Между тем Антона все не было. Князь сгорал нетерпением и нередко с тоской восклицал:
— Скоро ли?
Слыша этот стон, Анюта вздрагивала, бледнела и прижимала руки к замиравшему сердцу. Ах, что с нею будет, когда уедет ее князь? И она однажды спросила князя:
— Ты уедешь и не вернешься больше?
В ее голосе было столько страдания, что он пожалел ее и ласково ответил:
— Нет, я еду искать девушку. Когда найду ее, вернусь за тобой, Анюта!
Девушка вспыхнула, и ее глаза засияли.
— Ты не обманываешь?
— Верь моему княжескому слову! — ответил Теряев, подумав: «Возьму ее для княжны в сенные девушки».
Анюта радостно всплеснула руками и стремглав выбежала из светелки.
Прошло еще несколько дней.
— Приехал! — вбегая однажды утром в светелку, громко и радостно закричала Анюта.
Князь вскочил и выбежал на двор. Антон спокойно вытирал соломой коня.
— Антон! — закричал князь. — Какие вести?
— Пожди малость, князь, дай коня обряжу.
Анюта подбежала к Антону и, оттолкнув его от коня, сказала:
— Иди! Я с конем управлюсь!
— Ай, девка!.. Золото! — воскликнул Антон и быстро подошел к князю.
Он хотел поцеловать его в плечо, но князь порывисто обнял и расцеловал его.
— Идем, идем! Говори, какие вести! — Он взял за руку Антона и потащил наверх, в светелку.
Антон нехотя шел за ним.
— Ну, говори! — сказал князь, опускаясь на лавку.
— Говорить-то нечего! — ответил Антон. — Этот самый пан был там. Я его жолнером назвался, спросил о нем, а мне и сказали, что он по приказу короля Зборовского искать поехал. Вот и все!
— А про нее? Ведь не с ней же он поехал?
— Про нее никто ничего не знает. Приехал этот пан Ходзевич один с воинами, пробыл день, наутро уехал. У них поход!
— Куда?
— На Москву пошли. Слышь, наши-то тоже рать двинули. Жолкевский у них пошел!
Князь опустил голову.
— Не может быть, чтобы она с ним ехала!
— Надо думать, оставил ее где-либо, — ответил Антон.
— Может, там, в Калуге, и сидит, голубушка! — Князь вздохнул и задумался, а затем спросил: — Верен ли ты мне, Антон?
Тот с укоризной взглянул на него.
— Верю, верю тебе! — поторопился успокоить его князь. — Так вот! Сначала мы с тобой по дороге на Смоленск поедем; всех повыспросим. Если не найдем следа княжны Ольги, поедем к Зборовскому, к самому дьяволу, найдем этого подлеца-поляка, и я из его души вырву признание! — Глаза князя гневно сверкнули. — Скажи деду! Отдохнем и поедем! Да дай ему денег! — приказал он.
Антон вышел. Через минуту в светелку вбежала испуганная Анюта.
— Едешь, князь?
— Еду, милая!
— Приедешь, как обещал?
Князь молча кивнул.
Анюта с криком бросилась ему на шею.
— Не забудь же, милый, а я, я… — И девушка зарыдала.
Князь смутился, но у него опять не хватило духа разбить ее сердце. Он тихо снял со своих плеч ее руки, угадил ее на лавку и вышел. Навстречу ему шел дед. Его богатырская фигура, смелое лицо с белой бородой по пояс внушали невольное почтение.
— Стыдно, князь, — заговорил он издали, — за уход да за ласку обидой платить.
— Что, дед, говоришь, в толк не возьму?
— Да разве можно казной платить? На что мне золото? Я за ласку делал да за доброе спасибо! — ответил старик с возмущением.
Князь подошел к нему и обнял его.
— Прости, старик, не хотел тебя обидеть! Ласка лаской, а деньги оставь у себя. Время теперь воровское, деньги в сапоге не мешают, а в нужде вызволят. Если меня обидеть не хочешь, возьми хоть для внучки.
Лицо старика прояснилось.
— Ну, ин быть по-твоему! — сказал он, улыбаясь. — А я думал, ты меня по гордости обидеть хочешь.
— Что ты, что ты, дед! — произнес Теряев и стал торопить Антона. — Ахти! — воскликнул он. — У нас одна лошадь!
— Не беда! — добродушно ответил Антон. — Садись на коня, а я рядком по-пешему. Небось не отстану!
— Худо так, надо по дороге коня достать!
Но пока пришлось ехать одному князю.
