Орэнна покачала головой.
— Годы не потрачены зря, — успокоила она. — Они отданы Слаолу в доказательство того, что мы способны сделать нечто великое для него, но теперь мы можем сделать ещё больше. Храм Скатэла был местом для убийства, подобно Храму Моря, а наш новый храм должен стать храмом жизни.
Сабан вздрогнул.
— Дирэввин когда-то предсказала, что этот наш храм будет окутан кровью, словно туманом. Она сказала, что невеста солнца умрёт там. Она сказала, что там умрёшь ты.
Орэнна тихо засмеялась.
— Сабан! Сабан! Дирэввин наш враг. Она вряд ли скажет что-то хорошее о том, что мы делаем. Там не будет крови. Хэрэгг ненавидит жертвоприношения! Он испытывает к ним отвращение! — она прикоснулась к его руке. — Поверь нам, — призвала она его. — Слаол внутри нас! Я чувствую его словно ребёнка у себя в животе.
Хэрэгг сопровождал войско. Это был долг главного жреца, но Сабан удивился, что Хэрэгг был так воодушевлён.
— Мне никогда не нравились убийства, — признался суровый главный жрец, — но война, это совсем другое. Если бы ты не предлагал им мир, Сабан, я был бы несчастлив, но им давали шанс и они отказались от него, поэтому мы должны исполнить волю Слаола.
Хэрэгг держал в руках символ племени, который он принёс в храм Эррина и Мэй, где собрались воины. Камабан надел один из старых плащей Ленгара с пришитыми к груди бронзовыми пластинами, а сбоку повесил бронзовый меч Ленгара. Он окунул руку в кровь убитого и вымазал этой кровью своё татуированное лицо. Вместе со своими обвислыми чёрными волосами он выглядел существом из ночного кошмара. Он велел Хэрэггу опустить символ племени, положил окровавленную руку на пожелтевшую макушку черепа и закричал.
— Я клянусь душами наших предков, что мы уничтожим Каталло!
Более двух сотен воинов следили за этой торжественной клятвой. Большинство из них были опытные участники войн Ленгара, некоторые были совсем юными мальчиками, только недавно прошедшими свои испытания на зрелость, но без мужских татуировок, так как они ещё никого не убили в сражениях. Но самыми неистовыми были изгои, пришедшие из леса вместе с Камабаном.
— Мы выступаем сейчас и придём в Каталло завтра на рассвете, — кричал Камабан, — и сразу же нанесём удар. Слаол говорил со мной. Он всегда говорил со мной. Даже когда я был ребёнком, он приходил ко мне, но теперь он говорит всё откровеннее, и он сообщает, что завтра мы одержим великую победу! Мы покорим Каталло! Мы убьём много копьеносцев и захватим множество пленников. Мы навсегда покончим с угрозами Каталло, и ваши дети будут расти на мирной земле!
Воины радостными криками приветствовали его, а женщины племени добавили свои крики одобрения. Затем барабанщики стали бить в барабаны, и весь военный отряд последовал за Камабаном на север. Они шли всю вторую половину дня, и уже почти стемнело, когда они добрались до болот в окрестностях Мадэна. Однако их тропа через топи освещалась высокой белой луной, которая блестела над протоками и сияла на белых черепах, которые Каталло расставило по окраинам лесистых гор, чтобы отпугнуть воинов Рэтэррина. Камабан снял один череп с шеста и бросил его на землю, и весь отряд углубился следом за ним в лес. Изгои Камабана, которые были как дома среди тёмных деревьев, шли впереди как разведчики, но врагов не обнаружили.
Продвижение через лес было очень медленным, так как листья затеняли свет Лаханны, и копьеносцы шли очень осторожно. Они остановились, когда добрались до высоких холмов, и там пережидали холодную ночь. Гундур и Ваккал нервничали, так как Каталло никогда ранее не позволяло воинам Рэтэррина безнаказанно пересекать болота. Сейчас они были в глубине территории врага и опасались засады, но из темноты не прилетело ни копья, ни стрелы. «Раньше, — сказал Гундур, — Каталло вынуждало воинов Рэтэррина с боем пробиваться через эти горы, где они постоянно попадали в засады лучников». Но сейчас леса были пустынны, и все поверили, что в Каталло не знают об их приближении. На рассвете между деревьями начал просачиваться туман. Четыре лисёнка разбежались по опушке, когда отряд двинулся вперёд, и люди приняли присутствие лисят как хороший знак, потому что животные не покинули бы свои норы, если бы воины Каталло прятались среди деревьев. Но потом, как будто духи восстали в надежде на лёгкую победу, ужасный рёв заставил людей припасть к земле, и даже на полосатом лице Камабана отразился страх. В кустарниках раздался топот, не быстрый как у оленя, и не размеренный как у человека, а какой-то ужасный и тяжёлый, эхом раздающийся из тумана и заставивший весь военный отряд задрожать.
