Три дня ушло на загрузку десяти лодок. На пяти из них лежали большие камни, а на каждой из других пяти было по два небольших камня, и когда все камни были прочно привязаны к балкам, все лодки пошли вниз по течению. В двух местах река была мелкой, и людям пришлось перетягивать через них лодки, как на салазках. Тем не менее, через два дня все лодки добрались до селения Орэнны, где были привязаны к деревьям. При низком приливе огромные судна лежали на илистом грунте, а при высоком они плавали по поверхности воды, беспокойно натягивая верёвки.
Все ждали подходящей погоды. Уже было позднее лето, и Льюэдд каждое утро молился в храме Мэлкина, потом поднимался на холмы за селением и вглядывался на запад. Он ждал, когда затихнет ветер и успокоится море. Но ветер в эти поздние летние дни дул неустанно, а волны ревели, бесконечно накатывая с запада, и разбиваясь белыми брызгами о скалистый берег.
Урожай был убран, и начались дожди, налетающие с океана обильными ливнями, так что Сабану приходилось каждый день вычерпывать воду из стоящих на привязи лодок. Небо оставалось тёмным, и Сабан начал отчаиваться, что когда-нибудь удастся перевоз камней. Но Льюэдда не терял надежды, и в один из дней его оптимизм оправдался. Утром Сабан проснулся от непривычной тишины. День был тёплым, ветер успокоился, и рыбаки признали, что установилась хорошая погода. «Так часто происходило, — говорили они, — что в последние годы, как раз перед тем, как осень принесёт завывающие шторма, Мэлкин посылает долгие дни блаженного спокойствия». В десять лодок загрузили кожаные мешки со свежей водой, сумки с сушёной рыбой и корзины лепёшек, испечённых на горячих камнях. Затем Скатэл обрызгал каждое судно кровью принесённого в жертву телёнка, и в полдень с дюжиной гребцов на каждом судне первые камни храма вышли в море.
Многие в племени говорили, что команды никто никогда больше не увидит. В море, заявляли они, лодки захлестнёт, и вес камней утянет их на дно, где их поджидают мрачные глубинные чудовища. Сабан и Орэнна пришли на берег и наблюдали, как десять лодок, сопровождаемые двумя узкими рыбачьими судёнышками, обогнули мыс и пошли на вёслах в открытое море. Пессимисты ошиблись. Десять лодок легко пошли по небольшим волнам, а когда над камнями подняли кожаные паруса, гребцы глубже погрузили вёсла, и маленький флот поплыл на восток с ласковым попутным ветром и приливом.
Теперь всё, что оставалось Сабану, это ждать возвращения Льюэдда. Дни стали совсем короткими, часто дул сильный ветер, и воздух становился ледяным. Иногда Сабан и Орэнна выходили на мыс, откуда могли с вершины скалы вглядываться вдаль, высматривая лодки Льюэдда. Они видели лодки рыбаков со стоящими в них людьми забрасывающими свои небольшие сети, и лодки торговцев, гружённые товарами, но ни одного из тройных корпусов лодок, перевозящих камни. День за днём ветер всё сильнее волновал море, разбивая воду белыми брызгами о скалы и увенчивая гребни волн белой пеной, а Льюэдд всё ещё не вернулся. Бывали дни, когда рыбаки не выходили в море, потому что море и ветер были слишком угрожающими, и в эти дни Сабан сильно опасался за Льюэдда.
Пришёл первый мороз, а затем и снег. Орэнна была снова беременна, и иногда по утрам она просыпалась, рыдая, но всегда отрицала, что плачет о Льюэдде.
— Он жив, — утверждала она, — он жив.
— Тогда почему ты плачешь?
— Потому что наступила зима, — сказала она, — а Эрэк умирает зимой, а я так тесно связана с ним, что чувствую его боль.
Она отшатнулась, когда Сабан погладил её по щеке. Иногда он чувствовал, что она отдаляется от него, приближаясь к Эрэку. Она сидела на своём любимом камне на берегу реки, широко раскинув в стороны руки, и заявляла, что прислушивается к богу, а Сабан, не слышавший голосов в своей голове, сильно ревновал.
— Придёт весна, — говорил он.
— Как всегда, — говорила Орэнна и отворачивалась.
Сабан и Мерет построили новые лодки. Они отыскали большие дубы в ближайших лесах, и из их стволов они смогли сделать ещё пять лодок. Если Льюэдд вернётся и приведёт обратно свои лодки, у них будет пятнадцать лодок, а пятнадцать лодок смогут перевезти на восток все камни за четыре путешествия. Но если Льюэдд не вернётся, храм перевезти будет невозможно. День следовал за днём, зима сковала землю, но не было ни известий, ни самого Льюэдда.
