— Чудеса! — проговорил Терехов.

— Ничего нет чудесного, — горячо вступился Андреев, — я знаю Теряева. Чему он поверит, за тем и пойдет. Он крепок и горяч, как порох.

Терехов нахмурился. По мере охлаждения первых порывов восторга он чувствовал, что ему очень трудно будет говорить со своим противником, особенно теперь, когда он почти исправил свой изменнический поступок.

Он вдруг остановил коня и сказал:

— И для чего мы едем к нему? Про Ольгу мы сейчас все узнаем, а с ним видеться на какую стать?

— Стыдись! Или испугался увидеть его? — сурово ответил Андреев. — Его надо видеть и толковать с ним надо, потому что он один может хороший совет подать! — И он дернул своего коня, за которым пошел и конь Терехова.

Они были в лесу. Сугробы снега лежали по обе стороны узкой тропинки; на их гладкой поверхности ясно виднелись следы заячьих ног и частые-частые следы какой-то птицы.

Андреев оглянулся вокруг и вдалеке, за вершинами деревьев, увидел серый дым, поднимавшийся вверх тонкой струей.

— Жилье! — сказал он.

— Наше становище, — ответил Елизар.

Терехов побледнел и стиснул зубы. Ненависть и ревность снова подступили к его сердцу.

Елизар прошел еще несколько саженей и пронзительно засвистел. В ответ ему раздался такой же свист.

— Для чего? — спросил Андреев.

— Чтобы не подстрелили ненароком, — простодушно ответил Елизар, — ноне поляк зимой по-нашему рядится, ну и обознаешься.

Вскоре они подъезжали к становищу шишей. Как и под Можайском, на широкой поляне стояли две избы, обнесенные частоколом. Когда отворились ворота и гости въехали на двор, то увидели на дворе еще несколько наскоро сколоченных из бревен избушек.

Навстречу им вышел человек в рясе.

Елизар сдернул свой колпак и, поцеловав его благословляющую руку, сказал:

— Вот, отец Николай, Григорий Михайлович их к нашему князю прислал. Этот-то, выходит, жених нашей княжны! — указал он на Терехова.

Тем временем гости спешились и поклонились отцу Николаю.

Его мужественное лицо осветилось улыбкой. Он ответил им поклоном и произнес:

— Вот уж обрадовали нас!.. А мы твоей голубицы от хищного ворона не уберегли. Грешны, грешны! Милости просим в горницу.

Гости не без удивления последовали за священником, который, видимо, несмотря на сан, играл роль начальника.

В горнице он усадил их за стол, достал снеди, горячего сбитня, пива и стал беседовать с ними:

— Князюшка-то уж совсем оправился. Встает теперь, только, боюсь, как бы встреча с вами не растревожила его. Ведь я знаю, супротивниками вы были промеж себя.

— Были? — невольно вырвалось у Терехова.

Отец Николай серьезно посмотрел на хмурое лицо Терехова и ответил:

— Да, только были!.. Ведь князь теперь совсем в мыслях своих переменился и только и думает, как найти княжну да ее к тебе представить.

Терехов не ожидал такого ответа и даже откинулся к стенке в изумлении.

Отец Николай поднялся с лавки.

— Постойте, я схожу, скажу ему. Может, он сейчас и сам сюда придет; его только подготовить нужно.

Отец Николай ушел, Терехов и Андреев остались одни. Андреев угрюмо сопел, а Терехов, чувствуя в его молчании укор, боялся Даже смотреть на него. До последней минуты ненависть кипела в нем против Теряева, и вот он услышал о нем такие вести, что за каждую черную мысль свою должен был просить у него прощения. В его сердце происходила борьба, но не успел он разрешить ее, как дверь вдруг распахнулась и в горницу стремительно вошел князь Теряев. Его лицо было бледно, густая, отросшая в течение болезни борода усиливала бледность, а большие черные глаза казались ярче и больше. На бледных щеках выступил румянец.

— Боярин! Князь! — воскликнули они разом, и их руки протянулись друг к другу.

У Терехова вдруг стало легко на сердце, и его лицо просветлело.

— И ты здесь, Семен! — ласково поздоровался с Андреевым князь.

— Для чего же я и друг ему? Крестами менялись, — ответил Андреев и крепко поцеловался с князем.