Ужасающий звук приближался. Сабан вложил стрелу в тетиву, хотя сомневался, сможет ли кремневое остриё повредить любому колдовству из Каталло. И потом появилось чудовище с крупной головой, увенчанной широкими рогами, изогнутыми вперёд. Сабан натянул тетиву, но стрелу не выпустил. Это было не колдовство, и не чудовище, а самец зубра размером вдвое больше самого большого быка, когда-либо виденного Сабаном — существо с огромными мускулами, чёрной шкурой, острыми рогами и маленькими блестящими глазами. Он остановился, увидев людей, со свистом хлестнул своим покрытым коркой из грязи хвостом, затем ударил по земле крупным копытом и снова издал свой вызывающий рёв. Он поднял голову, и слюна брызнула из пещеристой пасти. Его маленькие глазки казались красными в предрассветных сумерках. Мгновение Сабан думал, что зверь собирается напасть на них, но тот развернулся и затопал к северу.
— Знамение! — сказал Камабан. — Следуем за ним!
Сабан никогда не видел Камабана таким возбуждённым. Обычную злобно насмешливую самоуверенность его брата сменило юношеское вдохновение, порождённое взволнованностью, делавшей его буйным и громким. В этих же обстоятельствах, подозревал Сабан, Ленгар хранил бы молчание, однако воины с готовностью следовали за Камабаном. Он был одет как воин, но копьеносцы верили, что он колдун, который может победить Каталло волшебством скорее, чем копьями, и отсутствие врагов в лесу убеждало их, что его колдовство действует.
Солнце взошло в то время, когда они достигли окраины леса. Туман, окутавший всё вокруг, был белый и сырой. Мужчины, бывшие такими уверенными ночью, теперь были сильно взволнованы. Они никогда так далеко не заходили на территорию Каталло, и это должно было ободрить их, но туман пугал их, так как когда они вышли из леса, казалось, что они двигаются через белую пустоту. Временами солнце показывалось в виде бледного диска в дымке, но потом оно исчезало опять в сгущающемся сыром тумане. Некоторые воины выстреливали в неясные тени в пределах видимости, но в ответ не прилетело ни одной стрелы, и ни один раненый враг не закричал.
— Мы должны идти назад, — сказал Гундур.
— Назад? — спросил Камабан. Кровь на его лице высохла и превратилась в потрескавшуюся корку.
Гундур махнул рукой в туман, предполагая, что безнадёжно продолжать путь, но в этот момент человек слева от разрозненного военного отряда подошёл к древнему могильному кургану, возведённому в виде длинного вала вместо округлого холма. Камабан поднялся на него и собрал своих воинов перед входом в гробницу, окружённом полукругом из крупных камней.
— Я знаю, где мы, — сказал им Камабан. — Каталло там, — он указал пальцем в туман, — и это не далеко.
— В таком тумане слишком далеко, — сказал Гундур, и копьеносцы одобрительно заворчали.
— Тогда пусть туман немного рассеется, — сказал Камабан, — а мы пока ожидаем, повредим врагам.
Он приказал дюжине воинов оттащить в сторону два самых маленьких камня из полукруга больших валунов и, когда камни были отодвинуты, открылся тёмный проход, выложенный камнями. Камабан заполз внутрь, нашёптывая заклинания, чтобы защитить свою душу от мёртвых, а потом начал вышвыривать оттуда кости и черепа. Это были предки Каталло, их души должны были оберегать своих потомков во всех битвах. Камабан распорядился сложить кости в кучу у входа в гробницу, а затем воины один за другим поднимались на вершину вала и мочились на своих врагов. Это восстановило их боевой дух, и они начали смеяться и хвастаться, как делали это предыдущей ночью.