Долгое отсутствие Льюэдда начинало беспокоить людей Сэрмэннина. Поползли слухи. Одни заявляли, что десять лодок пошли ко дну, а их команды утонули, утянутые на дно камнями, потому что Эрэк не хотел, чтобы их перемещали. Другие говорили, что Льюэдд и его люди убиты людьми Друинны, которые вместо того, чтобы обеспечивать полозьями, как пообещал их новый вождь после массовой бойни в Сулле, решили забрать камни себе. Слухи порождали слухи, и впервые с тех пор, как Орэнна спаслась из огня, стали распространяться ворчащие голоса, что Керевал и Камабан совершили ошибку. Хэрэгг пытался удержать доверие племени, но всё больше и больше людей бормотали, что храм нельзя было отдавать. Более ста молодых мужчин племени ушли с лодками, и люди опасались, что больше никогда их не увидят. У всех остались вдовы и сироты, в Сэрмэннине осталось очень мало копьеносцев, и так как большинство уплывших были рыбаками, голод стал угрожать Сэрмэннину этой зимой. И всё это было ошибкой тех, кто сказал, что храм должен быть отправлен. Скатэл, Хэрэгг и Керевал старались потушить гнев, советуя людям дожидаться новостей. Однако слухи расцветали пышным цветом, и перешли в ярость одним зимним вечером. Разъярённая толпа вышла из селения Керевала, перешла реку с зажжёнными факелами, и направилась к селению Орэнны.
Скатэл на лодке спустился вниз по реке, чтобы предупредить Сабана, что люди идут сжечь селение и разрушить новые лодки. Керевал пытался остановить их, сказал главный жрец, но он был болен, а его авторитет ослабевал.
Хэрэгг злобно ругался.
— Кто ведёт их? — спросил он своего брата. Скатэл назвал имя одного из приближающихся людей, и Хэрэгг задрожал от гнева. — Они черви, — насмешливо сказал он, и схватился за копьё.
— Позволь мне поговорить с ними, — сказал Сабан.
— Разговоры их не остановят, — бросил Хэрэгг, крадучись двигаясь по тропе с копьём в руке. Каган пошёл за ним. Сабан велел Мерету отвести женщин селения в лес, а сам побежал вслед за Хэрэггом, нагнав великана в тот момент, когда тот оказался лицом к лицу с освещённой толпой на узкой лесной тропе. Хэрэгг сотрясал копьём.
— Вы восстали против Эрэка, — закричал он. Но перед тем, как он успел сказать ещё хоть слово, из толпы вылетела стрела, ударив его в грудь. Хэрэгг отшатнулся назад, прислонившись к дубу. Каган завыл от отчаяния, поднял копьё своего отца и набросился на толпу. Его встретили множество стрел и град из камней, однако стрелы с таким же успехом могли быть выпущены в зубра. Глухонемой гигант грубо молотил копьём, отодвигая людей назад. Сабан побежал помочь ему, но в этот момент Каган споткнулся. Он упал, и толпа набросилась на великана, копья поднимались и опускались, а он корчился от боли под клинками. Сабан схватил Хэрэгга за руку, подняв торговца на ноги и оттаскивая его прочь, чтобы он не мог видеть гибель своего сына.
— Каган! — звал Хэрэгг.
— Бежим! — закричал Сабан. Стрела просвистела у него над ухом, а ещё одна ударилась в дерево.
Толпа, возбуждённая смертью Кагана, преследовала их. Над тропинкой пронеслось копьё, едва не задев щиколотку Сабана, и в этот момент посреди тропы он увидел Орэнну.
— Иди назад! — закричал на неё Сабан, однако она отмахнулась от него. Её золотистые волосы были распущены, а рубаха облегала выпячивающийся живот.
— Уходи! — сказал Сабан. — Они убили Кагана. Уходи!
Он попытался оттащить её, но Орэнна отбросила его руку, отказываясь двигаться с места. Она ожидала с тем же спокойным и безмятежным видом, с каким ожидала испытания пламенем невесты солнца. А когда разбушевавшаяся толпа появилась в поле зрения, она медленно пошла ей навстречу.
Она не поднимала руки, ничего не говорила, а просто стояла, и нападавшие замерли. Они убили человека, но сейчас они стояли лицом к лицу с невестой Эрэка, женщиной, которая была либо богиней, либо колдуньей, женщиной, наделённой могуществом. И ни у одного не хватило смелости напасть на неё, хотя один человек выступил из толпы, встав с ней лицом к лицу. Его звали Карган, он был племянником Керевала и знаменитым воином Сэрмэннина. В волосах он носил крылья ворона, а к рукояти копья, самого длинного и тяжёлого в Сэрмэннине, были привязаны перья ворона. У него было продолговатое лицо и умные глаза, а густо усеивающие серые татуировки хвастались душами, погубленными в сражениях. Однако он почтительно склонил голову перед Орэнной.
