На самом деле никаких особых мыслей у меня не имелось. Но в тот момент, когда я понял, что проиграл эту ставку, во мне проснулось порядком забытое чувство абсолютной свободы. Когда‑то давно, новобранцем, я выходил с этим чувством на поле боя и не боялся ни меча, ни пули. Постепенно, становясь старше, приобретая опыт и шрамы, я научился ценить свою жизнь и стал осторожен. Да, шишек и синяков поубавилось, но и легкость бытия куда‑то испарилась. И вот теперь мне вновь нечего было терять. И во мне вновь не было страха. Я мог бы сейчас в одиночку напасть на целую армию, но попались какие‑то четыре жалких разбойника. Что же, тем хуже для них!

Избушка обнаружилась всего в паре миль от главного тракта, причем ни отдельной дороги, ни даже тропинки к ней не вело. Действительно, небольшая такая изба из почерневших от времени бревен, слегка покосившаяся, но все еще вполне способная служить жильем. Возможно, когда‑то в ней жил местный егерь… на самом деле – возможно, там и сейчас вовсе не разбойники, а по‑прежнему живет егерь, а остальные трое – его помощники. Ну… значит, ему крупно не повезло!

Спешившись, я сделал знак своим спутникам затаиться, а сам прокрался к избе, отыскал затянутое бычьим пузырем окно, осторожно проколупал дырочку и заглянул внутрь. В тусклом свете единственной масляной лампы за столом сидели четыре оборванца. Судя по комментариям и азартным возгласам, в избушке резались в карты. Я поочередно рассмотрел всех участников игры. Нет, все‑таки на егеря сидевший во главе стола мужик походил мало. Слишком уж запущенный и диковатый у него вид. Одет в какое‑то рванье, причем явно раньше все детали его наряда принадлежали разным людям, борода неопрятным веником, на голове – колтун. Сразу видно, что человек давно из леса и носа не высовывал. Остальные трое ничуть не лучше. Прав наш Гай Светоний Транквилл – это разбойники. Ну тем лучше. План у меня уже созрел.

Я вернулся к отряду и обрисовал свою гениальную идею.

– Большего бреда я не слышал, даже когда лежал в яйце в окружении кур‑наседок! А они, замечу, интеллектом уступают даже людям!

– Капитан… по‑моему, этот план нуждается в доработке, – деликатно высказалась Иголка.

В общем, поддержал меня только Бурый, который, как выяснилось, вовсе не спал и слышал весь наш разговор. То, что я несмотря ни на что решил везти его дальше в седле, так потрясло бедного пса, что он совершенно потерял способность критически воспринимать мои идеи. Впрочем, мне сейчас как раз и не нужна была критика.

– Вот что, братцы… Напомню вам, что точно так же вы восприняли мою идею с цирковым выступлением. И что? Я оказался прав! Теперь мы легко зарабатываем себе на ночлег и еду. Все‑таки тут – под кошачьей Шкурой – я остаюсь человеком, а значит, лучше знаю людей, чем вы. И если я говорю, что этот трюк против разбойников сработает – он сработает. Да, это опасно – все‑таки против нас будут вооруженные и, как мне показалось, не совсем адекватные люди. Видимо, от постоянного сидения в лесу мозги у них слегка набекрень. Но это лишь увеличивает наши шансы. Я не хочу вас принуждать – кто боится, может остаться здесь и подождать. Мы пойдем с Бурым – может быть, даже нас двоих хватит…

– Я вас одного не отпущу! Что вы такое говорите, господин капитан! – с обидой в голосе воскликнула Иголка. – Мы же в бой всегда вместе шли! Плечом к плечу… гм… ну в общем, вместе!

– А что вы на меня так смотрите? Не надо на меня так смотреть! Вы со своим ко‑ко‑копитаном можете сходить с ума ско‑ко‑колько угодно. Я в этом не участвую!

– Ладно, тогда посидишь здесь…

– Здесь?! Один?! А если здесь лисы водятся? Волки? Медведи? Хорьки?! А‑а‑а! Я понял ваш замысел! Вы хотите избавиться от меня! Так вот, я вам ответственно заявляю – не выйдет! Я иду с вами!

– Хорошо, тогда всем тихо! Действуем по плану. Ждем темноты…

Осенью в лесу темнеет рано, так что долго ждать нам не пришлось. Мы подкрались к избушке. По моему сигналу Иголка ударом копыта высадила окно и отскочила. Бурый заглянул в дыру и улыбнулся щербатой ухмылкой.

– Ку‑ка‑ре‑ку‑у‑у! – истошно завопил спрятавшийся под окном петух.

