– Как же мы тогда собирались украсть автомобиль? Марко пожал плечами:

– Я бы его все равно завел.

– Ты бы завел его ручкой?

Марко не стал отвечать на вопрос, вместо этого он решил сам кое о чем спросить Лию.

– Почему ты не стала звать на помощь, когда на пороге хлева появился старик?

Лия и сама не понимала, почему не сделала этого. Стоило ей увидеть старика на пороге хлева, как она в долю секунды поняла, что это ее шанс на спасение.

Спасение от Марко.

Она же хотела этого, не правда ли?

Ведь он ее враг, не так ли?

Его разговоры о том, что он хочет ее спасти, не более чем очередная ложь. Почему он вдруг начал говорить правду, после того как все время, пока любил ее, беспрестанно лгал…

По крайней мере ей казалось, что он любил ее…

Хотя, возможно, и это было ложью.

– Лия!

– Что? – резко ответила она, раздраженная его шпильками.

– Почему ты не закричала?

– Потому что решила, что если я закричу, ты застрелишь старика. Да и меня тоже, – добавила она для пущей правдоподобности.

Наступило молчание. Лия украдкой взглянула на Марко – он смотрел вперед, сквозь ветровое стекло. Помолчав еще немного, он спросил:

– Ты и в самом деле думаешь, что я застрелил бы его?

– Да, – солгала она.

– И тебя?

– А разве нет? – Она внимательно посмотрела на него.

Он нахмурился, затем нервно оглянулся назад, явно чем-то отвлекшись.

– Ты разглядела знак?

– Какой знак?

– Мы только что проехали знак у поворота. Его заслоняли ветки, и я не смог как следует разглядеть. Лия тоже оглянулась.

– Ой, нет, я тоже не разглядела. «Я была слишком занята мыслями о том, смог бы ты застрелить меня или нет».

– Черт! Там впереди развилка, а мне надо точно знать, куда ехать. Нам надо держать на северо-запад.

– Почему именно на северо-запад?

– А почему бы и нет? – Марко резко вывернул руль направо, дорога стала намного лучше. – Эта дорога должна привести нас в город.

– В какой город?

– В ближайший город, – сказал он, словно удивляясь ее непонятливости. – Нам надо попасть в ближайший город.

– Зачем?

– Бензобак почти пуст. Еще вопросы есть?

– Тебя это волнует?

– По правде сказать, да.

– Это почему?

Лия заметила, как у него заходили желваки, и мысленно улыбнулась. Почему ей доставляет такое удовольствие мучить его?

Как вообще может что-то в нем доставлять ей удовольствие после всего того, что он ей сделал?

На какой-то краткий момент ей даже доставила удовольствие утренняя езда по туманной сельской местности.

Как такое может быть? Ведь по идее, она сейчас должна быть просто в панике от ужаса.

Она же не верит ни единому его слову, так? Что он плетет? Спаситель, видите ли, хочет избавить ее от темного злодея Виктора Кэвала.

Если честно, то она не купилась на эту дохлую муху, ведь правда?

Конечно, нет.

Если бы он был на ее стороне, то не стал бы так по-варварски с ней обращаться. Не стал бы наставлять на нее пистолет, не стал бы похищать…

Или стал бы?

Он решил, что сможет заставить ее идти с собой только под угрозой силы.

Он уверен на сто процентов, что прав. Она бы ни за что не пошла с ним добровольно.

Хотя…

Ведь было такое время, когда она по одному только его знаку, не говоря уже о просьбе, не задумываясь пошла бы за ним на край света.

Но тогда он не позвал ее на край света.

Было время, когда она умирала от страха при одной мысли, что когда-нибудь им придется сказать друг другу «прощай». Хотя никто из них никогда не говорил о расставании, они не считали его неизбежным.

Она знала, что рано или поздно Марко покинет дом Виктора Кэвала, и шестое чувство подсказывало ей, что он не позовет ее с собой.

Да, Лия никогда не тешила себя надеждой, что их отношения продлятся долго. Даже когда, разморенные любовью, они лежали обнаженные в объятиях друг друга и фантазировали о том, что когда-нибудь уплывут на какой-нибудь райский остров, где их не будут терзать проблемы реального мира.

