Райна приуныла, но тут же вновь воспряла духом:

— Было бы доброе начало, а конец придет сам собой. Ты всего добьешься, если уговоришь короля и Эдвина.

— Я уже давно думал об Эдвине, — он старался отвлечься от многочисленных «если» да «кабы», — и я заметил в нем одну странность. Может, поможешь мне разобраться в ней?

— Что за странность?

— По саксонскому обычаю он как приближенный короля должен был умереть вместе с ним, но Харволфсон пережил его и вернулся в Этчевери, чтобы возглавить мятеж.

— Да, он вернулся, но перед тем побывал в царстве мертвых.

— Дора, — догадался Максен.

Вздрогнув, она отодвинулась:

— Значит, ты знаешь.

Он пожал плечами:

— Я слышал, что колдунья вдохнула в него жизнь.

— Возможно.

— А ты уверена, что он был мертв?

Чувствуя себя не в своей тарелке, девушка молчала, затем проговорила:

— Эдвин не верит этому. Он всегда говорил, что жизнь, должно быть, еще теплилась в нем, когда Дора вытащила его из-под груды мертвецов.

«Значит, Харволфсон не язычник, а христианин, это уже хорошо», — подумал Пендери, а вслух спросил:

— Он был тяжело ранен?

— Наверно, Эдвин бы умер от многочисленных и серьезных ран, но Дора его выходила. Между прочим, он хотел умереть, чтобы избежать позора, поскольку король умер, а он остался жив.

— Если это правда, то почему сакс потом не покончил с собой?

— Он бы так и сделал, но, выздоровев, он пошел в деревню, где своими глазами увидел, что натворили норманны. Тогда в его душе закипели ненависть и жажда мщения, пересилившие желание свести счеты с жизнью.

— Месть…

— Месть, — подтвердила Райна.

Максен смотрел в ее лицо — в глазах саксонки появилось сожаление.

— Ты ответила на мои вопросы, — нежно произнес он. — И прошу не думать об этом.

Девушка широко открыла глаза:

— Это не так просто!

— Нет, конечно, но все же попытайся.

Она улыбнулась.

— Попробую, — и легла.

Лучше бы отдаться любовным утехам, но мысли норманна были заняты Эдвином. Он будет иметь дело с человеком чести и человеком мести, добрым со своими и беспощадным к врагам, христианином, но державшим рядом с собой колдунью, твердым, но и гибким, готовым к согласию, когда это не противоречит законам чести.

Пендери долго размышлял о Харволфсоне, лежа без сна в огромной постели, с трудом избавляясь от мрачных мыслей. Укрыв одеялом спящую Райну, он оделся и пошел искать Элан и Гая. Но сначала норманн наткнулся на Кристофа, игравшего в шахматы с самим собой.

— Я бы назвал это любовью, — заметил он и, сделав ход конем, взял пешку.

Максен ощетинился:

— Любовь? О чем это ты?

Встав, юноша сел с другой стороны шахматной доски:

— Об Элан и Гае, конечно. О ком еще я могу вести речь?

«Дерзкая нынче молодежь», — раздраженно подумал Максен.

Кристоф говорил об одних, а имел в виду других. Юноша понимал, что ни Райна, ни Максен не признаются в своих чувствах, поэтому завел речь об Элане и Гае.

— Если ты хочешь мне что-то сказать, Кристоф, то говори, — потребовал Пендери-старший.

Неохотно тот оторвал глаза от шахматной доски и откинулся на спинку кресла:

— Я уже сказал. Сэр Гай и наша сестра неравнодушны друг к другу. Это не обычная дружба, как они считают.

Пендери пристально вглядывался в лицо брата, но оно оставалось непроницаемым. Недовольно вздохнув, рыцарь уселся в кресло:

— Почему ты так думаешь?

Кристоф скрестил руки на груди.

— Наверно, потому, как они смотрят друг на друга… или как держатся за руки… — Юноша пожал плечами и улыбнулся, видя, как насторожился брат. — Но больше всего меня убедили в этом их поцелуи.

Максен чуть не подпрыгнул:

— Целовались?

— Да, в саду.

Рыцарь вскочил, готовый кинуться на поиски Торкво, но Кристоф загородил ему дорогу:

— Не лишай Элан единственного человека, способного держать ее в руках.

