— Как он может жить с тобой? В твоей постели спит рабыня! — она указала на Килду и Ханну, которые шли рядом с салазками вместе с людьми Каталло, с интересом прислушивающимися к ссоре. Леир неподвижно сидел на камне и внимательно следил за родителями, а Лэллик спрятала своё маленькое личико в складках плаща Орэнны. — Ты содержишь шлюху-рабыню и её выродка! — завывала Орэнна.
— По крайней мере, я не надеваю плащ танцующего быка, чтобы покрыть её! — бросил ей Сабан. — Она — моя шлюха, а не Слаола!
Орэнна остановилась, и гнев на её лице сменился холодной яростью. Она замахнулась, чтобы дать пощёчину Сабану, но он перехватил её запястье.
— Ты сама покинула мою постель, женщина, потому что утверждала, что мужчина отпугнет Лаханну. Я выполнил всё, что ты хотела, но я не позволю тебе лишить моего сына мужественности. Он мой сын, и он станет мужчиной.
— Он будет жрецом! — в глазах Орэнны теперь стояли слёзы. — Лаханна требует этого!
Сабан увидел, что ей больно от его хватки, и отпустил запястье.
— Если богиня хочет, чтобы он стал жрецом, — сказал он, — он будет жрецом, но сначала он станет мужчиной. — Он повернулся к погонщикам, которые побросали своих животных, чтобы наблюдать за противостоянием. — Следите за упряжью! — закричал он. — Не позволяйте им замедляться! Леир, слезай и возьми своё стрекало, работай!
Он пошёл прочь от Орэнны, которая стояла неподвижно и плакала. Сабан дрожал, опасаясь ужасных проклятий вслед, но Орэнна просто повернулась и повела Лэллик домой.
— Она будет мстить, — предупредила Килда.
— Она будет пытаться вернуть обратно своего сына, вот и всё. Но он не вернётся. Не вернётся.
Доставка длинного камня в Рэтэррин заняла двадцать три дня, и Сабан оставался рядом с огромными салазками большую часть путешествия. Но когда они были в двух-трёх днях пути от Храма Неба, он заторопился вперёд с Килдой, Ханой и Леиром. Нужно было предупредить, что ход в храм необходимо расширить, чтобы можно было протащить через него камень. Ров рядом у входа нужно засыпать, а обрамляющие камни — убрать, и он хотел, чтобы всё это было сделано до прибытия гигантского валуна.
Камень притащили двумя днями позже, и Сабан поручил сорока рабам придать ему форму колонны. Начерно это было сделано в Каталло, но теперь его нужно было выровнять, отполировать и слегка заузить с одного конца. Дюжина других рабов начали копать яму для камня, глубоко вкапываясь в меловой грунт под почвой.
Сабан не заходил в селение, а Камабан не приходил в храм в первые дни после прибытия длинного камня, но Сабан чувствовал напряжение в воздухе подобно тому, как чувствовал запах из ям дубильщиков кож. Люди, приходившие в храм, избегали Сабана, или принуждали себя вести праздные разговоры и, казалось, не замечали, что Леир теперь живёт со своим отцом. Рабы трудились, Сабан делал вид, что опасности нет, а камень постепенно приобретал гладкую форму.
Ударили первые морозы. Небо было ясным и светлым, и Камабан, наконец, посетил храм. Он пришёл с двумя десятками копьеносцев, одетых в одеяния для битвы, под предводительством Ваккала, копьё которого было украшено скальпами людей, убитых им в битве за Каталло. У Камабана, закутанного в отцовский плащ из медвежьей шкуры, на поясе висел бронзовый меч. Его волосы были лохматыми и растрёпанными, их пряди унизывали детские кости, свисающие также и с его бороды, в которой теперь была белая полоска, как у барсука. Он подал знак воинам ждать возле Камня Солнца и медленно пошёл к Сабану. Только младший жрец пошёл вместе с ним, держа в руках символ племени.
Когда Камабан пересёк проход между двумя колоннами, которые были раздвинуты, чтобы самые длинные камни можно было затащить в храм, наступила тишина. Его лицо было злым. Рабы рядом с Сабаном попятились, оставив его одного рядом с Камнем Земли. Камабан остановился и оглядел храм. Жрец с символом племени встал в двух шагах позади него.
— Ни один камень не установлен, — его голос был спокойным, но на Сабана он смотрел мрачно. — Почему ни один из камней не установлен?
— Сначала им нужно придать форму.