Вот и исполнилось их желание, правда, в страшно уродливой форме, – они едут из реального мира в какое-то Зазеркалье, все дальше и дальше от мира нормальных людей.

Но ехали они не в рай. Отнюдь не в рай.

Они ехали в ад, твердо решила Лия, в ад, потому что Марко был не тем человеком, которого она когда-то любила.

Да и она сама уже не та женщина, какой была тем летом.

И все же…

В ее душе осталась какая-то потаенная часть, которая продолжала стремиться к некой таинственной части его души.

Она лишь отчаянно надеялась, что он не вздумает еще раз ее поцеловать…

И не дай Бог, если им, как и в предыдущую ночь, придется остановиться на ночлег в каком-нибудь тесном и уединенном месте.

По крайней мере она перестала задавать вопросы, подумал Марко, украдкой взглянув на Лию. Последние двадцать минут она молча, с мрачным видом смотрела на дорогу.

Но по непонятной причине он внезапно ощутил тоску по общению, заскучал по ее голосу, хотя был рад, что закончились ее вопросы.

Бесконечные вопросы, на которые он не мог вразумительно ответить.

Он не смог бы сейчас даже попытаться найти подходящие ответы.

Как мог он объяснить ей, кто он такой, что они делают и куда едут?

Она бы ему все равно не поверила.

Да даже если бы и поверила…

Марко не мог раскрыться перед этой женщиной больше, чем раскрылся, потому что и так показал ей слишком много. Конечно, он не говорил ей о своем прошлом и о том, кто он на самом деле, но успел рассказать ей очень важные вещи о себе.

Например, он позволил ей нащупать свое самое уязвимое место, эксплуатируя которое его можно очень сильно и глубоко ранить.

Это не очень-то приятно в том мире, к которому он привык и в котором боль и потери преследовали его с колыбели и, как он подозревал, будут преследовать его до самой могилы.

Оглядываясь на свою жизнь, он не смог бы указать тот поворотный, решающий момент, который определил, кем ему быть, кем он станет.

Может быть, это был тот день, когда ему едва исполнилось два месяца и какие-то подонки, ограбившие продуктовую лавку их семьи, убили его отца? Марко тоже был там, лежа в своей колыбельке за кассой. Там же были его мать, сестра и два брата.

К счастью, в памяти Марко не сохранилась картина того, как пуля разнесла вдребезги череп отца и как другая пуля вонзилась в тело старшего брата, Эдуарде, который бросился на грабителей. Он не помнил, как из подсобного помещения, услышав выстрелы, выбежала мать, не помнил, как страшно кричали второй брат, Чико, и сестра Хасинта.

Однако Марко не сомневался, что ужас того дня наложил неизгладимый отпечаток на его детское сознание: на всех детских фотографиях он прижимался к ногам матери, глядя в объектив затравленными голубыми глазенками.

Не запомнил Марко и тот день, когда его мать повторно вышла замуж за Хуана Рамиреса, дважды разведенного таксиста, отчаянного бабника и охотника за красивыми женщинами. Этот Рамирес был их соседом по лестничной клетке.

А Анна, мать Марко, была исключительной красавицей.

Такой же красивой была и сестра, которой было восемь лет ко времени повторного замужества матери.

С отчетливой, тошнотворной ясностью Марко вспомнил тот день, когда, придя из школы, он увидел в гостиной голого Хуана, лежавшего на плачущей Хасинте. Помнил Марко и охватившую его ярость, когда он бросился на отчима, отчаянно колотя его по голой жирной заднице. Вскочив, Хуан сделал то, что он делал всегда, когда был зол и пьян, – обрушился с кулаками на первую попавшуюся живую мишень, на Марко. Он избил мальчика до синяков, и Марко очнулся только на следующий день в своей кровати. Рядом сидела плачущая мать. Она очень хотела знать, чем Марко разозлил беднягу Хуана, и когда сын рассказал ей, что делал ее муж с Хасинтой, мать неожиданно ударила его по нестерпимо болевшему после побоев лицу.

После того случая мать разлюбила Марко.