Тут же Иголка вышибла второе окошко, Гай Транквилл вспорхнул на подоконник, захлопал крыльями, вытянул шею, и протяжное лошадиное ржание разнеслось над избушкой.

Иголка быстро обскакала вокруг дома и вышибла третье окно, просунула морду внутрь, а я постарался издать самый заунывный мяв, на который был способен.

– Му‑у‑у‑а‑о‑о‑в‑у‑у‑у‑у!

– Так, Иголка, теперь осторожно – нужно только сорвать щеколду. Если ты вышибешь дверь, в избе ночью будет холодно.

Иголка нанесла точно рассчитанный удар. Дверь распахнулась, и я торжественно переступил порог. Разбойники уже не играли в карты, а сбились в углу, бестолково ощетинившись кинжалами. Судя по лицам, моя маленькая импровизация произвела на них сильное впечатление. Выдержав значительную паузу, я стянул шляпу, расстегнул воротник плаща. Разгладил усы.

– Мама… – простонал один из разбойников, роняя тесак.

– Вы заблуждаетесь, милейший, – вежливо произнес я, усаживаясь на стул. – К вашей маме я не имею ни малейшего отношения и даже не имею чести ее знать. Я тут, знаете ли, по делу. Не хотите присесть? Нет?.. Ну как будет угодно. Так вот, у нас в аду сейчас образовался некий избыток места для грешных душ – несколько пустых котлов с кипящим маслом, парочка раскаленных сковородок и уютная яма с нечистотами и змеями. Мы решили, что ваши души уже давно готовы занять эти места.

Главарь тихо завыл, бросил кинжал и, повалившись на колени, забормотал что‑то невразумительное. Остальные разбойники немедленно последовали его примеру.

– Что? Я что‑то не пойму… А! Понимаю! Не хотите в ад?

Разбойники так старательно замотали головами, что у меня началась морская болезнь.

– Но что я могу поделать? Решено было, что вы сегодня умрете. Отряд стражников из столицы уже выехал. К утру они будут здесь, шериф тоже едет с ними, так что суд будет скорый, беспощадный, но местами справедливый. Вы ведь много преступлений совершили? Ну вот вас теперь и повесят. Прямо здесь, возле избушки, а потом я заберу ваши души, и все расстанутся довольные друг другом.

Разбойники хором жалобно загомонили, недвусмысленно демонстрируя, что они таким решением точно довольны не будут.

– Нет, ну вы, конечно, еще можете попытаться себя спасти, – заговорщицки подмигнул я. – В селе, что в противоположной от столице стороне, есть церковь. Если успеете до нее добежать и покаяться, вам, возможно, дадут убежище…

В дверях все четверо столкнулись и закупорили проем не хуже пробки в бутылке шампанского.

– А может, все‑таки передумаете? Право слово – котел с кипящим маслом…

– Чпок! – Каким‑то образом все четверо сумели протиснуться в дверь и исчезли в темноте.

Выйдя на крыльцо и прислушавшись к стремительно удаляющемуся треску кустов, я покачал головой.

– А ведь они не в ту сторону побежали. Там как раз столица…

– Так их ведь поймают! – ахнул Бурый.

– Тук‑тук! – постучал себя по голове крылом Транквилл. – Есть кто дома? Кто их поймает?

– Ну этот… как его… шериф со стражниками! А‑а‑а…

– Дошло? Ладно, вы как хотите, а я спать. Приличные петухи ложатся спать с курами! Мне, между прочим, рано вставать завтра…

– Только попробуй опять закукарекать посреди ночи! – рыкнул Бурый. – Загрызу!

– Попрошу вот без этих угроз! Ничего не могу поделать, природа у меня такая – первым приветствовать солнце!

– А моя природа терпеть не может, когда меня будят посреди ночи! Я тебя предупредил: – поприветствуешь солнце – это будет последний раз, когда ты его приветствуешь.

– Все, хватит! Сейчас ужинать и спать! Иголка, я осмотрел конюшню, там сплошные щели в стенах и крыша протекает, так что тебе лучше тоже устроиться в избе – холодно и дождь, кажется, скоро будет.

– Есть, капитан!

Я запер ставни, прикрыл дверь и устроился на лавке рядом с печкой. Продолжающего кашлять Бурого уложили тут же, укрыв всеми тряпками, что нашлись в доме. Петух устроился на печке рядом с трубой, распушил перья и мгновенно заснул. Иголка тоже заснула почти сразу, один я маялся, глядя на пляшущий в летке огонь.