— Слаол! — кричали они. — Слаол!

— Слаол! — прокричал солнцу Гилан, поднимая руки, а Хенгалл взял за руку глухую девочку и повёл её к центру храма, где Галет выкопал неглубокую небольшую яму. Ребёнка с цветами в волосах подвели к краю ямы, сняли через голову её рубаху, и она осталась обнажённой, а Гилан встал на колени и протянул ей небольшую чашу.

— Пей, — сказал он, и так как она была глухая, показал, что она должна сделать. Девочка взяла горшок обеими руками и улыбнулась доброму лицу жреца.

В горшочке было сонное снадобье, оно было изготовлено из грибов и трав, зелье, которое отнесёт глухого ребёнка к богам. И всё племя в полной тишине следило за тем, как она пила. Она скривила лицо, как будто напиток был горьким, но затем снова улыбнулась и выронила горшочек. Гилан встал и отошёл от неё, внимательно наблюдая, какие знамения принесёт зелье.

Девочка начала задыхаться, словно ей не хватало дыхания, она начала сдавленным голосом звать свою мать и попыталась побежать обратно к наблюдающей толпе, но Нил перехватил её и вернул обратно к яме, где она закричала снова. Её мать рыдала. Знамения были плохими. Девочка должна была смеяться, радоваться и танцевать, но она вырывалась и безумствовала, и её крики раздирали души людей. Чтобы заставить её умолкнуть, Гилан жёстко встряхнул её, так жёстко, что она в ужасе замерла. И в этот момент Гилан отодвинул её на расстояние вытянутой руки и взял у Нила топор из зелёного камня.

Гилан поднял топор к заходящему солнцу, на мгновение замер, затем резко нанёс удар. Окровавленные цветы рассыпались по траве, когда девочка, её череп раскололся почти надвое, упала без звука.

Она отправилась на небо. Она ушла к Слаолу. Этого ребёнка не отнесут на Место Смерти и не положат дары в её поддержку, так как она сама была подарком. Именно поэтому её убили не Детоубийцей, и умирала она не по-настоящему. Её племя в благоговейном молчании смотрело, как её душа поднималась к небу, чтобы рассказать Слаолу об этом месте, созданном для него. Светловолосая девочка была посланницей Рэтэррина, и она будет оберегать Храм Неба до скончания времён.

Гилан положил маленькое тело в могилу. Чашу, в которой было зелье, он разбил и кинул рядом с ней, затем положил меловой шарик её жизни на окровавленную грудь, а жрецы накидали кучу земли на её тело. Её мать всё ещё кричала от горя, и другие женщины столпились вокруг неё, утешая и убеждая, что её дочь вовсе не умерла, а теперь счастлива на небесах, где стала спутницей богов.

Солнце садилось за горизонт, и Лаханна, огромная и бледная, поднималась над лесами на западе. Костры теперь ревели, крупные брёвна в их центре горели ярко, и дым окутал храм красноватой пеленой. Теперь должна была начаться первая церемония в храме, и Сабан с Дирэввин исполнят свадебный танец в центре храма, но сначала Хенгалл встал около могилы ребёнка солнца и поднял руку.

Хенгалл должен был рассказать племени о том, что они сделали. Рассказать историю Храма Неба, чтобы люди её запомнили и рассказывали потом своим детям, а их дети своим детям. И так он стоял с поднятой рукой, подбирая слова, и перешёптывающаяся толпа затихла. Наступили сумерки, ослепляющий яркий блеск солнца исчез, оставив вместо себя обрамлённое красным небо, подёрнутое дымом. И в этой синевато-багровой мгле Сабан увидел отблеск. В первый момент он подумал, что это дух умершего ребёнка, и был счастлив, так как это показывало, что жертвоприношение принято.

Отблеск был алым, отражающим свет заходящего солнца, но потом Сабан увидел, что это не душа ребёнка, а стрела, взлетевшая в небо из темноты холмистой южной стороны, где в своих курганах лежали кости предков. Казалось, что полёт стрелы был очень долгим, хотя конечно, это было не так. Сабан даже не успел открыть рот, чтобы что-то выкрикнуть, но он навсегда запомнил, как это длилось долгое-долгое время. Он увидел стрелу, поднявшуюся в небо, а затем начавшую снижаться. Её остриё переливалось, тёмный кремень отражал свет костров, и потом оно вонзилось Хенгаллу в спину.

