– Правда? – Хвост опять замолотил по полу. – Мне можно пойти с вами?!

– Иезус Мария!.. Ну пошли, что ж с тобой делать?!

Иголка к прибавлению в отряде отнеслась спокойно. Вообще, полноценный отдых в конюшне и торба овса вновь вернули ей боевое расположение духа, и она сразу взялась воспитывать пса.

– Господин капитан является командиром нашего отряда. Ты запомни – командир для солдата царь и бог, он один решает, когда тому спать, когда есть, а когда в бой идти и помирать. Приказы господина капитана не обсуждаются и выполняются точно и в срок.

– Дело знакомое! Служба – она и есть служба.

– Это хорошо, что ты со службой знаком. Но то была караульная служба, а у нас – поход. Не крестовый, конечно, но не менее тяжелый и ответственный. А потому пока будешь подчиняться непосредственно мне – у меня опыта в таких делах побольше будет. Зовут меня Иголка, для тебя – сержант Иголка. Выполняешь все мои распоряжения, конечно, если они не противоречат приказам господина капитана. Послужишь пока рядовым, а там – посмотрим, как себя покажешь. Тебя как зовут?

– Да всяко звали. Чаще всего – Пшелвон и Кабысдох. Иногда – Пес или Бурый…

– Отлично! Будешь рядовой Бурый!

– О, майн готт! – закатил глаза петух. – Капитан фон Котт, сержант Иголка, рядовой Бурый!.. А мне какую должность определите?

– Тебе? – ни на минуту не растерялась Иголка. – Отрядный капеллан! Конечно, отряду капеллан не положен, только полку, но у нас отдельная армейская единица, выполняющая особое задание, так что можно – в порядке исключения. Тебя как зовут?

– Гай Светоний Транквилл, – послушно ответил обалдевший от напора Иголки петух.

– Ну вот и имя у тебя подходящее, капеллан Транквилл!

– Подходящее?! – возмутился пес. – Да его за один раз и не выгав‑гаваришь! Придумал тоже, пижон!

– Ничего я не придумал! – обиделся петух. – У нас на постоялом дворе в прошлом году почти все лето жил ученый монах. Он единственный ценил мою традицию приветствовать солнце, потому что вставал по моему крику. Он мне и дал это имя. Так что можно считать, меня почти по‑настоящему окрестили! Он мне и труды всяческие ученые читал… Ну не мне, конечно, просто сидел у окна и читал вслух. А я запоминал…

– Излишняя ученость для солдата только во вред! – безапелляционно заявила лошадь. – Начнешь на поле боя задумываться о всяких хреномантиях и астролябиях – тут тебя и убьют. У хорошего солдата в голове должно быть две мысли – как живым остаться и как врага победить.

Я молча ухмылялся, слушая болтовню Иголки. Как все‑таки хорошо, когда путешествуешь с верными друзьями. Ну ладно – пусть Бурый недалек и груб, но таковы ведь по большей части все ландскнехты. Пусть петух высокомерен и зануден – у всех есть свои недостатки. Главное, что мы движемся вперед, в седельных сумках хватит еды на пару дней, да и солнце решило под конец осени побаловать нас… В груди у меня нехорошо екнуло. Конец осени! Да что со мной?! Еду, улыбаюсь, словно на прогулку отправился. А время‑то уходит! Осталось всего девять дней и бог знает сколько миль до Куаферштадта. А там еще предстоит как‑то пробиться к его величеству Пусию Первому и убедить помочь мне… При том, что в прошлую нашу встречу я ему, кажется, не особо понравился.

– Значит, так, орлы. Отставить разговорчики, – скомандовал я. – Сержант Иголка доходчиво объяснила задачу, теперь слушайте мой приказ. Приказываю осуществить марш‑бросок отсюда и… э‑э‑э… до заката. Марш‑бросок приказываю осуществлять сержанту Иголке легкой рысью. Я и отрядный капеллан следуют верхом, рядовой Бурый сопровождает пешком. Рядовой!

– Я!

– Когда устанешь, подавай сигналы голосом – тогда и остановимся на привал.

– Есть!

– Вперед! Марш!

– В поход, труба зовет…

– Иголка!

– Что-то не нравится мне рядовой Бурый, – склонившись почти к самому моему уху, прошептала Иголка. – Неважно он выглядит.