— Эти уже нужной формы, — сказал Камабан, указывая своим жезлом на несколько колонн Небесного круга.
— Если их установить, — сказал Сабан, — они встанут на пути крупных камней. А сначала нужно установить их.
Камабан кивнул.
— А где длинные камни? — он расспрашивал очень спокойно, словно не ссорился с Сабаном, но эта сдержанность только повышала угрозу его присутствия.
— Первый здесь, — сказал Сабан, указывая на огромный валун, лежавший посреди кучи осколков камня и пыли. — Мерет повёл салазки обратно в Каталло и вернётся со следующим. А этот, — он кивнул в сторону длинного валуна, — будет установлен до Середины зимы.
Камабан снова кивнул, казалось, он был удовлетворён. Но потом он вытащил свой меч, подошёл к длинному камню и начал точить его о край камня.
— Я говорил с Орэнной, — сказал он, его голос был всё так же спокоен, — и она рассказала мне интересную историю.
— Про Леира? — спросил Сабан с вызовом, чтобы скрыть волнение.
— Она конечно же рассказала мне про Леира, — Камабан сделал паузу, чтобы проверить остроту лезвия своего клинка, и снова начал водить мечом по камню. Звук был раздражающий. — А я согласен с тобой относительно Леира, брат, — продолжил он, мельком взглянув на Сабана, — он должен быть мужчиной. Я не вижу в нём жреца. У него нет видений, как у сестры. Он больше похож на тебя. Но я думаю, что он не должен жить с тобой. Ему нужно обучаться в военных походах и на охотничьих тропах. Он может жить у Гундура.
Сабан кивнул. Гундур не был жестоким человеком, а его сыновья выросли честными людьми.
— Пусть живёт в хижине Гундура, — согласился он.
— Нет, — сказал Камабан, нахмурившись, разглядывая маленькую зазубрину на лезвии меча, — интересная история, которую мне рассказала Орэнна, про Дирэввин. — Он поднял взгляд на Сабана. — Она до сих пор жива. Ты знаешь об этом?
— Откуда мне знать?
— Но её дочери с ней нет, — Камабан выпрямился и теперь смотрел Сабану прямо в глаза. — Её дочь, кажется, отослали жить в селение. Дирэввин опасалась, что та будет болеть и умрёт в лесах, и поэтому отослала её. В Каталло, наверное, как ты думаешь? Или может быть сюда? В Рэтэррин? Эту историю рассказывают шёпотом в хижинах Каталло, но Орэнна слышит всё. А ты слышал эту историю, Сабан?
— Нет.
Камабан улыбнулся и указал куда-то мечом. Сабан обернулся и увидел, что два копьеносца нашли Ханну и выводят её из хижины. Килда пронзительно кричала на них, но третий воин преградил ей дорогу, когда испуганного ребёнка привели к Камабану. Сабан рванулся забрать девочку от копьеносцев, но один из них направил оружие на Сабана, а другой передал ребёнка Камабану, который сначала схватил её, а потом приложил свой свеженаточенный меч к её горлу.
— У её матери, если это её мать, — сказал Камабан, — светлые волосы. А у этого ребёнка — чёрные.
Сабан притронулся к своим чёрным волосам. Камабан покачал головой.
— Она слишком большая, чтобы быть твоим ребёнком, Сабан, если ты не встречался с её матерью до того, как мы начали строить храм, — он усилил давление меча, и Ханна начала задыхаться. — Это выродок Дирэввин, Сабан?
— Нет, — сказал Сабан.
Камабан тихо засмеялся.
— Ты когда-то был любовником Дирэввин, — сказал он, — и может быть, ты до сих пор любишь её? Этого достаточно, наверное, для того, чтобы помогать ей?
— А ты когда-то хотел жениться на ней, брат, — зашипел Сабан, — однако это не означает, что ты будешь помогать ей теперь. — Сабан увидел, что Камабан удивился, что он знает о его предложении Дирэввин, и улыбнулся. — Ты хочешь, чтобы я громко прокричал об этом, брат?
Ханна завизжала, когда Камабан передёрнулся от гнева.
— Ты угрожаешь мне, Сабан?
— Я? — Сабан расхохотался. — Угрожаю тебе, колдун? Но как ты построишь этот храм, брат, если убьёшь меня? Ты можешь построить треногу? Ты можешь запрячь волов? Ты знаешь, как естественным образом разломить камень? Ты хвастаешься, что никогда в жизни не держал в руках топора, и ты сможешь построить этот храм?