Сабан схватил один золотой ромбик, увернувшись, когда Ленгар хотел его отобрать. Мальчик отступил через небольшое вычищенное пространство, и когда понял, что Ленгар не преследует его, сел на корточки и стал вглядываться в этот кусочек золота. Казалось странным, что этим можно купить власть. Он мог представить себе людей работающих за еду, за горшки, за кремень, за рабов, или за бронзу, из которой можно выковать ножи, топоры, мечи и наконечники копий, но за этот блестящий метал? Им невозможно валить деревья или убирать урожай, но даже в этот сумрачный день Сабан мог видеть, как сияет этот металл — словно кусочек солнца был пойман внутри металла. Он вдруг задрожал, не потому, что он был раздетым, а потому, что никогда не притрагивался к золоту. Он никогда не держал частицу всемогущего солнца в своей руке.
— Мы должны отнести это отцу, — благоговейно сказал он.
— Чтобы старый дурак припрятал его в свою копилку? — презрительно ответил Ленгар. Он снова подошёл к телу, и, откинув плащ с чужеземца, обнаружил, что ремень штанов Чужака застёгивался крупной золотой пряжкой, а множество мелких ромбиков в виде ожерелья висели на его шее. Ленгар скользнул взглядом по брату, облизнул губы и поднял одну из стрел, выпавших из руки чужеземца. Он всё ещё держал в руке свой длинный лук, и теперь вставил в него стрелу с чёрно-белым оперением. Он внимательно осмотрел заросли орешника, старательно избегая взгляда брата. Внезапно Сабан понял, что у Ленгара на уме. Если он останется в живых, то расскажет отцу о сокровище Чужака, и Ленгар потеряет его, или по крайней мере ему придётся за него бороться, но если Сабана найдут убитым с чёрно-белой стрелой в рёбрах, ни один человек не заподозрит Ленгара ни в убийстве, ни в том, что он присвоил такое богатство. Гром нарастал с запада, и сильный холодный ветер гнул верхушки деревьев. Всё ещё не глядя на Сабана, Ленгар натянул тетиву.
— Смотри! — вдруг закричал Сабан, поднимая вверх ромбик. — Смотри!
Присматриваясь, Ленгар ослабил натяжение тетивы, и в этот момент мальчик метнулся в сторону, как заяц из травы. Он прорвался сквозь орешник и побежал по широкой насыпанной через ров тропе на северо-востоке Старого Храма, через которую входило солнце. Здесь осталось много гнилых деревянных колонн, таких же, как и в алтаре. Ему нужно было уклоняться, избегая их обломков, и когда он вилял между ними, мимо его уха просвистела стрела.
С первыми каплями дождя небо разорвал гром. Капли были очень крупными. Молния сверкнула над холмом напротив. Сабан бежал, уклоняясь и петляя, не осмеливаясь оглянуться и посмотреть, преследует ли его брат. Дождь лил всё сильнее и сильнее, наполняя воздух жутким гулом, но при этом создавая защитную пелену, скрывающую мальчика, когда он бежал на северо-восток к поселению. Он громко кричал, надеясь, что кто-то из пастухов всё ещё на пастбище. Но он никого не встретил, пока не пробежал несколько больших курганов на склоне возвышенности, и не побежал по слякотной дорожке между небольшими полями пшеницы, примятыми и насквозь промоченными дождём.
Галет, дядя Сабана, и пятеро мужчин возвращались в селение, когда услышали крики мальчика. Они повернули обратно к холму, и Сабан, пробежав под дождём, вцепился в короткую дядину безрукавку, сшитую из оленьей шкуры.
— Что случилось, малыш? — спросил Галет. Сабан повис на дяде.
— Он хотел меня убить! — выдохнул он. — Он хотел меня убить!
— Кто?
Галет был самым младшим братом отца Сабана, высоким, густобородым, и знаменитым своей силой. Говорили, что он когда-то сам установил в храме большой столб, и не какой-то маленький, а большой обтёсанный столб, высоко поднявшийся над другими столбами. Как и остальные мужчины, он нёс тяжёлый бронзовый топор — они валили деревья, когда налетела буря.
— Кто хотел тебя убить?
— Он! — завизжал Сабан, указывая вверх на холм, где появился Ленгар со своим длинным луком и вставленной в него стрелой.