– Ты даже специально не смогла бы подобрать менее подходящее слово. «Неважно!» – Петух, разумеется, не мог остаться в стороне. – По‑моему, слова «скверно» или «хреново» подходят к его виду гораздо больше. А я бы выразился еще более определенно – еще пара таких марш‑бросков – и ваш «рядовой» подохнет.

Я посмотрел на дремлющего у костра Бурого. Пес и впрямь выглядел плохо. Оно и понятно – Бурый уже давно немолод, причем большую часть жизни просидел на цепи. Бежать весь день за лошадью, пусть даже и скачущей легкой рысцой, даже для молодой собаки тяжело, а нашего старика это просто медленно убивало.

– Он сам решил идти с нами. Я его предупреждал…

– Да я ж ничего и не говорю. – Иголка тряхнула гривой. – Ясное дело – поход есть поход. Просто заметила, что выглядит он…

– Помолчи лучше. – Петух укоризненно посмотрел на лошадь. – Осталось пять дней…

– Мы могли бы уйти ночью, – сказал я, ни к кому конкретно не обращаясь. – Он бы не стал нас догонять, просто не смог бы. Оставим ему часть еды… даже – большую часть. Если скакать быстро, то дня через два мы будем уже в Куаферштадте. Два дня голод можно потерпеть.

– Да, хорошая идея… наверное, – неуверенно протянула Иголка.

– Это единственный выход. – Петух отвел глаза.

Я и сам понимал, что это – единственный выход. Выход, который мне совсем не нравился. Отсюда Бурый не сможет вернуться к человеческому жилью. Последнее селение мы миновали очень давно, да и что ему там делать? Принимали нас, правда, хорошо, но одно дело – бродячий цирк, а совсем другое – бродячий пес. Бурый смог бы выжить в большом городе, но не в селе. Думмкопф остался далеко позади, а до Куаферштадта пес будет добираться не два дня и даже не пять… Я обернулся, посмотрел на слабо закашлявшего во сне Бурого. Проклятье!

– Иголка. Возьмешь его в седло.

– Капитан! – Иголка растерянно фыркнула. – Но так мы вообще никуда не успеем!

– Глупец! – С какой‑то странной ноткой в голосе проскрипел петух.

– Приказы капитана не обсуждаются, а выполняются точно и в срок, – устало прикрыв глаза, процитировал я. – В чем дело, сержант? Мы все вместе с псом сейчас весим меньше, чем я один, когда был человеком.

– Дело не в этом! Я не смогу скакать с Бурым в седле – он свалится!

– Пойдешь шагом. Все равно надо найти какое‑то убежище и переждать хотя бы один день – видишь, он совсем раскис, кашляет.

– Где ж его найти?

– Милях в пяти дальше по дороге есть какое‑то жилье. Я чувствую запах дыма и готовящейся еды.

– Но…

– Все! Обсуждение закончено.

Взгромоздить пса на седло оказалось задачей не из простых, но в конце концов это удалось сделать. Иголка поначалу опасливо косилась на «поклажу», но потом приноровилась и потрусила более уверенно. Можно будет, пожалуй, ехать в таком темпе… правда, до столицы мы доберемся нескоро, но теперь это уже неважно – решение принято и жалеть о нем бессмысленно. А сегодня нужно обязательно устроиться в тепле.

Запах дыма, который я уловил вчера, постепенно усиливался, потом его почуяла и Иголка.

– Похоже, топится печь, но не рядом с дорогой, а где‑то в лесу… Что скажешь, Бурый – у тебя‑то чутье лучше?

– Дом, – подумав, прохрипел беспомощно свисающий поперек седла пес. – Деревянный. Маленький – одна комната. В доме четыре человека. Давно не мылись. Вооруженные… Все это в двух милях от дороги, в лесу… Все, ничего больше не чую – уж простите, капитан, хворь совсем чутье отбила.

– Ничего, ты молодец – вон сколько всего рассказал.

– Не нравится мне это, – влез петух. – Четыре вооруженных человека в избушке в глухом лесу. Тебе это ни о чем не говорит?

– Говорит. – Я посмотрел на тяжело дышащего пса. – Поехали, Иголка.

– Ты с ума сошел? – завопил Транквилл. – Это же разбойники!

– Поехали, сержант, – повторил я. – Есть у меня кой‑какие мысли относительно избушки и этих разбойников.