— И позволить ей еще пуще распускать свой язык?! — взревел Пендери-старший, не остерегаясь посторонних ушей. — К тому же пустят грязные сплетни.

— Один поцелуй вряд ли даст пищу для слухов.

— Это неприлично, — не сдавался Максен.

— Если, конечно, он не предложит ей руку и сердце.

Рыцарь недоверчиво прищурился:

— Ха, как же, предложит!

Кристоф усмехнулся:

— Я не думаю, я знаю.

— Откуда?

— Подслушал разговор.

— Выкладывай!

— Сэр Гай спросил у Элан, согласится ли она на то, чтобы он испросил у ее отца разрешение на их брак.

Пендери-старший молчал, а Кристоф добавил:

— Хорошая будет пара.

— Почему ты в этом так уверен?

— Не забывай, что наша сестра беременна, но не связана узами брака. Кто еще мог ей предложить руку и сердце, зная, что с ней произошло? Элан это будет угнетать до конца ее дней. Сэр Гай — достойный человек — добрый, честный и великодушный. Она носит под сердцем чужого ребенка, а он готов жениться на ней.

— Похоже, ты намного мудрее меня, маленький братец, — неохотно согласился с ним Максен.

Кристоф засиял, довольный похвалой. Затем, опустив глаза на шахматную доску, он взял фигуру и сделал ход.

— Я выиграл, — многозначительно произнес он, гордо взмахнув рукой.

Пендери усмехнулся:

— А кто проиграл?

— Мой соперник, конечно.

— Но ты же играл сам с собой?

Юноша взглянул на пустующее кресло, где полагалось бы сидеть противнику.

— Это только так кажется, — хмыкнул он.

В эту минуту Максен понял, как одиноко брату в огромном замке. Его от остальных отделяла пропасть не только из-за молодости, но и из-за хромоты, которая не позволяла упражняться с мечом. Вместо этого он углубился в изучение старинных фолиантов. Пендери-старшему захотелось как-то приблизиться к Кристофу, стать ему настоящим братом.

— Хочешь сразиться со мной?

Юноша сначала удивился, а потом обрадовался:

— Охотно.

Райна проснулась от смеха. Повернувшись, она хотела прижаться к возлюбленному, но его не было рядом, причем, видимо, давно, потому что постель была пугающе холодной. Тут до ее слуха опять донесся смех. Девушка сначала удивилась, но, поразмыслив, решила, что смех не должен казаться странным. Зимой обитатели замка коротали дни играя в шахматы, разгадывая шарады и просто беседуя, перемывая кости соседям. С приходом весны все оживились. Весна возвращала яркие краски, бодрила дух. Прислушавшись, Райна поняла, что смеялись Максен и Кристоф, но вскоре к их голосам присоединились и другие. Она села на постели, протирая глаза, склонила голову. Братья вновь захохотали, заглушая гул голосов.

Она проворно оделась и выскользнула в зал. В чем причина веселья, обуявшего сразу обоих братьев? У очага толпилось дюжины две рыцарей, которые, склонив головы, что-то разглядывали.

— Прошу прощения, — пробормотала саксонка, проталкиваясь сквозь толпу.

Пендери-старший поднял глаза и улыбнулся:

— Посмотри, что со мной сделал мой любимый братец!

Смутившись, она взглянула на шахматную доску, на возбужденное лицо Кристофа.

— Не понимаю.

Взяв ее за руку, рыцарь прижал к себе:

— Видишь, как разумно он поступил, — Максен пустился в подробное объяснение ходов, которые сделал брат, загнав в угол его короля.

Райна слушала краем уха. Ее переполняла радость при виде Максена и Кристофа, которые искренне наслаждались игрой, беседой и были похожи на родных братьев, а не на дальних родственников, коими всегда казались.

— Меня поделом проучили, — добродушно усмехался Максен.

Юноша не без лукавства предложил:

— Еще партию?

— Хочешь опять поставить меня на колени? — Пендери-старший покачал головой. — Не дважды же на дню, братец. Может, завтра?

— Кто-нибудь еще хочет? — оглядывая рыцарей, спросил юноша.

Охотников не нашлось, и обитатели замка стали расходиться. Заметив, что Кристоф огорчился, Максен поспешил его успокоить:

— Да они боятся тебя, вот и все.