Был вечер, тихий, теплый, когда он выехал с мельницы. Антон ровным шагом шел подле него. Долго Анюта смотрела вслед удалявшемуся всаднику. Слезы жемчугом катились из ее глаз.
Глава XIV
Беглянка
— Не могу так ехать! — сказала Ольга, еле удерживаясь в седле от быстрой скачки.
— Ах, девушка! — воскликнула Пашка, сдерживая своего коня. — Ведь за нами может быть и погоня.
— Мы спрячемся. Теперь мы вольные птицы. А ежели что, так ведь… — И она указала на саблю.
Они поехали шагом. Влажный лес окружал их.
— Вот тебе весело, — мрачно заговорила Пашка, — а меня все жуть берет. Тяжело мне на сердце.
— Да неужто по поляку тоскуешь? — с удивлением спросила Ольга.
Пашка презрительно тряхнула головой.
— Плюю на него я, а так… — И она хотела сейчас же рассказать Ольге о своей жестокой расправе с поляками, но вовремя сдержалась.
— А ведь мы, Паша, и дороги не знаем, — сказала Ольга.
— Дорогу! — ответила Паша. — Дорога знаю, что дальняя, а где она, про то от первого встречного узнаем!
— Дай-то Бог! А знаешь, Паша, я есть хочу!
— А за чем дело стало? — ответила Паша. — У меня еды прихвачено с собой, а тут вон ручеек бежит. Сядем!
Они подъехали, слезли с коней и расположились у ручья. Частый кустарник скрыл их от дороги. Пашка быстро и ловко развязала суму и вынула пирог, мед и сушеное мясо.
— Ну а пить, так рукой из ручейка!
Они начали утолять свой голод, потом легли рядом. Небо, нестерпимо жаркое, раскинулось над их головами, немая полуденная тишина окружала их.
Скоро Пашка и Ольга заснули крепким сном. Предыдущие ночи без сна измучили их, и они не чувствовали, не сознавали ничего окружающего…
Медленно ехал ротмистр Млоцкий со своими жолнерами по узким тропинкам леса. Рядом с ним был поручик Куровский. Надоело им обоим стоять под Смоленском, поссорились они с гордым Потоцким и выехали искать счастья на свой риск. Таких отдельных шаек много слонялось по обездоленной Руси. Рыская по всем направлениям, они занимались самым беззастенчивым грабежом, пользуясь, смотря по надобности, то именем короля, то именем «калужского вора». Млоцкий в крайнем случае думал пристать к отряду казака Заруцкого или Зборовского, а пока что попытать счастья на свой риск.
— Я, пан мой, — сказал он своему поручику, — бывал в переделках. Где и разжиться нам, как не тут. А под Смоленском мало пользы рыцарю.
— Мне, пан ротмистр, мало надо, — скромно говорил его поручик, живая копия Дон Кихота. — Только чтобы приехать на Литву и свое именье выкупить.
— Выкупишь, пан, и новое купишь еще! — уверенно подтвердил Млоцкий. — Одна хорошая церковь — и мы сразу станем богаты, как жиды.
— Давай Бог, — вздохнул поручик.
— А там мы на Литву — и конец войне! Пусть дурни сражаются. Ха-ха-ха!
— Верно, пан! — ответил поручик, и полуденная тишина огласилась грубым, раскатистым смехом…
— Ба, кони! — вдруг воскликнул Млоцкий. — И наша сбруя. Так ни русский, ни казак не седлают.
— Может, какие-либо рыцари, едущие к пану крулю, — заметил поручик, смотря на коней Паши и Ольги, которые, вероятно приняв смех офицеров за призывное ржание, вышли из чащи и теперь недовольно встряхивали гривами.
— А ежели так, то у них, может, найдется по фляжке доброй водки. Составим компанию! — сказал всегда охочий до еды Млоцкий. — Ну-ка, пан, сходи с коня. Поищем рыцарей! Эй, Антусь, держи коней! Стой! Привал будет! — крикнул он жолнерам и слез с коня.
Длинный поручик последовал его примеру, и они оба углубились в чащу искать рыцарей с вином.
Смело пробирались они в чаще кустов и вышли на лужайку, среди которой протекал ручеек.
— Эге! — потянув носом, сказал Млоцкий. — Доброе место для маевки!
— А вот и они сами! — И длинный поручик указал на две пары сапог со шпорами, торчавшими из травы.
— Эх, бесовы дети, поели и спать завалились, — ухмыляясь, заметил Млоцкий и тихо, крадучись, подошел к спящим и вдруг остановился в изумлении, увидев молодые безусые лица и нежные, как у женщин, руки. — Ге-ге-ге, — сказал он тихо поручику, — что за ладные хлопцы! Впору паненкам!