Хенгалл покачнулся вперёд. Большинство из толпы всё ещё не поняли, что произошло, но они распознали плохое знамение и застонали. Потом Хенгалл упал, и все увидели стрелу с чёрным оперением в его спине, и никто ещё ничего не понимал, и только когда жрецы побежали к вождю, начался всеобщий плач.

Сабан побежал вперёд, но остановился, так как в небе замелькало множество стрел. Они ударяли по земле, поражали жрецов, а одна со звоном отскочила от камня луны. Затем Сабан увидел обнажённые существа, появившиеся от пламенеющего южного горизонта.

Существа и сами были красными. Они кричали и, подпрыгивая, бежали вперёд, и их вид заставил людей Рэтэррина громко зарыдать. Но когда они попытались спастись бегством в направлении селения, на их пути появилось ещё больше врагов. Некоторые из атакующих сидели верхом на маленьких лохматых лошадях, с лёгкостью перепрыгивающих через невысокие меловые валы священной тропы.

Это были воины Чужаков, и они вымазали свои тела красной охрой, той же, которая иногда использовалась, чтобы намазать кожу важных мертвецов. И теперь эти ожившие мертвецы кричали, нападая на безоружных людей. Врагов были десятки, и осиротевшее племя Хенгалла ничего не могло поделать, кроме как в ужасе упасть на землю. Мортор, отец Дирэввин, был ранен, Гилан лежал мёртвый, а Нил, младший жрец, ползал по дёрну в храме со стрелой в бедре.

Предводитель красных воинов появился последним, и он единственный был одет, и он единственный не использовал охру, чтобы сделать своё лицо устрашающим. Он поскакал к храму, и в его правой руке был длинный тисовый лук, из которого он убил отца Сабана.

И своего отца тоже, так как человек, вошедший в Храм Неба с улыбкой на лице, был Ленгар.

Он вернулся домой.

Чужаки быстро прекратили убивать, так как Ленгар вернулся не для того, чтобы стать вождём полностью обескровленного племени. Когда крики затихли, он встал над телом своего отца и поднял окровавленный топор, отправивший ребёнка на небеса. Он распахнул свой плащ, обнажив безрукавку, расшитую бронзовыми пластинами, переливающимися в свете костров, и длинный бронзовый меч на поясе.

— Я Ленгар! — закричал он. — Ленгар! И если кто-то из вас оспаривает моё право быть вождём Рэтэррина, пусть выйдет и оспорит это сейчас!

Никто из племени не глянул на Сабана, так как все считали его слишком юным, чтобы противостоять Ленгару, но некоторые посмотрели на Галета.

— Ты бросаешь мне вызов, дядя? — спросил Ленгар.

— Ты убил собственного отца, — сказал Галет, в ужасе глядя на тело своего брата, который упал поперёк могилы ребёнка, принесённого в жертву.

— А как ещё стать вождём? — Ленгар подошёл на несколько шагов к своему сопернику. Его спутники, те мужчины, которые сбежали из Рэтэррина в тот день, когда посланникам из Сэрмэннина было наотрез отказано, карабкались изо рва на дальней стороне храма, но Ленгар жестом остановил их.

— Ты бросаешь мне вызов, дядя? — он повторил вопрос и молча ждал ответа. Когда стало очевидно, что ни Галет, ни кто-либо другой в племени не противостоит ему, он отшвырнул топор на траву позади себя и пошёл к Входу Солнца, где встал, высокий и устрашающий между двумя высокими камнями.

— Галет и Сабан! — позвал он. — Подойдите сюда!

Галет и Сабан нервно вышли вперёд, ожидая стрел, которые могут прилететь со стороны напарников Ленгара, стоявших у дальней стороны храма. Но тетива не зазвенела. Ленгар вытянул свой меч при их приближении.

— Здесь есть люди, которые могут ожидать, что один из вас бросит мне вызов, — сказал Ленгар. — Даже ты, маленький братец, — он обнажил зубы, изображая улыбку.

Сабан ничего не сказал. Он увидел, что Ленгар вытатуировал пару рогов на своём лице, по одному на внешней стороне каждого глаза, и эти рога делали его ещё более зловещим. Ленгар вытянул свой меч, и его остриё коснулось груди Сабана.