Ленгар остановился. Ничего не сказав, он осмотрел группу людей, заслонивших брата, и убрал стрелу.
— Ты хотел убить собственного брата? — Галет посмотрел на своего старшего племянника.
— Это Чужак, а не я. — Ленгар засмеялся. Он медленно спускался с холма. Его длинные чёрные волосы сильно намокли от дождя, и, облепив голову, придавали ему устрашающий вид.
— Чужак? — спросил Галет, сплюнув, чтобы отвести беду. Многие в Рэтэррине считали, что Галет должен быть следующим вождём племени вместо Ленгара, но соперничество между дядей и племянником отступало перед угрозой нападения Чужаков.
— Там Чужак? — спросил Галет.
— Один единственный, — беззаботно ответил Ленгар. Он засунул стрелу Чужака в свой колчан. — Всего один, — повторил он. — И он уже мёртв.
— Ты в безопасности, малыш, — сказал Галет Сабану. — В безопасности.
— Он пытался меня убить! — настаивал Сабан. — Из-за золота! — в доказательство он показал золотой ромбик.
— Золото? — спросил Галет, забирая монетку из руки племянника. — Это то, что ты нашёл? Золото? Лучше отдадим это твоему отцу.
Ленгар бросил на Сабана взгляд, полный жгучей ненависти, но было уже слишком поздно. Сабан видел сокровище, он остался жив, и теперь их отец узнает о золоте. Ленгар сплюнул, и зашагал обратно на холм. Он скрылся за пеленой дождя, рискуя под гневом бури, чтобы спасти остаток золота.
Это был день, когда чужеземец пришёл в грозу в Старый Храм, день, когда Ленгар пытался убить Сабана, день, когда в Рэтэррине всё навсегда изменилось.
* * *
Непогода бушевала над землёй всю ночь. Дождь сильно помял посевы, и превратил тропинки на холмах в бурные ручьи. Болота к северу от Рэтэррина сильно затопило, а река Мэй вышла из своих берегов, смывая поваленные деревья со склонов долины, которая пролегала между холмами, пока не достигала большой излучины, где был построен Рэтэррин. Ров вокруг Рэтэррина был затоплен, ветер срывал соломенные крыши с хижин и стонал среди деревянных столбов храмовых колец.
Никто не знает, ни когда первые люди пришли на эту землю рядом с рекой, ни когда они открыли, что Эррин — бог этой долины. Должно быть, Эррин как-то проявил себя этим людям, потому что они назвали своё новое поселение его именем и окружили храмами его долину. Это были простые святилища — расчищенные участки леса, с кольцом из оставленных на своих местах стволов. И в течение многих лет, никто не знает скольких, люди приходили по лесным тропам к этим деревянным кругам, чтобы просить богов о милости. В те времена люди Эррина расчистили большую часть леса, вырубая дубы, ясени и орехи и высаживая ячмень и пшеницу на маленьких полях. Они ловили рыбу в реке, которая была посвящена жене Эррина — Мэй, они пасли домашний скот на лугах и свиней на участках леса между полями. Молодые мужчины охотились на кабанов, оленей, зубров, медведей и волков в диких лесах, расположенных далеко в глуши за пределами круга святилищ.
Первые храмы сгнивали, создавались новые, в своё время и новые становились старыми, но они всё ещё были деревянными, хотя теперь круги были из отёсанных бревён, установленных в центре участка, окружённого насыпью и рвом в виде обширного круга. Всегда в виде круга, потому что, жизнь была круглой, небосвод был круглым, горизонт был округлым, солнце — круглое, и луна вырастала в полный круг, поэтому все святилища в Каталло и в Друинне, в Мэдэне и в Рэтэррине, почти во всех селениях, рассеянных на Земле, были созданы в виде кругов.
Каталло и Рэтэррин были двумя очень похожими племенами в центральных землях. Они были связаны кровными узами, и ревновали друг друга как две жены. Преимущество одной было оскорблением для другой, и этой ночью Хенгалл, вождь людей Рэтэррина, размышлял о золоте Чужаков. Он ожидал, что Ленгар принесёт ему сокровище, но, хотя Ленгар уже вернулся в Рэтэррин с кожаной сумкой, он не пришёл в хижину отца. А когда Хенгалл послал за ним раба, ответил, что слишком устал, чтобы выполнить его требование. И теперь Хенгалл держал совет с главным жрецом племени.