Лицо Теряева побледнело. Он сел к столу и задумчиво сказал:

— Никогда я не знал подле себя такого друга, а будь такой, может, все по-иному было бы. — Он тяжело вздохнул и задумался, но через минуту выпрямился на лавке и пылко воскликнул, обращаясь к Терехову: — Правду хочу говорить, боярин. Не было у меня более злого врага и противника, чем ты, особенно после Калуги, когда ты надо мной верх взял. Гнал я тогда за тобой погоню, и только Бог спас меня от злодейства, а тебя от погибели. Ну, да было это и миновало. Не помяни лихом! Повидал я Ольгу, говорил с нею, и она мое сердце перевернула. Не захотел я насильничать — насильно мил не будешь, и дал ей слово быть вам одним другом и братом. Она поверила. Не знаю, как ты?

Терехов взволновался, на его глазах сверкнули слезы. Он порывисто перегнулся и, обняв Теряева, произнес:

— И я тебе верю! Будем братьями!

Они трижды поцеловались. После этого Теряев рассказал о всех своих приключениях и о вторичном похищении Ольги. Эта беседа растопила последний лед. Они сдружились.

Терехов с Андреевым поселились в избе Теряева и ждали только окончательного выздоровления князя, чтобы ехать всем вместе на поиски.

— Только почему ты думаешь, что Ходзевич увез ее в Москву? — спросил его Терехов.

— Потому что знаю наверное про это. Ходзевич из полка самого Жолкевского, а он в Москве, да, кроме того, наши его выследили. И даже больше: знаю, что подруга Ольги, Пашка, сбежала от них!

Не в первый раз Терехов и Андреев услыхали про эту Пашку, и ум Андреева поразил образ этой смелой до дерзости девушки.

— Так прежде ее сыскать надо! — пылко воскликнул он.

— Она не пропадет! — заметил князь. — И где искать ее? Может, она к себе на родину ушла. А княжна наверное в Москве. Эх, отпустил бы меня отец Николай скорее.

— Он обещался через три дня! — ответил Андреев и задумчиво вышел из горницы: мысль, что Пашку оставляют в презрении, угнетала его. Вдруг он вернулся взволнованный в горницу и крикнул: — «Вор» в Калуге убит!

Терехов и князь вскочили, пораженные.

— Вор? Откуда весть?

— Сейчас из Можайска Карп пришел.

— Где «вор» убит? Кем?

— Татарином каким-то!

Они выбежали из горницы и опрометью бросились в другую избу. Там толпились шиши, и отец Николай подробно расспрашивал Карпа.

«Вор» действительно был убит татарским мурзой Урусовым во время выезда на охоту под Калугой.

В числе сторонников «вора» был касимовский царь Урмамед, приставший к нему еще во время стоянки в Тушине. Когда «вор» должен был вследствие измены Сапеги бежать из-под Москвы, касимовский царь отъехал от него, пристал к гетману Жолкевскому, вместе с ним был в Москве и оттуда проехал в Смоленск. В то же время его сын Арослан с бабкой были у «вора» и вместе с ним вернулись в Калугу. Касимовскому царю понравилось житье у поляков, но он соскучился по семье и решил съездить в Калугу, с тем чтобы отвлечь сына от «вора» и вместе с ним переехать к полякам. Он приехал в Калугу, однако притворился пред «вором» его приверженцем; но, на его горе, Арослан горячо привязался к «вору» и в одной из пьяных бесед выдал тайные намерения отца.

«Вор» затаил обиду, но решил наказать старика и вот однажды для этой цели пригласил его с собой на псовую охоту. Назначили день. «Вор» выехал вперед за реку Оку и послал за царем. Ничего не подозревая, тот приехал с двумя татарами. «Вор» ласково обошелся с ним и, незаметно отделившись от охоты, остался с касимовцем в чистом поле с двумя палачами, Бутурлиным и Михнеевым. Они бросились на касимовского царя, убили его и его труп бросили в реку, а «вор» прискакал к охоте с криком: «Касимовский царь хотел убить меня, но ему не удался замысел, и он убежал. Скачите и догоните его!» Все бросились в погоню, но, понятно, никого не поймали.

С тех пор «вор» старался придать всему делу вид, будто Урмамед, касимовский царь, бежал и скрылся, но татары догадывались о правде, и друг Урмамеда Петр Урусов однажды в глаза назвал «вора» убийцей. Обозленный «вор» посадил его в тюрьму и держал там шесть недель.