королевского стольника появилась королева-мать Бертрада.

— Я уже знаю, сын, что ты вернулся с победой и поздравляю тебя.

— Да, мама. Мы победили. И вот доказательство победы — большая печать Аквитании.

— Прекрасно! Аквитания взята! Я рада, Карл, что этот клятвоотступник Гунольд получил по заслугам.

— К сожалению, мама, я не привез тебе его голову, как обещал, — сокрушенным тоном произнес Карл. Бертрада уже хотела что-то сказать, но он продолжил: — Зима еще не наступила. Боялся, протухнет. — И Карл громогласно расхохотался, радуясь собственной шутке.

При этих словах уголки губ Бертрады приподнялись, отразив легкую усмешку королевы-матери, оценившую грубоватый юмор сына.

— Ладно, Карл! Тебя все равно можно поздравить.

— Можно, мама, можно. И не только меня, но и тебя, и всех франков моего королевства, но не эту змею Карломана.

— Что ты говоришь такое, Карл? Это ребячество. Вы же братья. А с тех пор как тебя в Нойоне, а его в Суассоне короновали, у вас у каждого по королевству. Вы короли-братья и должны жить в мире, во всем поддерживая друг друга.

— То-то я получил поддержку от Карломана!

— Но он был уверен, что ты победишь. И наверняка сейчас его гонец собирается в путь, везя его поздравления тебе.

— Уверен! — Голос Карла сорвался на крик. — Нет, мама. Уж если в чем Карломан и был уверен, так это в том, что меня убьют. Увы! Его надежды не оправдались.

— Хватит, Карл. И потом, я хотела с тобой серьезно поговорить, но без нее. — И Бертрада презрительно качнула головой в сторону лежащей на постели Химильтруды.

— Ты, как всегда, вовремя, — досадливо пробурчал Карл. — Я не видел жену несколько месяцев, я не видел еще даже сына, наконец, я голоден и собирался обедать.

— Сына? Неужели ты думаешь, Карл, что франки когда-либо признают твоего горбунка наследником трона? А что касается твоих любовных утех, то еще успеешь отделать, и не раз, свою шлюху в постели, на сеновале или где только пожелаешь.

— Но я хочу есть и не расположен сейчас заниматься делами. Эй, Менгиск, ты появишься наконец?! — снова крикнул Карл.

— Иду, мой господин, иду, — подходя, басовито отозвался стольник. Следом за стольником пожилая кормилица вела за ручку маленького мальчугана с небольшим горбиком на спине.

— А вот и Пипиненок! — язвительно проговорила Бертрада.

Карл недовольно покосился на мать, но промолчал.

— Здравствуй, Пипин, сынок! — Карл подхватил ребенка на руки и стал целовать. — Папа вернулся, ты рад мне?

— Рад, — как-то заученно ответил мальчуган, хотя никакой радости ни в тоне, ни в его взгляде настороженного зверька не чувствовалось.

— Карл, — снова заговорила королева-мать, — я еще раз повторяю, нам надо серьезно поговорить, и прошу пройти со мной.

— Но я могу хотя бы перекусить? Менгиск, принеси в покои матери хлеб, сыр и немного вина. Обедать придется позже. — С этими словами Карл переступил через раскиданную по полу одежду, поднял широкий овчинный плащ и завернулся в него.

— Ты можешь не одеваться, Химильтруда, мы скоро продолжим. — И, коротко хохотнув, Карл пошел вслед за матерью.

— Время для развлечений кончилось, — говорила Бертрада, в то время как Карл, поочередно отламывая огромными кусками хлеб и сыр, старательно отправлял их в рот и запивал красным вином из витиеватого серебряного кубка.

— Ты слушаешь меня? Я говорю о серьезных вещах.

— У-гум-м. У-гум-м. — Карл с набитым ртом кивнул.

— Наша династия правит с благословения Папы только с одним условием, — продолжила королева-мать. — Мы поклялись защищать его в случае опасности. Недавно я получила несколько писем, в том числе и из Рима. Дезидерий, король Ломбардии, забыл урок, данный его предшественнику Айстульфу Пипином, и взялся за старое. Он захватил несколько вилл и деревень, принадлежащих Папе. И Стефан Третий считает, что это только начало. Думаю, Дезидерий таким образом испытывает нас: будем ли мы защищать достояние достопочтенного прелата? Письма Папы с просьбой о помощи получил не только ты, но и Карломан. Твой брат мог бы помочь, но он не будет этого делать.

Карл попытался, не прожевав, что-то сказать и едва не подавился. Наконец он выдавил из себя:

— Мой братец трус.

— Не поэтому, Карл, не поэтому. Он считает Папу не очень сильным и не хочет рисковать. И я его понимаю и поддерживаю. Нам не нужна война с ломбардцами.

— Что-то я недопонимаю, мама. Мой отец дал обет защищать Рим. Мы истинные христиане, а Папа наместник Бога на земле.

— Все верно, Карл. Поэтому ты должен защитить Папу.

— Но как? Я не могу идти с армией в Италию. На моем пути Карломан, который, как ты сказала, не желает воевать. Ты хочешь, чтобы я пошел на него с мечом? Чтобы франки пошли на франков? Это будет конец.

— Конечно нет, Карл.

— Но если я не могу привести армию в Рим, как я могу оказать поддержку Папе?

— Вовсе не обязательно иметь огромные армии и сражаться на поле битвы. Надеюсь, ты знаешь, почему Карломан достаточно силен, чтобы не бояться никого.

Карл молча и вопросительно взглянул на мать.

— Потому что он удачно женат. Герберга родила ему не только здоровых сыновей. — Бертрада сделала особое ударение на слове «здоровых». — Происходя из знатного и могущественного рода, она принесла ему деньги, влияние у франков и союз с Дезидерием. А что делаешь ты?

До Карла наконец дошло. Он шумно сделал большой глоток вина, закашлялся, но ответил достаточно твердо: